Атомный век

новости в их страшно тоскливой жизни.
– Сидит думает, – безразлично пожал плечами Славка Куоркис.
– Откуда у тебя такие сведения? – усомнился Берзалов и внимательно посмотрел на Куоркиса.
Какой смысл во всём этом копошении, если американцы нанесут «второй удар»? Опомнятся. Сделают пару десятков ракет и нанесут самый последний удар. Апокалипсический. Самый последний и самый-самый смертельный, от которого уже никто не оправится. И ни куда-нибудь, а именно по девяносто пятой отдельной гвардейской бригаде специального назначения. Больше не по кому. Жизнь под дамокловым мечом давала свои результаты – никто не дышал по-настоящему, то есть будущим, а всё больше – одним днём, робко заглядывая в завтрашнее утро. Ощущение бессмысленности любых деяний овладело всеми. «Второй удар последний», – говорили все и обречённо смотрели на пустое небо. Поэтому Берзалов с надеждой и спросил Славку Куоркиса, вдруг он хоть что-нибудь знает, хоть какой-нибудь намёк на определенность. Если воевать, так воевать, может, десант послать в Америку, а если жить – то дальше, но только не так, как сейчас.
– Информаторов надо иметь, – похвастался тот и обезоруживающе улыбнулся белозубой улыбкой.
– Тебе бы в штабе бригады служить, – похвалил его Берзалов.
– Э-э-э… – кисло среагировал Куоркис, – не моё это дело…
– Ну да, – с иронией согласился Берзалов, полагая, что Славке с его талантами только там и место.
Куоркис был в своей стихии – дай ему порассуждать, он и не такое наплетёт. Лучше ни о чём не знать, спокойнее жить буду, думал Берзалов. Не успели Третью мировую проиграть, как новую затеваем, только теперь между собой, за власть, за территории. Эх, народ, народ… – дивился Берзалов, нет тебе покоя.
Штаб бригады находился в Туле, не в самом городе, конечно. Связи со штабом бригады у взводов не было. А это значило, что Славка Куоркис надыбал канал информации. Разумеется, он об этом ничего не скажет, но вестями делиться будет. Однако Куоркис неожиданно разоткровенничался:
– Есть там у меня приятель в узле связи. Тарасова помнишь?
– Юрку, что ли? – удивился Берзалов и едва не поперхнулся пивом. – Так он же?..
– Ну!.. – радостно блеснул зубами Куоркис и возбужденно втянул в себя воздух.
– Помню, конечно! – так же восторженно воскликнул Берзалов. – Постой, постой, он же артдивизионом командовал?!
От гибели бригаду спасло то обстоятельство, что её перед самой войной, буквально за несколько дней, сняли из-под Владикавказа и перебросили под Старый Оскол в сосновые леса, где сохранились укрытия ещё со времен отечественной войны. Видно, в Генеральном штабе решили прикрыть центральные районы страны с юга на случай десанта противника. Только того десанта не случилось. Этот десант по слухам уничтожили ещё на подходе, ещё в воздухе, на границах СНГ, превратив за одно пол-Европы в радиоактивную пыль. Теперь оттуда второй год ни слуху, ни духу. Одни радиоактивные ветра и дожди. Тоже проблема. Рано или поздно придётся туда переться и смотреть, что там творится, но до этого надо навести хотя бы видимость порядка у себя дома, со своими генералами и политиками.
– А теперь в связи, – многозначительно поднял свои чёрные брови Куоркис.
Любил его Роман за это – за удаль и дружеский трёп, была в их взаимоотношениях какая-то теплота, а это по нынешним временам большого стоит. Разучились люди понимать друг друга, всё выгоды ищут.
– Я не знал… – признался Берзалов, потягивая пиво, после второго бокала оно казалось ему горьким.
– И не мог знать. Его только две недели назад назначили.
– А-а-а… – вспомнил Берзалов. – Хромова в госпиталь положили.
– Точно, – согласился Славка Куоркис. – Хромов в тяжелом состоянии.
– Что сказал Тарасов? – спросил Берзалов, не потому что не хотел обсуждать положение капитана Хромова, а потому что в этом вопросе всё было оговорено раз двадцать и все невольно только ждали смерти Хромова.
– Тарасов сказал, что грядут большие перемены. Что восстанавливается связь с другими боеспособными группами. Что якобы в Белгородской области наблюдается активность. Что будут делать новую структуру армии, и что в этом деле нам отводится ключевая роль. Но имей ввиду, что я тебе ничего не говорил. – Славка заржал радостно, совсем, как в летних лагерях, где проводились сборы.
– Ага-а-а… – глубокомысленно согласился Берзалов и налил себе ещё.
С одной стороны, это означало – прости-прощай спокойная окопная жизнь. Конечно, их не для этого готовили столько лет. Правда, есть мнение, что они своё уже отдали – для тех, кто больше всего устал. С другой стороны, после сумятицы мировой, после стольких смертей и полутора лет неурядиц хотелось собраться с духом и мыслями, ощутить хоть какую-то опору под ногами. Видать, кто-то торопится, понял Роман, очень торопится, не даёт нам передышки. Может, враги зашевелились. Нам-то неизвестно.
– Вот так-то! – со значением произнёс Славка Куоркис, и они чокнулись, а потом махом осушили по бокалу и налили ещё.
К генерал-лейтенанту Турбаевскому Семёну Аркадиевичу уже не раз посылали ходоков от самых разных партий из Тьмутаракани, которые, в отсутствии к ним интереса, медленно, но уверенно шли ко дну. Действовали по старым демократическим меркам. Они-то и хотели склонить бригаду на свою сторону. Имея за спиной такую силищу, можно было забыть о ржавой демократии и запросто вершить новую историю страны, которая хоть и пережила мировую катастрофу, однако шевелилась по окраинам. За последние время таких делегаций было три, и все тянули в разные стороны: одни говорили, что надо делать столицу в Великом Новгороде, другие, что – в Нижнем Новгороде, третьи – вообще не хотели ничего делать, им нужны были автоматы и пушечное мясо. Бригаде же не хватало тяжелого вооружения. Это было её Ахиллесовой пятой. Но с другой стороны, бригаде ВДВ несказанно повезло, потому без этого тяжелого вооружения, а тем паче без атомного оружия, её не бомбили и не искали на огромной территории страны, да и дислоцировалась она в глуши. А теперь тяжёлое оружие было крайне нужно. Все понимали, что без тяжелого вооружения долго не продержаться, что рано или поздно появится диктатор, который не мытьем, так катаньем отобьёт хлебное место. И тогда пиши пропало. Вон и великоновгородцы зашевелились. Поняли наконец, что без баз, на одних идеях народовластия далеко не уедешь. Пусть даже эти идеи и самые радикальные, что толку от них, если брюхо пустое.
– Ты чего такой смурной? – спросил Славка Куоркис, выбирая кусочек повкуснее.
– Да понимаешь, – ответил Берзалов, – предчувствие у меня нехорошее. Мне бы этот день пережить да ночь продержаться без тревог и проблем. Душа устала. Варя сегодня приснилась, как живая… смеялась…
– Не расчесывай, само пройдёт, – посоветовал Куоркис. – Не узнаю друга Романа. Раньше ты готов был бежать, куда пошлют, а теперь?
– А теперь устал. Старым стал. Тупик какой-то. А главное, дороги не вижу.
Они оба не обратили внимания на тонкий, как гудение комара, звук вертолёта. Мало ли какие вертолёты по каким надобностям летают.
– Ну это ты брось, – уверенно сказал Славка Куоркис. – Что значит, дороги? Я слышал, – зашептал он, почему-то оглядываясь на вход в землянку, – группа на восток идёт, аж за Урал. Понял меня?..
– Понял, – поморщился Берзалов. – Расширяем ареал. Турбаевскому все карты в руки.
– Дело даже не в Турбаевском, – таинственно заметил Славка Куоркис и снова блеснул своей белозубой улыбкой.
– А в ком?! – простодушно удивился Берзалов.
– Ну ты наивный! – воскликнул Славка Куоркис. – Цивилизация за год прирастает на пятнадцать процентов по всем параметрам!
– Сейчас уже ничего не прирастает, – уверенно ответил Берзалов.
– Что ты! – воскликнул Славка Куоркис. – Ещё как прирастает! Мы просто не знаем!
Берзалов на мгновение смутился под его напором и, чтобы скрыть свои чувства, чокнулся с Куоркисом и присосался к бокалу. А потом налил себе ещё и сунул в рот вкусное ребрышко, которое отдавало горечью. Даже другу необязательно знать его слабые места.
– Так что… выходит, появился новый Ленин или Сталин? – наивно осведомился он.
– Вот видишь, ты всё понимаешь без намеков, – обрадовался Славка Куоркис, видя в происходящем какой-то таинственный, а главное, очень увлекательный смысл. Роман Берзалов этого смысла не видел. Трудно было уловить смысл в хаосе. Нет, конечно, я понимаю, думал он, для этого дела союзники нужны, а тем более армия, которая подчиняется уставу. Без устава мы – никуда. И страны не будет. Но с другой стороны, душа, она ведь не этого хочет, не страну возрождать, а – счастья, личного, простого, человеческого. Варя, вот! Этот простой и ясный вывод был для него целым открытием. Целую минуту он тупо смотрел в пол землянки и думал, думал, думал о ней, о не сложившейся жизни. Хотя у кого она теперь сложилась? Атомный век – одним словом. Славке вон хорошо – под каждом кустом ждут с распростертыми объятьями. Счастливому и на воде сметана, тяжело думал Роман, невольно завидуя легкости друга. А я так не могу. Полюбить я должен женщину, по-лю-бить!
– Ты чего? – всерьез испугался Куоркис.
– Да так… – встряхнулся Берзалов. – Плохо мы живём, Слава, тоскливо, можно сказать. Воевать надоело, стрелять надоело.
– Согласен, – ответил Куоркис, заглядывая ему в глаза. – Но заживём лучше. Даже не сомневайся.
– А хватит нам жизни? – усомнился Берзалов c неподдельной тоской в голосе.
Славка Куоркис с испугом посмотрел на него ещё раз и авторитетно заверил:
– Хватит! Какие наши годы?! Ещё детишек нарожаем и на твоей свадьбе плясать будем. Ну извини, извини! – исправился он, заметив, как заходили желваки у Романа.
С высоты их двадцати пяти лет жизнь казалась им безмерно длинной. Где-то там далеко впереди ещё только маячил тридцатник, а сороковник вообще был как в тумане, не говоря уже о пятидесятилетии, до которого надо было ещё дожить. Шансы, судя по всему, были ничтожны, можно сказать, в минусовой степени.
– Ты главное, много не думай, – наивно, он со знанием дела, посоветовал Славка Куоркис. – Вредно нам думать, мы военные. Нам приказали, мы выполнили.
– Это точно, – охотно согласился Берзалов, давно сросшийся с армией позвоночником и не помышляющий о другой жизни. – Жить вообще вредно, опасно для здоровья.
– О! – обрадовался Славка Куоркис оптимистичным речам друга. – Давай за всех нас, за то, что ещё живые и умирать не собираемся, – предложил он.
– Сплюнь, – посоветовал Берзалов и потянулся за своим бокалом, в котором успела осесть пена.
Только они чокнулись, только закусили соленым рыбцом, как требовательно затрезвонил зуммер полевого телефона. Ну всё, с холодеющим сердцем понял Берзалов, не пережил я этого дня. Дёрнула меня судьба, не отвертишься. А может?.. Ещё надеясь непонятно на что, он поднял трубку:
– Старший лейтенант Берзалов слушает.
– Роман Георгиевич, – услышал он знакомый голос Калитина Андрея Павловича. – В двенадцать ноль-ноль я жду вас в штабе батальона.
– Слушаюсь, – ответил Берзалов и выразительно посмотрел на Куоркиса. – Кончился праздник, Слава, начались будни.
Куоркис всё понял:
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – сказал он. – Попили пивка... – и с сожалением посмотрел на бидон, который они