Вечный спор

В причудливых горах между небом и землёй живут странные сущности, что именуются чувствами.
В идеальном доме с эфемерными башенками обитает очень красивая девушка. Она выходит на лужайку в пышном светло-розовом воздушном платье и соломенной шляпке с большими полями, чтобы солнышко не трогало её белоснежную кожу. От неё исходит чудесный свет, который струится до самой земли, и те, кого касается этот свет, ловят флюиды и становятся такими же светлыми и солнечными, как улыбка той девушки, которую зовут Любовь.
Рядом соседка – полная противоположность, потому что она носит только тёмные одежды и шляпку с чёрной вуалью, может, потому что никогда не улыбается. И взгляд её не сулит ничего хорошего. Дом, в котором она живёт, такой же мрачный. Чёрной тучей она пытается затмить нежный свет, который излучает Любовь. И зовут её – Ненависть.
Захаживает к соседкам и серый господин по имени Страх. Выглядит он каким-то липким и дрожащим. Он никогда не снимает чёрные очки, серое пальто и серую шляпу. И любому, кто ощущал присутствие этого господина, становилось неприятно и как-то муторно на душе. Никто никогда не посещает его дом.
Каждый из них делает своё дело. Но однажды, сидя в беседке на лужайке, они заспорили, кто из них сильнее, какие чувства возобладают в человеке.
– Я самая сильная, – сказала Любовь. – Из-за меня люди становятся добрее, лучше. Они готовы умереть за меня. Они все стремятся меня изведать. Души распахиваются мне навстречу. Как только появляюсь я, у человека учащается дыхание, сердце начинает колотиться, и людей тянет друг к другу.
– Какая ерунда, – молвила Ненависть. – Я самое сильное чувство. Я уничтожаю всё то, что ты, Любовь, внушаешь людям. Я не прощаю обиды и унижения. И все, к кому ты, Любовь, повернулась, извини, задом, они идут ко мне. А я их привечаю, насыщаю, дарю свой гнев. И они уничтожают твои сюси-пуси, подчиняясь мне. Я возникаю по отношению к тому, кто кого-то в чём-то превосходит. И если люди лишь готовы умереть за тебя, то из-за меня они убивают друг друга. Глубокая обида рождает мощную агрессию – и из этого вырастаю я. Так что при моём появлении дыхание учащается, сердце начинает колотиться, и людей отталкивает друг от друга.
– Да, ладно, – вступил в спор Страх. – Ну и возомнили вы о себе, девочки. Что вы обе по сравнению со мной? Это я правлю миром людей. Заметьте, чуть какая-то опасность, пусть даже мнимая, не ты, Любовь, не ты, Ненависть, приходите, а я. И что происходит с человеком? Дыхание учащается, сердце начинает колотиться, только это совсем другое дыхание и совсем другое сердечное подрагивание. Мышцы напрягаются. Если бы люди не боялись, они бы долго не прожили. Потому что часто я их спасаю от опасности. И друг от друга. Я обращаю людей в бегство, заставляю отказаться от принципов.
И так они заспорили, отстаивая каждый свою эмоцию, так закричали, что на шум пришёл старый Мудрец.
– Чего кричите так громко? Вы ничего никому не докажете визгливыми воплями. Лучше попробуйте испытать свои эмоции на конкретных людях. Может, тогда и успокоитесь. А когда разберётесь между собой, тогда расскажете, что у вас получилось, кто прав оказался, а я вас послушаю. И постараемся разобраться в этом сложном вопросе.

***
Берта шла по променаду возле моря, радуясь сентябрьскому нежному дню. Наконец-то она уговорила мужа Гришу поехать к этому мягкому осеннему теплу, к этой ласковой волне, к этому балтийскому солнцу. Но согласился он лишь потому, что недалеко от курортного городка жил его армейский друг, к которому Григорий собирался съездить в выходные. В родном городе шли дожди, и все дни были серыми, как и мысли. Здесь не хотелось об этом думать, но нет-нет да и вспоминалась та тоска, с которой она жила последние годы.
Они с Гришей были женаты уже пять лет. Конфетно-букетный период закончился слишком быстро. Надо, наверное, было на этом и остановиться. Но белое воздушное платье, кружевная фата, море цветов и кукла на капоте затмили все сомнения.  А дальше? Не ужились ни с тёщей, ни со свекровью, пришлось снимать квартиру, и муж время от времени упрекал, что нечего было свой норов показывать перед его мамой, а теперь приходится столько денег выкладывать за съёмную квартиру. Поэтому и детей отказывался заводить и очень тщательно следил, чтобы она не забывала пить таблетки. Потом мать Гриши продала дачу, а её родители – гараж, и они смогли взять ипотеку, которую надо было ещё платить и платить.
Даже здесь, в этой красоте, они с мужем не могли найти общий язык. Он не ездил с ней на экскурсии. Целый день накачивался местным пивом и ложился спать, когда курортники начинали развлекаться. Она же включала телевизор и думала, как ей всё это надоело. Развестись, значит, вернуться в мамину квартиру, ипотека-то не выплачена. Ещё неизвестно, что лучше: слышать храп мужа или ютится в тесноте с родителями и братом.
Берта отказывалась даже себе признаться, что ей хотелось любви. Да такой, как выражалась подруга Динка, чтобы бабочки в животе порхали. У неё никогда не было ни бабочек, ни стрекоз.
– Ой, какой красывий дэвушка.
Берта оглянулась, но рядом не было больше ни одной девушки. Зато на неё смотрел джигит не первой молодости с бравыми усами. Она разозлилась.
– Дядя, иди, куда шёл. Красота моя не для вас, – огрызнулась Берта, машинально поправив пышные каштановые волосы.
– Вах-вах, такой красывий дэвушка и такой грубий, - джигит пошёл дальше, качая головой.
А Берта снова улыбнулась солнцу, несмотря на грустные мысли о муже, стала мечтать, что всё в её жизни изменится к лучшему, вот даже этот престарелый джигит заметил, что она красивая. Сердце отчего-то трепыхалось, она не могла понять, отчего так.
Просто Берта не ведала, что высоко на облачке расположилась сама Любовь, расправив пышные юбки и свесив ножки в изящных туфельках, наблюдала за ней и посылала флюиды, которые пели внутри Берты сладкоголосыми птичками. А рядом с Любовью сидел маленький кудрявый мальчуган с крылышками, он крепко держал лук и стрелы. Любовь ждала подходящую кандидатуру. И вот наконец на горизонте появился загорелый мачо.
– Это же как раз то, что нужно, – решила Любовь. – Приготовься, малыш. Видишь, вон там высокий мужчина? Как только он поравняется с нашей девушкой, стреляй.
Но это был совсем неопытный мальчик, он только учился стрелять, долго целился, замешкался, и загорелый мачо прошёл мимо, даже не взглянув на Берту. Зато, когда стрела достигла цели, рядом с девушкой оказался невысокий встрёпанный мужчина в шляпе-сомбреро, нелепой футболке и смешных шортах, который нервно поправлял круглые очки.
– Ну вот, всё испортил, малыш, – ненадолго расстроилась Любовь, но тут же встряхнулась. – А хотя… Может, так даже интереснее.
Мужчина вздрогнул, замер и уставился на Берту. Девушка хотела пройти мимо, но что-то её остановило. Она и потом не могла понять, что заставило её обратить внимание на этого странного человека. Да и мужчина себе удивлялся не на шутку.
Феликс был по жизни очень застенчивым. Может, потому что его так воспитала мать, всё решавшая за него, или жена, которая и за человека его не считала, потому что он зарабатывал меньше, чем она, а возможно, всё сразу. Это когда-то было престижно –профессор философии. Мать отмалчивалась, считая, что сын не о том думает, жена и вовсе не слушала, отмахиваясь от его рассуждений. Он писал статьи, которые тоже особо никому не были нужны, лишь студенты усердно конспектировали его лекции, чтобы сдать экзамен. А взглянув на Берту, он почему-то решил, что именно эта девушка выслушает его и оценит. И никогда бы не подумал, что так вдруг сможет начать разговор с незнакомой красавицей, но вот осмелел и спросил:
– Извините, а вам здесь нравится? – и застыл в ожидании ответа.
– Очень, – искренне ответила Берта. Ей почему-то импонировало, что этот чудаковатый мужчина с ней заговорил.
Они и опомниться не успели, как оказались вместе за столиком летнего кафе с чашечками ароматного кофе. Оказалось, что оба приехали в этот курортный городок из Питера.
Любовь зевнула и отправилась домой, справедливо решив, что теперь эти двое разберутся сами.
Они и разбирались, всё ещё не понимая, как так получилось, что вечером, гуляя по променаду, чувствовали какую-то немыслимую близость.
– А вы знаете, Берта, что в этих краях жил очень интересный учёный – Иммануил Кант? – спрашивал Феликс.
– Это тот, что про звёздное небо рассуждал?
И Берта вскидывала голову, чтобы увидеть это самое звёздное небо над морем.
– Да, именно. И про моральный закон внутри нас. А давайте завтра съездим в областной центр к могиле Канта. Знаете, он никогда не выезжал из города. Вы хотите увидеть город Канта или, вернее, то, что от него осталось?
– Это было бы замечательно.
Они ездили на экскурсии, могли говорить обо всём и даже, когда молчали, казалось, что всё равно говорят и понимают друг друга.
Берта и не вспоминала, что отдыхает здесь с мужем. А жена Феликса, отправив его на Балтику, сама уехала путешествовать по Италии. Но он тоже не думал о жене.
И потом они опять не поняли, как оказались в одной постели в номере Феликса. Им было так хорошо вместе, как будто родились заново. Берта наконец узнала, как бабочки порхают в животе.
Гриша ничего не замечал до тех пор, пока не обнаружил, что Берта не ночевала в номере.
– Ты где была? – заорал муж, когда Берта пришла за вещами.
– Я ухожу от тебя. Наконец-то я встретила мужчину, который понимает меня. Надеюсь, ты не держишь зла. Мы всё равно чужие с тобой.
Возможно, Григорий и проглотил бы это заявление жены, но в это время в окно номера заглянула Ненависть. Теперь был её выход.
Как так? Жена, его собственность, вдруг собралась бросить его. Такого быть не должно. И если когда-то были какие-то чувства к Берте, все они вытеснялись враждебностью к ней. Злость, душившая его, не вырвалась открытой агрессией – он не мог ударить женщину, но внутри всё заходилось от ненависти. Ему трудно было осознать, ненавидел сейчас жену как человека, которого любил, или просто как ставшую чужой предавшую женщину. А может, ростки этой ненависти зародились ещё раньше.
Гриша сначала застыл от неожиданности, а потом схватил чемодан и вытряхнул вещи Берты.
– Никогда! Ты слышишь, никогда я не буду брошенным мужем. Если ты сейчас уйдёшь, горько пожалеешь. Голой и босой останешься. Поняла?
Ненависть сидела на подоконнике и улыбалась с мыслью о том, что её подопечный не мог так сильно любить жену, как теперь ненавидел.
Берта схватила сумку, оттолкнула пустой чемодан и выскочила из номера. Всё это казалось сиюминутным, не стоящим внимания, ведь впереди её ждала вечная любовь.
– Берта, как я рад, что ты решилась на поступок, – радовался Феликс. – Мы всё сможем. Как только вернёмся в Питер, я тоже поговорю с женой.
Григорий был вне себя. Известно, что люди более постоянны в своей ненависти, чем в любви. Он схватил мобильник и стал названивать армейскому другу, из-за которого и согласился на эту поездку.
– Привет, Крош. Я тут на море отдыхаю, хотел вот сюрпризом к тебе нагрянуть, бутылёк раздавить. Да такая байда случилась – пугануть тут одного чела надо. Поможешь?
– Гриня, друг, за чем дело стало? Это завсегда. Уже едем с брательником. Геолокацию скинь.
А на следующий