Петля Энцелада

Челнок взлетел так круто, что восьмилетнему Сашке Морозову пришлось смотреть на быстро удаляющуюся поверхность Энцелада не вниз, а назад. Он выворачивал шею, не в силах оторвать восхищённый взгляд от вмиг ставших игрушечными гигантских жилых куполов, сверкающих даже ярче окружающего их зелёного льда. Башни буровых установок, снизу казавшиеся прекрасными и величественными, теперь были похожи на бабушкину булавку, которую та зачем-то носила на отвороте халата.
Мальчик впервые самостоятельно летел к бабушке с дедом. Один раз в земной год его отправляли на каникулы, чтобы поправить здоровье, якобы пошатнувшееся за время, проведённое с родителями на маленьком сплюснутом шарике - спутнике Сатурна. И теперь Сашка думал про вкусные вишни и абрикосы в бабушкином саду, про прозрачную реку из пресной воды, а не аммиака, как на Энцеладе. Это было очень странное и сказочное место под названием Земля.

За щекой у Сашки медленно таяла кислющая конфета, а в кармане лежал ещё десяток леденцов, - Боб, пилот челнока, как обычно, сунул не спрашивая. Конфета таяла так медленно и была такой кислой, что Сашка уже подумывал, не пора ли проявить щедрость и вернуть Бобу не только запасные, но и ту, что сейчас лежала во рту.
В иллюминатор стало скучно смотреть. Родной Энцелад, превратившись в звёздочку, скрылся за кормой, а исполинская туша Сатурна, закрывающая собой полнеба, оставалась привычной и такой неизменной, что Сашка на мгновение заволновался, не остановился ли их челнок. Но двигатели гудели ровно, пассажиры спокойно занимались своими взрослыми делами и разговорами, и Сашка закрыл глаза, уютно устроясь в большом и мягком пассажирском кресле. Перед ним сразу возникло смешливое веснушчатое лицо Элис Уайльд. Вот же, наваждение. В переводе на родной Сашке русский язык фамилия Элис была Дикая. Очень ей, кстати, подходящая фамилия. Впрочем, Сашка, сидевший с ней за одной партой, предпочитал об этом помалкивать, дабы не схлопотать от Дикой по уху.
До стыковки с рейсовым гиперпространственным модулем Энцелад-Земля был ещё целый час.

***

Всё, как всегда, шло по графику. Челнок с пассажирами стартовал. Значит через час стыковка с его кораблём. Капитан Александр Морозов упрямо называл свой модуль именно кораблём. Кого он хотел обмануть? Не себя уж точно. Он, как никто, понимал, что между стандартным Гиперпространственным Модулем и кораблём дальней разведки разница такая же, как между древним городским метро и каравеллой Колумба. Даже больше. Поезд метро передвигался по рельсам между двумя станциями, а его ГПМ, по большому счёту, вообще не двигался. Он висел в двух точках Лагранжа, материализуясь поочерёдно и по расписанию то в одной, то в другой. Вся Солнечная система была изрыта кротовыми норами подпространственных переходов, как некогда Москва тоннелями метрополитена. Скука и рутина. Разве о такой работе мечтал он мальчишкой, представляя своё будущее?

Морозов взглянул на часы. Ещё одна странная прихоть капитана – носить на руке этот механический пережиток прошлого. Действительно, пережиток. Эту антикварную игрушку очень любила разглядывать Элис – его первая девушка. Они расстались давным-давно, а вот часы постоянно напоминали о ней. Казалось, вот-вот тонкие пальцы возьмут его за руку, розовый ноготок постучит по стеклу: "Сверим часы, командир?" И как так получилось, что его первая любовь оказалась последней? Это произошло столько лет назад, что Морозов уже не в силах был понять причину своей нелепой обиды. Они вместе поступили в космическую академию на Земле. Они же так подходили друг другу – хладнокровный, рассудительный Морозов и вспыльчивая, непредсказуемая Дикая. Он теперь так и называл подругу, по-русски, уже не опасаясь затрещин. Они любили друг друга. Ведь любили же?

В тот последний их вечер, Александр готовился сделать Элис официальное предложение. А она его опередила, сообщив вдруг, что хочет проходить практику не вместе с ним, на одном из престижных в то время гиперпространственных модулей, а на стареньком грузовике, с его перегрузками, невесомостью и бесконечным текущим ремонтом. Они поссорились. Как оказалось навсегда. На следующий день Элис улетела в свой первый рейс с грузом для Лунной колонии, а Морозов ещё через три дня отбыл на практику в венерианский ГПМ.

Ты говоришь какие-то ничего не значащие слова: «пока», «увидимся», «удачи», поворачиваешься и уходишь. И только потом, оглядываясь назад сквозь время, понимаешь, что они были последними. Через шесть лет он узнал, что Элис погибла во время очередной разведывательной миссии в дальнем космосе. Спустя столько лет после расставания это известие не навалилось горем, не взорвалось в душе отчаянием. Просто просыпаться каждое утро и придумывать себе причину быть счастливым, как он делал все это время, стало невмоготу. Морозов перестал придумывать причины. Он к тому времени был капитаном этого суперсовременного корыта ГПМ, безопасного и надёжного, как весь гражданский флот. А когда спустя ещё три года появилась возможность выбора, перевёлся на маршрут Энцелад – Земля. На Энцеладе прошло их детство. Это был их с Элис дом...
Внизу круглого циферблата возле цифры шесть алела маленькая пятиконечная звёздочка, под ней надпись «Заказ МО СССР», а сверху, красивыми буквами выведено название: «Командирские». Морозов усмехнулся. Командир. Кем командовать-то? Даже помощника капитана, старого Марека, отправили на пенсию, никем не заменив. Вернее, заменив его и остальной экипаж совершенным Искином, который и командовал всей автоматикой модуля, не нуждаясь, по большому счёту, и в присутствии самого капитана Морозова. Вон, даже кресло Марека демонтировали, установив на его месте умный синтезатор кофе, сверкающий и чужеродный в привычной обстановке рубки. И с кем его пить, этот кофе? С Искином?

Ожил коммуникатор.

– Саша, заснул что ли? – голосом Боба заорал подголовник кресла.

А вот и старина Боб – бессменный пилот челнока. Морозов помнил его с самого детства, с первых своих полётов на Землю. Тогда двадцатилетний Боб казался Сашке сказочным рыцарем, укротившим огнедышащего космического дракона. Сколько сейчас Бобу? Пятьдесят пять стукнуло? Вот ведь живёт человек. Мотается между Энцеладом и модулем уже тридцать пять земных лет, и ничего, не унывает. Час туда, час обратно и домой к жене. Нет, сначала с приятелями в бар, а потом к жене. Не нужны ему никакие каравеллы с Колумбами.

– Кэп, а ты сегодня обратно материализуешься? – Боб хохотнул, – Или на Земле переночуешь? Я чего интересуюсь – у нас тут вечеринка намечается. У этого, как его, а неважно. Короче, у него день рождения, он всех приглашает в «Пивной Титан». Присоединяйся. Чего тебе на Земле скучать? И мне компанию составишь, а то я там никого толком не знаю. Молодёжь одна. А пиво в «Титане» классное. У них синтезатор пятого поколения. Давай, соглашайся. Я тебя прямо тут подожду, на орбите. А ты – одна нога там, а другая здесь. Боб опять весело расхохотался собственной старой присказке.
«Так и есть, – подумал Морозов. – принцип действия ГПМ изложен грубо, но верно. Вот такая раскорячка. Так враскорячку и живу». Самым любимым развлечением капитана в последнее время стало перечитывание Инструкции по внештатным ситуациям. Как действовать в случае пожара и разгерметизации. Какая, к чёрту разгерметизация? Вся внешняя обшивка модуля сделана из самовосстанавливаемого сверхпрочного наноматериала. Гореть на борту тоже было абсолютно нечему.

Морозов никогда не признался бы психологу из регулярной медкомиссии, что перечитывает все эти инструкции совсем не для того, чтобы выучить их наизусть. Он и себе не признавался, что мечтает о том, чтобы, наконец, произошло что-нибудь внештатное, нарушающее монотонность службы. Особенно капитану нравился раздел о микросекундных временных аномалиях. Действий на эти случаи предусмотрено не было, просто экипаж ставился в известность о существовании такой вероятности при гиперпространственных переходах.
Боб ждал ответа, но идти на шумную вечеринку не хотелось. Не хотелось и обижать отказом старого друга. Задумавшись, капитан протянул руку за чашкой кофе. Чашки, его любимой рабочей чашки, не было. Как не было и сверкающего кофейного синтезатора последней модели. За несколько секунд, которые понадобились Морозову на то, чтобы закрыть и снова открыть глаза и произнести «Что за бред?», навороченная кофемашина не появилась. Зато на её месте возникло старое, продавленное за долгие годы задом Марека, кресло помощника. Морозов машинально потрогал потёртое сидение кресла, ощутив прохладную гладкую поверхность.

– Искин, что происходит? Доложить немедленно, – Александр даже обернулся и требовательно посмотрел на то место, где должна была находиться основная часть мозга искусственного интеллекта модуля. От резкого поворота голова закружилась. Некоторое время Морозову казалось, что он видит сразу две рубки – нормальную, сегодняшнюю, и старую, которую едва застал выпускником космической академии.
Искин растерянно молчал. Пропал и Боб из эфира. Тем временем шаткое равновесие двух временных реальностей было нарушено. Привычный современный интерьер командного пункта ГПМ истончился и растаял, оставив капитана сидеть посреди допотопных приборов и мониторов.
В обзорном иллюминаторе ровно ничего не изменилось. Все та же бледно-жёлтая туша Сатурна, закрывающая полнеба, вся в кровавых ранах аммиачных туч, словно раздувшееся брюхо давно убитого гигантского животного. Энцелад – отсюда слишком маленький – казался одной из тысяч ледяных крупинок, образующих Кольца.

Неожиданно на старинном мониторе сверкнула метка челнока. Погасла, затем, мигнув несколько раз, засветилась ровным голубоватым огоньком. Челнок шёл на стыковку точно по расписанию.
– Боб, Боб, ты меня слышишь? Боб, ответь ГПМ.
– Пилот-стажёр Роберт Джошуа Холл на связи, сэр, – из динамика раздался удивлённый голос Боба. – Прошу простить, я новенький, не узнаю вас, сэр.
Вместо готовых сорваться с языка ругательств в адрес Боба и его дурацких шуток, интуиция заставила капитана произнести в торчащий из приборной панели микрофон:
– Ничего страшного Роберт, я тоже новенький. Капитан Александр Морозов. Разрешаю без титулов и званий.
– О’кей, капитан, рад знакомству. Через…, – Боб сделал секундную паузу, – через сорок минут будем готовы к стыковке. Одна нога здесь, другая там, сэр, – из динамика раздался знакомый смех пилота.
– Кстати, сэр, у меня на борту пассажир, тоже Александр Морозов. Ваш полный тёзка. Юноша восьми лет, сэр. Удивительное совпадение, да? Или вас, русских, всех что ли так называют? – Боб никогда не мог разговаривать без своих шуточек.
– Нет, Боб, не всех, – охрипшим от чудовищной догадки голосом проговорил Морозов, – конец связи.

Хотел внештатных ситуаций? Вот, получай, – капитан Морозов откинулся на спинку кресла и вытер пот со лба. – Микросекундные временные аномалии, неучи яйцеголовые. А что вы про это скажете? Такой аномалией тоже можно пренебречь? Или опять будете бубнить, что существует несколько противоречивых теорий, объясняющих природу петли времени? Что по многолетним