конечно, с бесконечной болью. Главное, он не мог решиться.
– Нет смысла, – возразил он, подумав.
– Смысла всегда нет, – напомнил Виктор Коровин.
– Тогда зачем? – не без дрожи в голосе спросил Анин, понимая, что после всего пережитого, самоубийство – самая глупая шутка.
– Это сделает тебя всепонимающим, и ты её мгновенно разлюбишь, – абсолютно честным голосом объяснил Виктор Коровин.
– Так не бывает, – с презрением не поверил Анин, мол, заманиваешь, знаю я тебя.
– Бывает, – веско заверил Виктор Коровин. – Даже очень бывает, у нас всё бывает.
Анин вдруг разом сдался, сообразил, что не понимает и сотой доли того, о чём говорит Виктор Коровин.
– А можно подумать?..
– Подумать никогда не поздно, – назидательно молвил Виктор Коровин. – Думай, Анин, думай! – добавил он оптимизма и пропал.
– Фу! – Анин с облегчением рухнул на подушку.
В голове у него завертелось, словно он за раз поглотил три литра водки, и моментально уснул.
С той самой ночи он чувствовал незримое присутствие в квартире Евгении Таганцевой: то скомканный свитер окажется аккуратно сложенным и не на кресле, а в шкафу, то гора чашек окажется вымытой и сложенной на сушилку. Анин не знал, что и думать. В голову лезла всякая чертовщина. А вдруг это Светка, её сестра, в сговоре с Коровиным, ужаснулся непонятно чему он.
Утром следующего дня ему позвонил Базлов с весьма серьезными претензиями. Анин собирался в гастроном и стоял одной ногой за порогом квартиры, хлопая себя по карманам в поисках ключей.
– Ты что вытворяешь?! – спросил Базлов таким голосом, который Анин никогда раньше не слышал, разве что когда они ссорились из-за картины «Жулин».
– А тебе какой дело? – грубо, но не без опаски, спросил Анин.
– Вот я приеду сейчас, разберусь, – с угрозой пообещал Базлов.
– Валяй, – разрешил Анин, – только памперсы не забудь.
Базлова он до безрассудства не боялся. У Базлова было одно слабое место, и только Анин знал его – Алиса Белкина. Она, как незримый судья, присутствовала во всех начинаниях Базлова и, конечно же, не допустила бы драки с Аниным да ещё и с вполне предсказуемым результатом, то бишь с избиением последнего, так и до тюрьмы недалеко.
– Ну ты и скотина, – посетовал Базлов, – мало того, что Алису довёл до истерики, так ещё и хамишь!
Значит, тебе досталось, обрадовался Анин, то ли ещё будет, представил он финальные сцены супружеской жизни, которых ещё никому и никогда не удалось избежать.
– А не надо в чужой огород лазить! – зло напомнил он, запирая дверь и спускаясь по лестнице.
Он жил на втором этаже и лифтом не пользовался.
– А никто и не лазил, – пошёл на попятную Базлов.
Он не имел положительного опыта семейной жизни, с Алисой она казалась ему бесконечно розовым раем с колокольчиками и лохматыми болонками.
– Ну, не лазил, значит, не лазил, – с таким безразличием в голосе согласился Анин, что Базлов опешил и только потом сообразил, что едва ли постиг весь запасник Анина, но было поздно, отныне дорожка к закромам была заказана. И он пожалел об этом, поскольку променял мужскую дружбу на суровые будни с женщиной.
– Хоть успокой её, – слёзно попросил он и, должно быть, хотел добавить: «По старой дружбе», он не добавил, опасаясь вполне естественной реакции Анина.
– Чего, житья не даёт? – противно хихикнул Анин, одним махом надавив на такую болезненную точку, что Базлов невольно скривился.
– Что-то вроде этого, – нехотя сознался он, помня, что Анин всегда его переигрывал и, безусловно, умел припирать к стенке одной точной фразой.
– Знаешь, Ромочка, ты, конечно, мужик дельный, но со своими тётками разбирайся сам, – отрезал Анин.
– Ты не можешь так! – заволновался Базлов. – Ты не можешь так поступить! Она всё же твоя жена!
– Чего-о-о? – насмешливо угадал Анин. – Жениться обещал?
Базлов помолчал, а потом вздохнул тяжело:
– Обещал…
– Тогда тяни воз и не скули.
– А… они все такие? – сдался Базлов.
– Две трети, как пить дать, – огорошил его Анин и подумал о Евгении Таганцевой, потому что отныне она тоже относилась к этим двум третям.
– Ладно, – озадаченно пробормотал Базлов. – Ты за деньгами-то, не забудь, приходи.
– Приду как-нибудь, – дал слово Анин.
И они расстались, чтобы не встретиться никогда.
***
– Во, во… посмотри, – осуждающе сказала продавщица, выглядывая в окно. – Опять сидит.
– Кто-кто? – оживилась приятельница.
– А во-о-н, тот бодрый старик.
Приятельница тоже выглянула и сказала:
– Он уже третий день сидит.
– Случилось что-то, – пожалела Анина продавщица.
– Артисты – народ тонкий, – со знанием дела сказала её приятельница.
– Нам бы их заботы, – осуждающе сказала продавщица, возвращаясь к прилавку.
– И то правда, – согласила её приятельница.
И они забыли о нём, как забывают о бродячей собаке.
Анин боялся идти домой: Евгения Таганцева стала его совестью. Стыдно пить в присутствии того, кого ты предал и кого настолько безумно любишь, что даже не можешь смотреть на единственную фотографию в портмоне, поэтому он навострил лыжи к гастарбайтерам и угощал их такой дорогой водкой, что она казалась им сахарной, когда они узнавали её цену. В тот день, когда они перестали выходить на работу, Анина культурно-вежливо попросили покинуть территорию стройки и больше не возвращаться. Причём он знал, что Евгения Таганцева в курсе всех его проблем, что она даже и сюда заявлялась, чтобы настроить против него начальство. Он плевался по углам и фыркал, как кот, но был бессилен из-за любви к ней и прощал ей всё, что только мог простить в жизни.
Тогда он попробовал водить гастарбайтеров к себе, но дело закончилось нервным срывом, потому что Таганцева вылила всю водку и арманьяк заодно в унитаз и этим поступком стала походить на Бельчонка. На третий день, утром, Анин едва не помер оттого, что не мог опохмелиться. Легче, действительно, было повеситься.
Он постиг законы противоречия между мгновениями истин и балансировал, подобно канатоходцу. Посему бражничал в подворотне, подальше от Таганцевой: выпьет, бросит чекушку в кусты, и делает вид, что ни причём. Дешёвая водка ему нравилась больше: дурел быстрее и качественнее на мозги действовала. Таганцева выходила искать его, он прятался от неё в подвале и, хихикая, крутил ей во след дули. Не выдерживая такого обращения, она исчезала, и тогда можно была возвращаться домой.
Таганцева рвала его деньги, он переходил на бормотуху, которую покупал у бабы Нюры на девятом этаже, литр – за тридцатку. Самое страшное, что он начал путать Светлану Лазареву с Евгенией Таганцевой, и наоборот. Окликаешь одну, отзывается другая. А ещё где-то в отдалении маячило лицо Алисы.
По ночам он кусал подушку и звал Евгению Таганцеву. Он не мог себе простить подлость по отношению к ней и всё чаще задумывался о том, чтобы принять предложение Виктора Коровина, но страшился своих же мыслей.
***
Базлов крепился ровно трое суток. Продержался бы и дольше, да Алиса заскулила, съезди да съезди, а то, горемычный Анин трубку не берёт. Ах, ах, ах, какие мы бедненькие, съязвил про себя Базлов, помня, как с ним разговаривал Анин, но под твёрдым взглядом Алисы, которую обожал, как самую ненаглядную, самую прекрасную и самую несравненную, моментально сдался, даже не пытаясь сопротивляться.
– Будь осторожен, – наставляла она его, намекая, что пьяный Анин может полезть в драку. – Мало ли что… не связывайся, погляди и уйди. Ключ отдай обязательно. И прошу, не пей с ним.
Ключ от своей квартиры Анин подарил Базлову в знак их вечной дружбы.
– Не буду, – пообещал Базлов, хотя с удовольствием посидел бы с Аниным за чаркой, вспоминая былые дни.
Ему вдруг захотелось вновь удариться в какую-нибудь авантюру, запустить фильм, разумеется, с участием Анина. Нервничать, страдать и получить свою «Нику» в качестве продюсера, стать завсегдатаем киношной тусовки и даже – основоположником какого-нибудь направления в киноискусстве.
– А без усов тебе лучше, – заметила Алиса, любовно поправляя на нем галстук и на мгновение становясь похожей на клушку. – Усы тебя старят. Больше не отпускай.
Он никому не говорил, что «держал» усы, чтобы только досадить Ларе Павловне.
– Не отпущу, – моментально размягчился Базлов, – больше не отпущу, – и уже не хотел никуда ехать.
– Вначале дело, – сказала она, заметив его состояние. – Давай! Давай! – и не без труда, раскрасневшись, вытолкала за дверь.
Он и поехал, пребывая во всё том же любовно-размягчённом состоянии. Хорошо хоть шестое чувство подсказало ему, что машиной воспользоваться не стоит, а почему, он понял гораздо позже, когда перекрестился. Может быть, любовь его и спасла.
Из маршрутки вышел за две остановки. Накинул капюшон и двинулся между кварталами, всё ещё мечтая в первую очередь о жене-красавице, а во вторую – о киношной славе. В дом Анина вошёл с чёрного хода, квартиру открыл тихо, чтобы соседи не слышали, и сразу же у порога увидел засохшую лужицу крови. Перешагнул по инерции, со страху захлопнул за собой дверь и застыл в темноте. Угораздило, понял он все свои страхи и позвал:
– Паша… это я Роман. Слышь, Паша!
Он подумал, что Анин напился и дрыхнет без задних ног, включил свет и испугался: коридор был весь в бурых разводах и пятнах: и стены, и даже потолок, а сама квартира была полна неприятных запахов. Так пахло, как в армии, когда на глазах рядового Базлова сержанту Русанову миной оторвало голову. Только тогда запах был во сто крат сильнее, тошнотворный запах крови. А через пару шагов, когда заглянул на кухню, то увидел, что пол усыпан рваными купюрами, что балконная на кухне настежь и что лицом к ней ничком лежит Анина, с нелепо подвёрнутыми руками, словно хотел подняться в последнем движении, но не смог. Вот тогда-то Базлов и перекрестился, потому что понял, что Анин мёртв уже несколько дней, поэтому и не звонил, и не отвечал.
Был он в своей любимой куртке, в толстых вельветовых штанах и зимних ботинках. Голова была вся в бурых коростах. Лицо, искаженное болью, словно замерзло на морозе. Костяшки сбиты, на левой скуле жирный синяк, который уже начал желтеть.
И тут Базлов испугался. Он даже поднял опрокинутый стул, присел и всё вспомнил. С полгода он только тем и занимался, что при каждой удобном случае изливал душу Ингвару Кольскому, то бишь целенаправленно садился на любимую лошадку зависти и вражды и твердил, как он ненавидит Анина, что он вытянул из него кучу денег и что он ведёт себя с женой, как первостепенная свинья, из-за чего бедная Алиса чудовищно страдает, с утра до вечера находится в состоянии стресса, безутешно плачет, а если не плачет, то ходит мрачнее тучи, и что Базлов приходится всячески ублажать её. Последний раз Ингвар Кольский реагировал бурно, пролил на душу Базлов пару ведер бальзама лести и клятв в вечной дружбе, а также намеревался разобраться с нечестивцем, если бы Базлов не был против. Базлов по пьянке не был против. А протрезвев, напрочь забывал большую часть трёпа, да и за делами и любовью к Алисе не до того было. Сейчас же, сидя над мёртвым Аниным, Базлов сообразил, что это дело рук Ингвара Кольского, что так недалеко и до тюрьмы. Ведь получается, что они в сговоре, а это уже банда, и карается она строже, можно и пожизненное схлопотать. Анину-то уже все равно, подумал он, с жалостью глядя на
