Меня зовут Павел Калинин.
Бывшая моя интимная подружка Маринка в порыве страсти частенько нежно приговаривала, поглаживая мой непокорный чуб: «Ягодка... Калинка...».
Я, любитель фонетизмов, ответно окрестил её «Малинкой».
Ох и закружила нас эта «Калинка-Малинка!».
Первое время нам казалось, что мы не можем и минуты прожить друг без друга...
Мы были отчаянно молоды: мне — двадцать с хвостиком, ей — едва стукнуло восемнадцать.
Она обладала необыкновенной красотой и чувственностью (сущий ангел во плоти!), но, увы, «романтизьм», воспеваемый мной в стихах, ей был чужд.
Она предпочитала махровый прагматизм.
Она хотела замуж!
2. ЗНАКОМСТВО
...В баре было уютно.
Редкие столики «на двоих», манящая полутьма и светомузыка, ритмически выхватывающая смутные блики лиц и посетителей, располагали к интиму...
Специально для нас официанты вынесли дополнительные стулья и столики и составили их таким образом, чтобы большая компания смогла вполне комфортно разместиться.
(Всё-таки нашему закадычному дружбану Валере, горкомовскому отпрыску, мажору, с широкой душой, щедрой на подарки, нравилось ублажать своих полунищих друзей, бывших однокурсников, и ему приятно щекотало самолюбие увидеть на их снулых лицах изумление от нежданно свалившейся невесть откуда роскоши!)
Нам принесли заказ, состоящий из фужеров, наполненных сухим вином, вазы с фруктами и коробки дорогих шоколадных конфет.
Не прошло и получаса, когда я, придирчиво выбирая напарницу для медленного танца, увидел за соседним столиком до боли знакомое и, мало сказать, необычайно привлекательное броское дамское личико.
Оно пронзило меня молнией воспоминаний!
Это была она.
Да-да, та самая Маринка, с которой по её просьбе я, вполне взрослый по сравнению с ней парень, однажды снизошёл до участия в игре в скакалки во дворе нашего незабвенного многоквартирного дома 24-го «б» на проспекте Ленина!
Тогда, в середине семидесятых, она была долговязой девочкой-подростком с выпирающими коленками на длинных худеньких ножках, с мышиным хвостиком косички, перевязанной несуразно огромным белым бантом, но в этой наивно-умилительной внешности уже явственно проступали черты будущей писаной красавицы.
Прошло всего лишь несколько лет, резко преобразивших её первоначально забавный облик, и сейчас я находился в мгновенно охватившем меня состоянии потрясения.
Буквально сражённый впечатляющей, я бы даже сказал, вызывающей красотой восемнадцатилетней девушки, я опешил.
Она была ангелоподобна!
Зазывные бездонные зелёные глаза оттенка нежной морской волны лучились золотисто-медовым обещанием райского блаженства...
Усыпанная золотыми украшениями, вся она сияла, как новогодняя ёлка, под подолом которой удачливого счастливца ожидали невероятно сладкие подарки...
...Она ласково прильнула к моей груди в медленном танце, и я ощутил прикосновение всего неизмеримого богатства её молодого горячего, пышущего сочным сладострастием тела.
Я не выдержал.
Учитывая двойственность моего положения (за столиком осталась навязанная мне заботливыми приятелями перезрелая «мадам Брошкина»), я предложил Марине тут же, «под шумок», пользуясь темнотой и толчеёй на танцевальной площадке, исчезнуть из бара, умышленно не дожидаясь окончания волшебной мелодии, так уютно сопровождающей наш с ней танец-прижиманец.
Она не раздумывая согласилась.
(Судя по всему, Маринкин тогдашний напарник её не сильно занимал).
Мы весело скатились по лестнице и поймали такси, чтобы посетить моё (на обоюдную радость пустующее без родителей, пусть и достаточно утлое) жилище для продолжения нежданной встречи старых знакомых и новых возлюблённых.
3. У ЗЕРКАЛА
Маринка всегда любила ловить на себе плотоядно-восхищённые взгляды мимопроходящих мужиков...
Но также никогда не упускала любой возможности предаться и другому любимому занятию – самолюбованию.
В хорошем расположении духа, быстренько раздевшись, абсолютно голая, она вставала напротив зеркала-трельяжа в зале и со сладострастным наслаждением долго и внимательно изучала свои прекрасные формы...
Разглядывала все подробности изумительного тела, начиная с обрамлённого золотыми волосами кукольного личика с голубовато-зелёными сладкими, как мёд, глазами и сочными коралловыми губками в манящей улыбке, румяными бархатными, как персик, щёчками и мраморно-розовыми ушками, безжалостно пронзёнными большими золотыми кольцами серёжек, лебединый изгиб шейки, ровную статную спинку, переходящую книзу в упругую, сочную пышную попку (мечту поэта!), гладкую нежную чистую кожу, соблазнительный пупочек на плоском девичьем животике, похожий на маленькое восторженное «О-о-о!», стройные ровные длинные гладкие ножки, и все прочие разнообразные припухлости и ложбинки, особо отмечая пленительные груди, слегка отвисающие как дивные сочные спелые плоды с торчащими в разные стороны озорными сосками в ожидании лобзаний и, конечно, (куда же без этого?) курчавый хохолок с заботливо остриженными и причёсанными завитушками на лобке между спелых сочных стройных и одновременно аппетитных лебедино-белых ляжек...
После длительного просмотра прелестных деталей своего обнажённого тела она оборачивалась ко мне и нетерпеливо задавала ставший традиционным ревнивый вопрос: «Я — хороша?»
4. ПЕРВЫЕ РАЗОЧАРОВАНИЯ
...Я зачастил в гости к своей пассии..
Иногда я безуспешно пытался отыскать в ней привычный образ щедрой обольстительницы с пьянящей до потери моего самобладания, многообещающей лёгкой улыбкой на влажно-вишнёвых устах...
Лишь однажды я оторопел и чуть не отшатнулся, нечаянным взглядом окунувшись в абсолютно пустые, бесчувственно холодные остекленевшие матовые глаза на восковой мимической маске своей избранницы.
Жизни в них не было!
Сплошной вакуум...
Много лет спустя я догадался, что такое выражение лица может быть только у тех, кто систематически принимает достаточно крепкие наркотики.
По симптоматике очень похоже.
Спустя некоторое время после нашей первой встречи, Маринка с нескрываемой гордостью продемонстрировала мне набитый крупными купюрами кошелёк, золотые украшения и супердефицитные по тем застойным временам импортные противозачаточные гормональные таблетки, приём которых на упаковочной коробке был расписан по дням.
Словно сжалившись над бедным студентом, она также демонстративно тащила меня в ресторан.
После её подозрительно теплого общения с многозначительно ухмыляющимися официантами меня долго не отпускало назойливое ощущение, что она не менее чем записной завсегдатай этого дорогого заведения.
Да что там обслуга!
Её знала каждая тамошняя собака!
Администратор и местные музыканты также благосклонно и понимающе скалились, когда Маринка делала заказ...
Она называла их по именам.
Запросто.
С уменьшительно-ласкательными суффиксами.
Как древних душевных приятелей.
И не только их, но и, бесцеремонно посещая кухонные помещения, весь обслуживающий персонал, включая поваров, уборщиц и посудомойщиц!
5. ОБОЛЬЩЕНИЕ
Маринка рано расцвела и достаточно быстро поняла цену своей редкой красоте.
Взрослые мужики, как водится, услужливо и всемерно поспособствовали этому.
Сравнительно рано начав половую жизнь, она стремительно вошла во вкус «красивой жизни» и научилась извлекать выгоду и всяческие удовольствия из того незабываемого впечатления, которое она производила на всех кучно окружавших её мужиков, пускающих слюни по поводу и без.
Не увидев моего стремления связать с ней брачные узы, Маринка решила пустить в ход все свои самые знойные чары, дабы во что бы то ни стало, всенепременно женить меня на себе, ухватившись за простоватого и наивного студентишку, как за спасительную соломинку.
К процессу обольщения своей дочерью подключилась и мать, видевшая по какой опасно скользкой дорожке пошло её единственное чадо.
Мать занимала солидную и ответственную в эпоху глубокого застоя должность зав.складом крупной овощной базы. Её положение в торговом мире того времени открывало доступ к товарам повышенного спроса - дефициту, включая вкусную жратву и импортные тряпки, так как у торгашей существовала скрытая от посторонних глаз система натурального обмена.
При любой возможности страдающая от дочернего беспутства пожилая солидная женщина наставляла Маринку на путь истинный, убеждая её в том, что Павел - единственно верный вариант счастливого замужества.
Мамины нотации всегда злили мою потенциальную невесту и даже производили обратный эффект, вызывая чувство протестной ненависти к навязанному жениху, но Маринке всё же хватало ума со всей трезвостью оценивать свое падшее состояние и понимать давно назревшую необходимость бракосочетания.
Печать в паспорте по её разумению автоматически списывала все грехи, присваивая ей страстно желаемый статус порядочной женщины.
Но при этом она и мысли не допускала покончить со своим роскошным прошлым.
Замужество в данном случае играло роль некоего прикрытия будущих не менее ярких, впечатляющих сексуальных приключений.
Дошло до того, что Маринка, устав от напрасных ожиданий, самовольно назначила дату и время свадьбы. Как сейчас помню — ровно в полдень тридцать первого декабря 1981 года, ни часом позже.
Меня несколько обескуражило это безаппеляционное заявление...
В награду Маринка пообещала не только свое роскошное тело, но и материальное благополучие, а также отдельную однокомнатную квартиру, доставшуюся ей по наследству от недавно скончавшейся любящей тётки.
6. НЕПРИЯТНОЕ ОТКРЫТИЕ
Настали новогодние праздничные дни...
Маринка торжественно сообщила мне, что мы приглашены на свадьбу к одной из её давних подруг.
На той самой свадьбе я часто оставался за столом один-одинёшенек..
На час-два, а зачастую и более того.
Своё периодическое отсутствие на столь продолжительные перекуры Маринка никак не комментировала.
Я не стал заниматься сыскной деятельностью, смутно догадываясь, что пьяную Маринку в данный момент пялит где-нибудь в туалете или темном углу подъезда очередной смышлёный ухажёр.
Один милейший мудрый еврейчик, с которым мы познакомились на этой свадьбе, зорко срисовал скабрезность ситуации. Издавна входивший в Маринкино окружение, он почему-то с особой теплотой расположился ко мне, и, под хмельком разоткровенничавшись, выдал мне всю её подноготную.
Похлопав меня на прощание по плечу, он выразил искреннее сочувствие рогатому несмышлёнышу.
7. ЭКСКУРС В ПРОШЛОЕ
Несмотря на то, что с раннего детства мы с Маринкой жили в одном многоквартирном пятиэтажном доме, общаться с ней в те далёкие семидесятые годы мне почти не довелось.
Дело в том, что основная масса моих друзей, ребят нашего двора, принадлежала к другой возрастной категории.
Маринка же была отнесена, по бытовавшей в те времена негласной классификации, к так называемой «мелкотне».
Играла эта мелкотня отдельно, в основном «в скакалки», так как эта группа состояла из подавляющего большинства юниц - девочек среднего школьного возраста.
Я уже тогда заметил некоторую неестественность присутствия в этой группе Серёжки Корнилова.
Он был старше всех