Окопная слеза

Народ и Армия – едины! Кто бы сомневался. Не сомневался в этом и Гриша Маркман. Правда, при этом он считал, что его «Я» как бы в стороне от армии. Но это единство, к концу 5-го курса надвигалось на него с пугающей неизбежностью.
 Прошли 2 месяца военных лагерей, в результате которых отличник боевой и политической подготовки курсант Маркман Г.З. получил звание «лейтенант» и направление в зенитно-ракетную часть Дальневосточного Военного Округа. И напрасно было ходатайство кафедры института, которое взывало к благоразумию Министра обороны и всего его Генерального штаба и прочило  блестящее будущее таланту от науки. Ответ не заставил себя ждать: …в первую очередь необходимо крепить обороноспособность страны, невзирая на происки империалистических сил… Что в переводе с армейско-бюрократического языка звучало примерно так: «Вы, что там, штатские совсем оборзели, суётесь не в свои дела?»
 И Гриша как голубок полетел к месту назначения. А это место, мало того, что находилось в тайге, но и до ближайшего поселения было вёрст 5, не меньше.

Встреча с армией состоялась более чем прозаично. Нет, Григорий, конечно, не предполагал, что его встретят с оркестром, но вышедший из дверей КПП солдатик заставил Маркмана остолбенеть. Из обмундирования на нём были сапоги и пилотка. Очевидно, они и должны были обозначать причастность к армии. 
– Жарко,- коротко объяснил ситуацию дежурный по части, появившийся следом. На нём хотя и было одето чуть побольше, но следы пота на гимнастёрке подтверждали его слова. Он проверил документы у свежеиспечённого лейтенанта и направил его к командиру в штаб части.
- Товарищ полковник, меня направили служить к вам и вот я здесь. Маркман предстал перед командиром в «гражданке», но на всякий случай отдал честь приложив руку к дебильной панамке.
 Нет, Гриша не рассчитывал, что полковник положит руку на плечо и скажет что-нибудь вроде: - Служи, сынок, армии нужны, такие как ты. Но что-то пошло не так, потому, что на лице у командира появилось страдальческая гримаса.     - Наверно зубы болят, - решил Гриша.
 Чтобы показать, что у него тоже не всё хорошо, он добавил: - Еле добрался. Лучше бы он этого не говорил. У полковника, старого служаки и педанта, лицо пошло красными пятнами. Еле сдерживая себя от негодования, он произнёс военным голосом, выделяя каждое слово: - У вас там, в институтах не  учили, как следует представляться командиру части? Маркман растерялся, но сразу же вспомнил мудрый совет препода военной кафедры: «В критической ситуации вас могут спасти три армейские команды – «так точно», «никак нет» и «есть, разрешите выполнять». Студент выпалил первые две в надежде, что хоть одно из них окажется верным.

 Услышав Гришину абракадабру полковник впал в меланхолию: - Опять «пиджака» прислали, - думал он,- Ну точно армию развалят. Под «пиджаками» полковник подразумевал двухгодичников, выпускников институтов. В отличие от кадровых они не рыли от усердия землю копытами. Их не интересовала армейская карьера. А какая же это армия, если подчинённый не ест глазами своего командира и не стремится стать генералом. А этот ещё и какой-то плюгавый, - размышлял командир, глядя на тщедушную фигуру стоящего перед ним «офицера». Кота легче приучить к лотку, чем такого к армии.
 – Идите уже, оформляйтесь, - наконец произнёс полковник, равнодушно махнув рукой.

На следующее утро лейтенант Гриша шёл на первую в своей жизни службу. Правда, на офицера он мало походил: форма, выданная на 2 размера больше, топорщилась, обвисала на плечах и собиралась складками на ботинках. А фуражка при каждом шаге норовила сползти на уши.  Встречные отворачивались, чтобы спрятать невольную улыбку.

- Игнатюк, в рот тебе пароход, - распекал комбат старшину вещевого склада, - какого хрена  ты из лейтенанта пугало сделал? «Пугало» стояло рядом с потерянным видом.
- Я же не виноват, товарищ капитан, что обмундирование в армии на подростков не шьют, - оправдывался старшина.
- Иди с глаз моих долой  и чтобы завтра я увидел перед собой офицера.
Армия тем и отличается от «гражданки», что здесь умри, но выполни приказ и ни кого не интересует как ты это сделаешь. Жена Игнатюка была посажена за швейную машинку, и на следующее утро Маркман выглядел, как и положено офицеру.
- Ну, вот, совсем другое дело, - встретил комбат нового офицера,– теперь можно и батарее представить. Принимай под командование 2-й взвод.
- Товарищ капитан, я инженер-радиотехник, может быть что-нибудь ближе к специальности…                                      - Отставить разговоры, принимай взвод.

Первое своё командование взводом Маркман запомнил на всю жизнь.
– Взвод  равняйсь, - он набрал в грудь воздуха, чтобы «смирно» выглядело мощнее. Но «смирно» вылетело фальцетом и взвод полёг от смеха. После этого летёху Маркмана бойцы звали между собой «Цыпа».

Как-то не заладилась служба у Григория с самого начала. Что ни день, то очередная неприятность. То его солдаты уйдут в самоволку, то в казарме устроят драку. А последний случай, так вообще из ряда вон: боец разряжал автомат, да поторопился. В результате – выстрел. Хорошо, что без последствий. Маркману, после каждого такого случая, выговор от командира дивизиона, выволочка от комбата и снисходительные взгляды от кадровых летёх. У них- то всё было как надо: и форма сидела как влитая, и шаг печатали, что любо-дорого, и команду «смирно» подавали так, что полковой пёс «Штык» нервно взлаивал.
- Ты жуёшь сопли, вместо того, чтобы командовать, - откровенно отчитывал его капитан Сердюк, - вот они и разболтались у тебя.  Для них ты должен быть не  мамкой с пряником, а отцом с ремнём.                                          Гриша и сам понимал, что с подчинёнными надо быть пожёстче, но его натура, исковеркованная интеллигентным воспитанием противилась насильственным методам. Он, конечно, пытался, подражая комбату, припечатать крепким словцом нерадивого солдата, но это было жалкое подобие сурового армейского языка. Да и эти единичные попытки рассыпались прахом потому, что не имели крепкого фундамента.                                                                                   Того фундамента, который закладывается с детства, годов эдак с 5-6-ти. Когда в детсадовском коллективе кто-нибудь из одногоршечников, принеся из дома это новое слово, сказанное в сердцах  батей, повторит его в группе и бедная Марья Ивановна схватится за голову и набросится на условного Васю Какашкина с назидательной речью и требованием никогда больше не повторять этого слова. Но Вася-то больше доверяет своему отцу, который употребляет это плохое слово на завтрак, обед и после заката солнца.                                                                Дождавшись, когда воспитательница отойдёт он смачно повторит его ещё раз.
 Гриня, как и остальные, запомнит его потому, что в детстве мы воспринимаем и запоминаем всё новое, а тем более запретное. Упав на, возделанное хорошим воспитанием, Гришину почву это слово, как и подобные ему не проросло. Оно как бы дремало в анабиозе,  дожидаясь благоприятных условий. И, казалось бы, вот она, та среда, где в рост должны пойти те семена, ан  нет, душевные муки не позволяли ему этого сделать.

Тем ни менее, Маркман, как и большинство офицеров полка восхищался мастерством прапорщика Сосунова в области обсценной лексики (так Гриша в силу своей интеллигентности заменял слово «мат»).
Кто-то из мудрых изрёк, что каждый человек в чём-то, да талантлив. Главное – найти, откопать в себе это что-то. У прапорщика Сосунова не надо было ничего откапывать, он, наверное, родился с этим. Он был непревзойдённым виртуозом от… хотел было сказать: «от Бога», но это было бы кощунство, потому что мастером-виртуозом  он был по матюкам. Но это был не тот,  примитивный мат, который вставляют куда попало и который режет слух истинным ценителям этого вида словесности. Понятно, что любая мужская работа без него не обходится, тем более в армии, где одни мужики. Но одно дело, когда воинские команды переплетаются с неуставными (ненормативными), другое – когда на твоих глазах рождается поэзия, услаждающая слух изяществом конструкций глаголов и существительных, крепко стянутых узором падежей. Да, что там, у прапорщика матюками могли быть междометия, союзы и даже знаки препинания. У слушающих эту музыку дух захватывало.
У старшины никогда не было повторений. У него, скорее всего, была связь с информационным полем Земли, иначе, чем можно было объяснить наличие в его памяти кладези мудрости всего человечества. Он без особых усилий мог соорудить конструкцию из 13 этажей и тут же не повторяясь достроить к ним ещё столько же. Начальник штаба, подполковник Суворин, разменявший в армии уже тридцатник, признавался, что такого «соловья» ему не приходилось слышать никогда.. А среди солдат ходила по рукам тетрадь, куда заносились «перлы» великого и могучего в исполнении прапорщика Сосунова.

Как то в перерыве между занятиями к Маркману подошёл замполит капитан Головин.                                                     – Я, надеюсь, вы, лейтенант, являетесь членом Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза молодёжи? Гришу это напрягло -  за такой формулировкой явно должен был скрываться подвох.  Он честно признался, что является и его догадка тут же подтвердилась:
- Вам поручается почётная и ответственная задача возглавить комсомольскую организацию дивизиона.
– Тов. капитан, но я даже со своим взводом до конца не познакомился. И, потом, захотят ли сами комсомольцы моего избрания? 
– Не беспокойтесь, захотят.
Как потом, оказалось, возглавлять комсомол никто не хотел, и это был «головняк» капитана. Он тут же, не дожидаясь формальностей с избранием, вручил опешившему лейтенанту комсомольские дела и кипу бланков «Боевого листка» с требованием оформлять их каждую неделю. Гриша понял, что влип. Но зато, чаще общаясь с замполитом, он понял, что такой воспитатель моральных, политических и нравственных качеств у солдат  армии не нужен. Мало того,  даже империалистический  враг с его «Голосом Америки» «Немецкой волной» и ВВС, не мог так подрывать основы Советской Армии, как это делал замполит. Любые почины, спущенные сверху политуправлением Армии, замполит превращал в скучные и нудные мероприятия.                                                                                                              Самое основное - капитан был на редкость косноязычен для своей должности.  Даже,  общаясь с солдатами, он постоянно употреблял газетные штампы, поскольку сформулировать своими словами простую мысль был не в состоянии. 
  Головин как-то сказал:»Товарищи солдаты, в то время, когда мы не покладая сил строим светлое будущее, отдельные бойцы ставят нам палки в колёса. Так, например, ефрейтор Еникеев вчера был замечен в употреблении спиртных напитков. На что Еникеев: обиженно заявил, что пил только водку.
 Замполит частенько повторял солдатам: «Чтобы победить вероятного противника каждый боец обязан регулярно конспектировать классиков марксизма-ленинизма! 
 Солдат должен был  в любой момент предоставить капитану тетрадь с конспектами.

Ответ на вопрос, как такой человек оказался воспитателем солдат, оказался