Содержание
-Любовь.
Слово мужского рода
-Вышибала
-Сережка
-День Русского Народа
-Моисей в парке
______________________________
Любовь. Слово мужского рода
Ты чего сегодня странный такой? Заболел или с женой опять поругался? — спросил я приятеля, встретившись с ним в цеховой раздевалке.
"Ни в жизнь не угадаешь!" — ответил приятель. — "Погоди, лучше я тебе все по порядку расскажу. Пять минут найдешь?"
"Давай рассказывай! Не томи душу!"
"Ну, тогда слушай! Ушел я вчера с работы чуть раньше обычного:
к зубному очень надо было.
Иду по улице. Кругом весна: воробьи заливаются, голуби воркуют; солнце светит. Да чего тебе объяснять! Ты вчера и сам на улице был! Так вот, иду я и чувствую… Странное чувство во мне: весна вроде сама по себе, а я сам по себе! Не для меня она, эта весна, не пересекаемся мы с ней, как две параллельные в одной плоскости.
Первый год такое чувство появилось… Может, от старости? Либо семейные мои нелады тому причиной: ты ведь знаешь, мы с Галиной стали вроде кошки с собакой. Она уже и к матери уезжала… Словом, по всему судить, — пришла нам пора разбегаться.
Ну, хорошо. Иду я, значит, не торопясь в поликлинику. Спешить некуда.
Вдруг, вижу на другой стороне улицы какой-то ларек, очередь перед ним
и женщину у окошка того ларька…
Да нет! Не так рассказываю! Вначале я заметил женщину, потом уже все остальное: и очередь, и ларек. Увидел и встал: к сердцу будто горчичник приложили.
"Что такое?? Что это со мной?" — думаю, а сам с места сойти не могу. Ты, кстати, зря улыбаешься: я ведь насчет женщин спокойный, даже на улице стараюсь их особенно не разглядывать: все равно всех не перелюбишь, так и нечего себя зря раззадоривать. А тут не поверишь: раз посмотрел — и встал. Будто невидимый кто-то поводья натянул. Гляжу на нее, затаив дыхание, по- особому, как-то гляжу: и на всю сразу, и на детали…
Она стояла ко мне спиной, чуть повернувшись, поэтому видел я только
ее волосы и фигуру со спины.
"Подойти? Познакомиться?" — давно уже я так запросто к женщинам на улице не швартовался! Отвык! Потерял форму. Короче, состарился! В голове вертится чушь какая-то, с мальчишеских времен застрявшая: "Девушка, мне кажется, мы знакомы: я видел вас на приеме в Кремле!"
Да. Рассказываю я долго, а времени реального прошло всего ничего. Незнакомка взяла сетку с покупками и отошла от киоска. Я через дорогу за ней:
"Девушка! Постойте!"
Обернулась она ко мне. Встретились мы глазами. Мать честная! Жена! Моя Галина!
"Ты так рано? — говорит, а сама улыбается мне. Обрадовалась встрече!
Прошли мы вместе. Она спросила:
"Как тебе мое новое платье? Я тебе не говорила, что к портнихе хожу!
Сюрприз сделать хотела!"
"Хорошее платье, говорю, вдохнув поглубже.
А ты… Красивая очень!"
Она засияла от этих моих слов:
"Сто лет ты мне таких слов не говорил!"
Про зуб и талон к врачу я и забыл совсем…
Пришли мы домой. Я включил телевизор и думать стал. Что это такое со мой было? Как же мы виноваты друг перед другом, что любовь сберечь не умеем!
Глупые мы, глупые, как слепые кутята!
Пожалел я, что не приключилась эта история со мной и с женой чуть раньше. Что жена таким же образом в меня не влюбилась!
Ну, нет! Она бы меня всегда узнала! Я ведь который год везде в одном костюме хожу, хоть и не бедняк, знаешь… Скорее, по причине равнодушия к носильным вещам! ...Ладно! Главное, что это я в нее, словно бы по новой влюбился!
Любовь — слово мужского рода!
Потому что мы, мужчины, за нее отвечаем!
Ведь, правда?"
"Конечно, правда!" — поддержал я приятеля. "И чего только в жизни не бывает!
Но отвлекся ты из-за рассказа! Заканчивай-ка переодеваться
и пошли скорей по домам: ведь там нас ждут!"...
=======================================
Вышибала
Я пришел именно к этому редактору и именно потому, что он специалист по современной литературе! То есть то, что надо: Ну, к кому же мне еще , ныне еще живущему автору, еще приходить? (Ох, уж это "еще"! Очень повторяемое слово:
до надоедливости!).
Редакция находилась недалеко от железной дороги; то и дело подвывали набирающие скорость электрички, слышалась тяжелая солидная поступь товарняков.
Леонид Павлович сидел за большим столом, до краев заваленным бумагами в несколько культурных слоев: давно уже стоило бы пригласить бригаду археологов, чтобы провели раскопки и сделали удивительные открытия!
Не ожидаясь приглашения, я, по праву почти знакомого, сел на изрядно расшатанный стул и посмотрел на хозяина кабинета. Этого человека я видел второй раз в жизни. Снова, как при первой встрече, меня поразило не само лицо, а то, что его наиболее характерной деталью были очки: огромные, с толстыми, точно пуленепробиваемыми стеклами. Тщедушный, сутулый, весь какой-то стертый, неземной, "литературный", он вызывал некое композитное чувство
без определенного имени и названия.
"Стихи ваши нехороши, — интеллигентно сказал Леонид Павлович. —
Внутренний план, понимаете ли, должен соответствовать внешней форме.
А у вас…
Мне стало почему-то смешно:
"Неужели ни одно вам не понравилось?"
"Увы!"
Он на секунду замялся, подбирая подходящую случаю мысль. Мысли не было, поэтому он озвучил слова, не вкладывая в них особого смысла:
"Я понимаю, конечно же, что вы, знаете ли, интересный человек, со своим, так сказать, взглядом на мир…"
"Ну, так что же?" — приободрил я его.
"Да вот, форма эта!" — вскинул он голову, и очки угрожающе сверкнули!
Зазвонил телефон. Он снял трубку:
"Да-да! Это я! Ну, конечно, читал! Потрясающе! Не мог оторваться! Честное слово: две ночи напролет читал! Снимаю шляпу! Нет-нет! Могу только поздравить: бесспорный шаг вперед в раскрытии образов. Я буду за вас драться. Нет, не надо! Так часто не нужно! И жена отдохнула, и я. Так что не беспокойтесь! Я за вас стеной стану и буду драться! До встречи!"
Он положил трубку, сцепил руки в замок и посмотрел сквозь меня
детски невинным взглядом.
"Леонид Павлович, а с формой и планом у него как… Полное соответствие?" — поинтересовался я из вежливости.
"Да…" — как-то неопределенно выдохнул мой редактор. —
"Вы только не обижайтесь! Ничего не могу, связан по рукам и ногам!"
"Я вовсе не обижаюсь!" — успокоил я его, поднимаясь со стула. — "Потому что стихи не мои! Я их взял из сборника "Русская поэзия конца Девятнадцатого века". Он только что вышел в свет, вот только не в вашем издательстве... Современно звучат классики, не правда ли?! Только я бы на их месте просто от стыда сгорел! Что же у них с формой и планом творится? А еще корифеи! Впрочем, в раю не горят! Ну, всего вам доброго! Прощайте, Леонид Павлович! Берегите себя! Чаще отдыхайте с женой в санатории!"
Выходя на улицу, я улыбнулся вахтерше.
Она, как полагается, ответила на улыбку улыбкой.
Какое это все же счастье: улыбнуться незнакомому бескорыстному человеку!
Я был рад, что моя шутка со стихами удалась!
Не такая уж, оказывается, сложная штука — эта литература!
=======================================
Сережка
Меняли тогда водительские права…
Я поехал на Мосфильмовскую в психоневрологический диспансер
за справкой, что не состою на учете…
Без десяти девять прибыл на место. В холле на первом этаже было пусто.
Ни одного сумасшедшего. Кроме меня!
В регистратуре две женщины-регистраторши, одна постарше, пенсионного возраста, другая моложе, лет пятидесяти. Они обсуждали свои денежные проблемы, не обращая на меня особого внимания.
«Я, наверно, буду все-таки за Зюганова голосовать. Невозможно так жить. Двести рублей! Разве это зарплата!» — говорила та, что постарше.
Я вклинился в разговор.
«Некоторые вот неплохо устроились.
Даже квартиры покупают».
Мне ответила та, что моложе:
«Да посмотрите, кто покупает-то, в основном! Разве русские? Хотя бы наш дом возьмите. Да хорошо еще, если покупают. А Сережку так просто выгнали. Вот из этого самого дома, где мы сейчас с вами разговариваем.
«Как же это так?!»
«Да вот так. Он у нас на учете состоял. Вычислили его каким-то путем. Наобещали ему всего. Сунули договор на подпись. Отвели к нотариусу. Сережка-то — доверчивый! Простак! Подписал, конечно, не думая! А те сразу же выкинули его из квартиры и железную дверь поставили!"
«А соседи? Общественность?»
«Боятся все. Кому охота связываться? Вот врач наш, который Сережку лечил, пошел в милицию, а ему там сказали:
«Жить хочешь, забирай свое заявление и чеши отсюда».
«Ну, а что врач?»
«Забрал», — нехотя ответила женщина.
«Что же это за милиция у нас такая? Кого они защищают?»
«Кто платит, тех и защищают!»
«А что же с Сережкой стало?»
«С Сережкой-то? Умер Сережка прошлой осенью. Во дворе нашего дома».
Я помолчал немного, не зная, что и сказать, потом спросил:
«Неужели им, этим нелюдям, никто не отомстил?
Так и живут в чужой квартире спокойно?»
«А кому надо связываться?!»...
=======================================
День Русского Народа
Москва. Утро.
Иду по мокрой от растаявшего снега улице. Зима почти уже ушла, а городская весна все реже радует меня. Грязно. Грустно. Неуютно.
Но мысли мои парят высоко: их не утопишь в грязи! Они о тебе, Русский Народ! Когда же думать о тебе, как не весной, — в дни перемен?!
Что ждет тебя, какая судьба уготована твоим сынам и дочерям? Не исчезнешь ли ты, как платоновская Атлантида? Не уподобишься ли аборигенам Австралии, индейцам Америки? Не будут ли показывать последних твоих детей, яки в зверинце зверей: ряженых, пьяненьких, наяривающих на гармошках, лупящих друг друга по мордасам на потеху богатым туристам из-за бугра?
В каждой судьбе — твоя судьба: ты вбираешь судьбы всех и каждого в Свою: общую, народную, большую — в ее мощное неудержимое течение!
Есть ли что-нибудь сравнимое — в яркой истории других народов? От Чингиз-хана до немецко-фашистских захватчиков простирается твоя героическая быль. Двадцать семь миллионов сыновей и дочерей потерял ты только в последнюю мировую войну! Да внимательно ли считали? Верно, забыли о тех, кто умер от ран,
голода, болезней, усталости!
Трудно осознать, принять гибель населения большой европейской страны всего за четыре военных года, в которые вместилась целая эпоха, выплавленная огнем!
Но как поразительно быстро ты залечил раны, восстановил то, что можно и нужно было возродить разумным трудом по графику и плану в режиме созидания рукотворных "чудес", в режиме твоего Верховного Главнокомандующего!
Я хочу, чтобы в России был праздник: День Русского Народа. В твой день ты, Народ, будешь подводить итоги прожитого за год. Откровенно говорить о хорошем и плохом. Составлять программы "на завтра". Постигать мир и себя. Спросишь у власти, соответствует ли она задачам времени, в котором нам выпало жить...
Я хочу, чтобы меньше мусора было у твоих домов, меньше мата на твоих улицах, больше детей в твоих дворах.
Больше рождений! Меньше похорон! Пусть реже в твоей гуще встречаются Иваны, не помнящие родства, пусть другие племена Земли тянутся к тебе, притягиваются твоей мощью, как Планеты к Солнцу!
Кто встанет на твоем пути, если поднимешься ты,
чтобы вернуться на путь социализма!?
Пусть крепнет в тебе разум, зреет глубокий
|