захватили ее всю, целиком. Павлу было, конечно, приятно, но Тамара почему-то нигде не касалась содержания этих рассказов, не оценивала их героев. В ответных письмах Павел благодарил Тамару, а она рассказывала о своей тоскливой, одинокой жизни, жаловалась, что ее никто не понимает. Через несколько недель она написала, что соскучилась по беседе с умным и интересным человеком и хотела бы с Павлом встретиться. Он ответил, что сейчас занят, а встреча вряд ли что изменит в их отношениях: они слишком разные люди.
Прошло еще несколько дней, переписка продолжалась: Тамара писала, что книга Павла стала ее постоянным чтением, что она теперь перечитывает его рассказы и находит в них новые красоты и глубины. Наконец, она его пригласила в гости и написала адрес.
И Павел отправился, с чувством некоторой горечи от прежнего разговора, но времени прошло много, несколько недель, а Павел был человеком незлопамятным. С трудом он нашел дом, который ему указала Тамара: девятиэтажки стояли вразброс, переулки и дворы были опять покрыты какой-то тенью, даже при солнечном свете осеннего солнца, негреющего, но еще достаточно яркого. Тамара открыла ему дверь, стройная, изящная, красивая, в ярко-красном облегающем халатике.
- Здравствуйте, я вас ждала. Спасибо, я люблю розы, - ответила она на приветствие Павла, приняв от него белую розу, и пригласила в комнату.
Павел вошел, и вдруг колокольный, глубокий, мощный звон как бы накрыл его с головой, заставил встрепенуться.
- Не пугайтесь, это мои старые часы, еще с детства остались, - улыбнулась Тамара, и Павел увидел в углу комнаты большие, темно-корчневые, красивые, в рост человека часы, с большим темно-золотым циферблатом и маятником.
Странно, но казалось, что они в комнате, квартире, занимают очень важное место не только своим житейским значением, но и важностью, солидностью: рядом с телевизором, так сказать, «членом семьи», они казались предметом одушевленным, они возвышались над ним и как бы покровительствовали всей комнате и всему дому.
- Это мои любимые часы, - добавила Тамара, - я по ним живу, дышу, работаю и отдыхаю, - и смахнула с их поверхности несколько пылинок.
Павел кивнул головой и сел на предложенный ему диван. Тамара села рядом и повернулась к нему:
- Ну, рассказывайте: как живете, как продвигается ваш роман?
- Спасибо… Живу трудно и пишу трудно.
- Аня как к вам относится? Не обижает?
- Нет… нас сблизило несколько общее горе.
- Да, я понимаю… Ну ничего: пройдет время, уляжется боль, и вы начнете новую жизнь.
- Да, наверное. А вы как? Не думаете уходить на пенсию? Отдохнуть?
- Пока нет: на пенсию не проживешь.
- Да, конечно. А как здоровье?
- Так себе, бессонница мучает.
- Давно?
- Да, уже много лет. Где я только не лечилась, какие лекарства не принимала – ничего не помогает. А у вас как со здоровьем?
- Сердечко… тоже давно пошаливает, но жить можно.
- Да, в наши годы всегда что-нибудь да болит…
- Да.
- Ну, я пойду на кухню, приготовлю чай. Вы не против?
- Нет, конечно.
- Осмотритесь, потом я вам покажу другую комнату.
- Спасибо.
Тамара ушла, а Павел стал осматриваться.
Сразу обратил внимание на большой портрет, висевший на левой стене, над пианино. Это был ее ранний портрет, но довольно странный. На черном фоне выступало лицо Тамары и верхняя часть тела, одетого в блузку, расписанную под цвет морской волны. Лицо умное, серьезное, красивое, но несколько суховатое при всей своей женственности. Параллельно идущие голубые, извилистые линии волн на блузке придавали ему на темном фоне что-то неопределенное, непостоянное, даже зловещее.
- Это меня один парень рисовал, любитель: я здесь не совсем похожа, - Тамара стояла в дверях комнаты и улыбалась.
«Может быть, - подумал Павел, - но дело не в этом, а в том, что он что-то нашел в твоей душе и выложил это на холсте.
После небольшого угощения Павел опять перешел в эту большую комнату с большими часами и теперь обратил внимание на два высоких стеллажа с книгами, стоявших вдоль противостоящих стен. Он спросил разрешения посмотреть книги и стал их внимательно рассматривать. Здесь было много классики, русской и зарубежной, причем все книги были не раз читаны, некоторые даже склеены из-за частого употребления. Полные собрания сочинений Фенимора Купера, Майн Рида, Пушкина, Толстого, Лермонтова… Немало было книг и неизвестных или мало известных Павлу авторов, но они были тоже весьма зачитаны. Павлу это понравилось, и он сказал об этом Тамаре.
Продолжая осматривать комнату, Павел заметил пару развалившихся стульев, как-то не к месту поставленных за круглым столом, около балконной двери. Тамара заметила его взгляд и сказала, что эти стулья развалились, а починить их некому, а у нее времени не хватает.
- Я вам говорила, что не хватает в доме мужчины, так что всю мужскую работу должна выполнять я сама, – сказала она.
- Может, я смогу вам помочь, - ответил Павел.
- Попробуйте, - сказала она.
На правой от балконной двери стене Павел увидел портрет Неизвестной Крамского. Раньше он восхищался им, но после прихода к Богу ему не нравилась непомерная гордость этой красивой женщины, она отталкивала. Машинально он сравнил ее портрет с портретом Тамары, висящим над пианино. «Да, она горда, - подумал он, - поэтому и повесила портрет Неизвестной».
Потом Павел опять сел на диван, рядом с Тамарой, и они продолжили разговор.
- Мне надоело, уже невозможно делать всю мужскую работу: я ведь просто слабая женщина, - опять жаловалась она.
И Павел опять вздрогнул от этого колокольного, бьющего по всему телу и душе боя больших часов. Пора было идти домой, и он вежливо простился с Тамарой.
Отношения развивались, и через неделю Павел вновь пошел к Тамаре. Особой надежды на прочные отношения он не чувствовал, но Тамара позвонила ему, сказала, что соскучилась, и это бодрило. По-прежнему он ограничивался только просмотром книг, беседой, не делая никаких попыток поцеловать или обнять Тамару. Он понимал, что все это было не от души, как у него, так и у нее, что не души, а судьбы они только и могут соединить в данной ситуации. Попросил у Тамары клей, насадил на него ножки двух сломанных стульев, а потом они распрощались «В следующий раз надо будет ее поцеловать, - подумал Павел, - отношения должны быть естественные».
Через следующую неделю Тамара встретила его в голубых джинсах и легкой шелковой блузке с красными разводами на белом фоне, с улыбкой, а часы вновь неожиданно ударили в голову и во все тело Павла. И опять это осознание рока, судьбы в их колокольном звоне проникло в него… Сегодня Тамара приготовила кое-что повкуснее, чем в прошлый раз, и Павел с аппетитом ел, похваливая аппетитный гороховый суп с мясом, заливную рыбу и свою новую подругу. Потом рассказывал о своей прежней школьной жизни, Тамара слушала и тоже рассказывала о своих студентах, своей кафедре и мыла посуду в раковине. «Пора», - решил Павел и подошел к ней. Обнял ее, поцеловал, она слабо сопротивлялась, но на поцелуй ответила. Потом Павел посадил Тамару на колени и стал ласкать ее.
Да, Тамара была нежной, изящной, красивой, и Павел добрался до тоже красивой, нежной груди, прижал к себе ее всю, положив руки на ноги и поглаживая их. «Я хочу тебя! – задыхаясь, сказал он тихо. «Да, конечно, надо идти в постель», - сказала она и повела Павла в ту комнату, в которой он бывал лишь однажды. Там была спальня Тамары и рабочий кабинет с компьютером и неизменными книжными стеллажами по стене.
И в постели она была хороша: любила и ласкала вдохновенно, от души, молодо, живо. Потом умиротворенно обнимала Павла и сказала, что ей с ним было хорошо. «Чувствуй себя как дома, - сказала она, - кури, где хочешь: это теперь и твой дом».
Павел с удовольствием посмотрел на залитые солнечным светом комнаты, покурил, и они вновь сели за стол.
- А стулья не приклеились, - сказала Тамара, - я села на один и упала, а второй развалился.
Павел огорчился.
- Давай, я еще раз почищу ножки у них и вновь посажу на клей.
- Давай, но позже. У меня к тебе предложение: давай вместе жить.
- Хорошо, но ты ведь все время на работе.
- А ты приходи с вечера пятницы на выходные, а в понедельник домой пойдешь.
- Ладно.
- А в остальные дни роман пиши, а в выходные будешь читать мне.
- Хорошо.
Павел шел домой радостный: теперь у него есть друг, любовница, которой он интересен как мужчина и как писатель – что может быть лучше!
Наступили заморозки, заканчивалась осень. Природа мертвела, а Павел оживал: часто звонила Тамара, называла милым, даже любимым.
Теперь Павел три дня в неделю проводил у Тамары: пылесосил старенькие ковры, мыл посуду, ходил с Тамарой на базар, причем покупал продукты на свои деньги, и Тамаре это нравилось. Тамара была очень хозяйственная, очень берегла электричество и постоянно напоминала Павлу: «Выключи свет в ванной», «Паша, свет погаси в коридоре». Слабая глазами, она не любила свет, солнце, поэтому ни в туалете, ни в ванной его не включала, если там находилась. Когда Павел спрашивал Тамару, как она обходится там без света, она отвечала, что все необходимое ей видит, а подробности ей не нужны, она любит полумрак, он действует на нее успокоительно. Павел заметил, что в светильниках и люстрах у нее ввернуты всего одна-две лампочки, освещение было тусклым, недостаточным, к тому же постоянно выключалось, когда Тамара не видела в нем необходимости. Так что в квартире, за исключением дневного времени, всегда царил мрак, сопровождаемый восклицаниями Тамары, когда Павел забывал выключить какую-нибудь лампочку. А Павел любил свет, не представлял без него жизни, поэтому жизнь в темноте становилась для него тягостной и муторной.
Любовь к темноте сочеталась у Тамары с негативным, темным, мрачным взглядом на окружающий мир, людей: обычно она рассказывала неприятные случаи из своей жизни, обвиняя всегда в бедах кого-то и чего-то, выставляя себя неизменно пострадавшей. Зав. кафедрой взваливает на нее оформление никому не нужных бумаг, притесняет по-всякому, добиваясь ее увольнения. Декан тоже пренебрегает ею, считает «отработанным материалом», ненужной, которой давно пора уйти с работы и жить на жалкие пенсионные гроши. О студентах она отзывалась хорошо, но ничего конкретно хорошего о них не рассказывала.
Тамара очень любила порядок в доме, свою квартиру до такой степени, что требовала от Павла не только выключать за собой свет, но и затворять за собой любую дверцу, будь то створка шкафа или кухонного буфета. Ей все время казалось, что она или сломается или висит некрасиво. Любую книгу, которую он просматривал или читал, нужно было обязательно положилть на прежнее место. Поэтому обстановка ее квартиры казалась безжизненной: ничего здесь не говорило о том, что она или люди, находящиеся с ней, двигаются, живут, что-то делают, чем-то занимаются.
Тем не менее, Тамара нравилась Павлу все больше и больше, одиночество и совместная жизнь сближали их существования. Павел и Тамара как-то не на уровне сознания, а инстинктивно поняли, что надо соединить свои судьбы, создать семью, и Павел однажды предложил Тамаре перевезти к ней некоторые свои вещи. Стоял солнечный зимний день, настроение у Павла было хорошее, такое
