Мир сошёл с ума. Опять?! Глава 1

Предикат современной истории становления мира новой изящности и пролонгации своей правопреемственности во всём быть правым.
В начале было определяющее этот мир слово, и вот оно:
«Уважаемые дамы и господа! Дорогие гомосексуалисты, лесбиянки, андрогины, бигендеры, женщины, стремящиеся к мужскому, мужчины, стремящиеся к женскому, представители пола, допускающего несколько вариантов, гендерквиры, межполовые!
Уважаемые ни мужчины, ни женщины, асексуалы, отрицающие систему двух полов, пансексуалы, сверхуважаемые сверхличности, интермужчины, интерженщины, интерполовые, интерсексуалы! Дорогие представители четвёртого пола! Дорогие женщины, имеющие хромосомы Х и Y! Дорогие трансвеститы, трансгендеры, представители нулевого пола! И, конечно же, моё тёплое приветствие всем остальным полам!».
Если вы не обнаружили себя в этом списке, то тут что поделаешь, вам и только вам с таким собой маловразумительным жить.

«Русскими не рождаются, как правило, ими становятся… кажется… и притом всё сильней», – хоть и сбивчиво и со знаковым дополнением через пробел, чего только не скажешь в своё оправдание на заданный вопрос в консульстве, в том самом кабинете, этого, уж нет больше сил обивать пороги до чего же многострадального и выстраданного столь долгим ожиданием требований своего сердца здания, являющимся последним лучиком надежды, дорогой в сказочный Асгард для свободолюбивого гражданина мира была бы его воля, а пока есть только данность и неволя, всегда в душе испытывающего тягу к космополитизму, изнывающего под тяжким бременем внешних не свобод и тирании режима автократии гражданину в душе без гражданства и паспортных дорог.
И вот после стольких перенесённых на ногах тягот и невзгод при сборе документов, фиксирующих и закрепляющих твой статус человека с большими надеждами и видами на другого рода будущее и собственного жительства, – а вот где, то, конечно, хотелось бы сразу жить достойно и с уважением к себе, но по причине своей не дурости и здравого понимания того, что такую достойную жизнь требуется заслужить, то будьте так любезны предложить на рассмотрение все имеющиеся у вас варианты, и надеюсь без общего пользования одним апартаментом, – а также убеждения всех вокруг и себя в первую очередь, что вам со мной не по пути и нам лучше в одном географическом пространстве не жить, вы, человек самых передовых взглядов и оттого вы всех тут переросли и не переносите, и все и местные условия просто недотягивают до ваших потребностей, наконец-то, оказываетесь в том самом кабинете, где вот такие судьбоносные вопросы и решаются.
И вы, определённо новый Прометей или кто похлеще, к примеру, как есть Андрос Парамонович Собакин, не последний человек среди вообще людей и чуть ли не первый из знакомых ему людей, кто, наглотавшись по горло всех этих не свобод, которыми, – плюс уголовным кодексом и преследованием по политическим причинам, и нечё слушать прокурора, всегда имеющего отрицательную точку зрения на преследуемого по выдуманному делу и по закону законопослушного гражданина, – давит прогрессивную мысль всякого предпринимателя, к числу которых относил себя и Андрос Парамонович Собакин, также сукин сын в среде людей его хорошо знающих и оттого стороной его обходящих, поставив ребром перед собой вопрос: «Быть мне или не быть выездным?!», прямиков направился искать ответ на этот вопрос в одно из консульств своего не всегда родного города. Коих, между тем, не так уж и мало. И уже один выбор стольких мест, куда можно сбежа… отправиться для ознакомления с местной архитектурой, культурой и нравами, вызывает гордость за те страны, которые приютили у себя просвещение и цивилизацию. Коих нет отродясь здесь, откуда Андрос Парамонович Собакин собирается насколько можно быстрее свинтить и эмигрировать.
Ну а спросите, зачем там, в мире просвещения и цивилизации, нужен такой человек, как этот Андрос Парамонович Собакин, кто поди что даже не приучен быть цивилизационным человеком, кто не вилкой ест котлеты и бифштекс, и ржёт как конь во время обеда, рассказывая похабные анекдоты во всё горло и сам над ними при этом вовсю усмехаясь, – и вообще он никак не воспитан, и чего тогда он, собственно, хочет и добивается, – то ответ на этот и следующий вопрос легче, чем вам кажется.
– Хочу значит, быть вашим сукиным сыном. И всё тут. – Без всякой подробной детализации собой сказанного, но с намёком и не весть бог на что и кого, вот как расшифровывает эти свои запросы на уважаемую и беспечную жизнь Андрос Парамонович Собакин. 
Так вот, – ещё раз приходиться повториться, – этот человек самого просвещённого хотя бы насчёт себя сознания, преодолев и последний вставший перед ним препон в виде того, как у него глаза разбегались, глядя на такое количество различных консульств, каждое из которых несёт в себе свои удивительные предложения, – хотите как сыр в масле кататься, попивая молоко на альпийских лугах, то прошу вас к нам, в Швейцарию, хотите более экстремального отдыха от своих бытовых проблем, которые вы в раз пересмотрите оказавшись один на один с тем народом, кто сам себя создал, то вам в страну Великанию, а если хотите открыть глаза людей на авторитарные режимы некоторых деспотично правящих лидеров, то вам в страну Открытию, где стоит вой до небес в режиме нон-стоп и всё потому, что каждое мгновение происходит какое-нибудь открытие и с завидным постоянством с нарушением прав людей на своё волеизъявление, – благодаря своему упорству и желанию жить хорошо и качественно, плюс слава всевышнему и собственному я, наконец-то, оказывается в нужном кабинете, само собой в нужное время, записанное на талоне приёма.
И вот тут-то Андроса Собакина, кого казалось ещё вчера, ничего на своём пути не остановит, перехватывает удивительный для него мандраж и он начинает путаться в ответах и показаниях (это всегда с ним случается при перекрёстных допросах, вот он и тычет своим грязным пальцем в кого попало), выставляя себя полностью не готовым к плодам цивилизации, а вот быть плодом не просвещения и всяким мутором (это из его гоп-лексикона словечко), всецело связанным с ходом речи и уходом мысли лапотника, то это запросто и сколько угодно.
А мисс Брунгильда, как всецело звали работника и работницу в одном лице этого консульства, в чьи задачи входит рассмотреть претендента на получения визы, то есть разрешения влиться в их сообщество и быть одним целым с народом бедного Йорика, с кем судьба так категорично и в чём-то цинично обошлась, не просто так на это место чуть ли не привратника в рай посажена. И она обладает всеми качествами такого человека, который насквозь вас с первого взгляда видит, – даже не сомневайтесь, вижу всё до и после едино, и притом без одежды, – и на основании этого делает всегда правильные выводы, раз они отвечают безопасности представляемой ею страны. Где, конечно, не так много Педр и диких обезьян, что само по себе уже волнует, но и в представленной ею стране не всё так однозначно с большим перманентным постоянством. Там всегда есть место формуле любви и всё такое в этом тумане абстрактности и мыслей.
И вот эта Брунгильда, дама в правильном соотношении деспотичная и непримиримая с любым видом отождествления регионального иммунитета, ещё называемым национальным колоритом и местным менталитетом, с самого порога появления на нём Собакина просекла, что этот человек при всём своём стремлении быть ближе к цивилизации, однозначно заражён вирусом своей народности, ущемлён и ущербен во всём. Которую (эту самую народность) как бы ты не отрицал в себе, изгоняя любое напоминание об этом в своём выражении человека, из этого мало что подходящего получается, и Собакин как был недоросль европейского права, то так и остался вот таким недоразвитым, дремучим человеком. И пусти его Брунгильда туда, куда он просится, – надеюсь, что не в туалет, уж шибко вымученно он выглядит, – да ещё и без визы, так он, падла, так всё там так засрё…то есть замусорит своим естественным и первым правом на свободы и волеизъявление, что век от этой гадости не отмыться.
В общем, глаз да глаз намётанный нужен в сторону Собакина, только с виду такого паиньки и всё понимающего человека, тогда как всё это в нём есть прикрытие самых отчаянных и далеко не цивилизационных качеств души и сердца. Кто в момент все ваши жизненные устои опровергнет вверх дном и ноги на стол закинет, стоит только его пустить к себе.
Ну а так как у Брунгильды глаз намётанный на всяких негодяев и подлецов, инсценирующих себя людьми более чем ответственных, достойных и передовых взглядов, – она их не только столько на своём веку повидала, но и с парочкой такой ушлой консистенции людей жила очень рядом, буквально в близких отношениях, – то она сразу примечает за этим чьим-то падежом его предприимчивость в плане их консульства обмана. Как минимум, его не кровь своих неизвестных предков туда зовёт, и точно не жажда мести за убиенного на чужбине принца Датского, нить к убийцам которого тянется как раз в ваше королевство (за отчизну обидно). Да и политическим беженцем нечего так неумело прикидываться, придумай для начала те взгляды, за которые тебя преследуют и жизни дома не дают. А вот что? То тут так и попахивает меркантильным интересом к своей жизни на чужбине, со своим технологическим укладом, в раз все эти неустроенности и компенсирующий.
И Брунгильда, составив для себя автопортрет этого жулика и шарлатана, с таким самозабвенным упорством набивающимся и к ней в том числе в согражданство, – после этого акта, мы нисколько не сможете ссылаться на вовлечённость моих меркантильных интересов в дело обстряпывания нашей свадьбы, наш брак не есть фикция, а он настоящий,  – что не стала растягивать время приёма и распознавания этого претендента на визу недостойным этой визы, задаваясь мало значащими вопросами прикормки более крупной рыбы в голове Собакина, – и что же ты за сукин сын такой, Собакин? – а она, как только насладилась видами его удручения и посредственности поведения на краешке своего стула, куда ему было указано присесть и быть вообще ни и в чём уверенным, то сразу и задалась вопросами его семейственности. И так ловко и многогранно, что Андрос Собакин не сразу и сообразил, к чему подводят данные им ответы на эти скользкие вопросы Брунгильды.
И вот так звучал первый вопрос Брунгильды, дамы настолько железобетонной, непробиваемой на чувства и неприступной к стороннему свету, что даже господин Собакин у себя дома, а здесь этот вопрос как раз и решается, при всей своей способности принимать мир таким какой он есть (и это не приспособленчество и уж тем более не хамелеонство, если значение второго утверждения он не знает, а адаптация человека к внешним обстоятельствам, которое скверные и завистливые люди выдают за приспособленчество, есть его жизненный рефлекс), не смог в её сторону увлечься, пребывая в холодном остатке. – О чём говорит ваше семейное древо?
И первой реакцией Собакина на этот вопрос Брунгильды было его охренеть. Как во внутреннем словосочетании со слюнями, так и во внешнем, прикуской зубами воздуха и языка. А вот дальше нужно подумать и притом очень скоро,