Лучший голкипер сезона

может  быть.  Предполагали,
Что судейство  может  оказаться  пристрастным,  но  так  «убивать»?
Они  «убивают»  не  только  сборную  России,  но  сам  футбол.  Теперь я  
Уже  ничему  не  удивлюсь.  
      -  С  ума сошел!  -  подскочил  к  Оскару  Альварес.  
      -  Не  мог  я  иначе. Не  доставал,  -  оправдывался  тот.  
      -  Ты  понимаешь,  что  мы  уже  проиграли? -  горько  вскрикнул  
Роберто.  -  Над  нами  будут  смеяться,  если победим,  а  в  ином
случае  сотрут  в  порошок  и  на  всю  жизнь  опозорят.  
          -  Ну,  твари,  что  делают!  -  воскликнули  одновременно  по-русски
и  португальски  Карпинский  и  Сандона.
         Тем  временем,  матерился  и плевался  главный  судья  матча  Паоло
Кастелано,  понимая, что  для  него  эта игра  последняя  в  карьере.  А  все
жадность.  Хапнул  жирный  куш.  Как  же тяжело  жить  с  проданной  душой.
После  игры  бежать  через  запасной  выход.  В  горы,  глушь, крысиную
нору.  
         Сил  у  Игната  не  осталось.  После  броска  в  ноги Эдеру  едва
удалось  встать.  Ноги не  пружинили.  Хотелось  верить,  что  Альберто
Карлосу  не  слаще.  
          Тот  спас  свою  команду  от  трех  голов,  заставив  сплевывать  
Проскурина  с  Братаевым.  Трибуны  одобрительно  кричали  и  хлопали  
в  ладоши.  А  тот,  кто  кинул  помидор  после  первого  тайма,  просто
исчез.  На  футболе  его  больше  никто  не  видел.
            За  три  минуты  до  конца  матча  Братаев послал  мяч  за  спину
защитников  на  рывок  Григорьева.  Два  игрока  обороны  завороженно
смотрели  на  летящий  между  ними  мяч.  Карлос  метнулся  из  ворот
навстречу,  но  не  успел.  Григорьев,  легко  коснувшись  мяча,  послал
его  мимо  вратаря  прямо  в  угол.
           Стадион  в ужасе  затих.  Карлос  обреченно  доставал  мяч  из  
сетки,  когда  сзади  подбежал  Оскар,  едва  не отобрав его.  
           -  Не  засчитан!  - радостно  крикнул  он.
          Никто  не  поверил.  Даже  бразильцы.  Даже  судьи  на  линии.
Где  здесь  главный  судья  увидел  «вне  игры»?
          Андрей  Карпинский  уже  был  на  поле.
         -  Ты  что  творишь!  -  кричал  он  по-испански  португальцу.  -  
Сволочь  продажная!
          Его  еле  оттащили  от убегающего  Кастелано.
         -  Может,  команду  с  поля  увести,  -  предложил  Сорокин.
         -  Нельзя,  -  тренер,  понемногу,  остывал.  -  Тогда  нас  во  всем
обвинят.  До  конца  играть надо.
           А  конец  тут как  тут.  В  ответной  атаке,  не  добегая  до  штрафной,
Нуньес  со  всей  силы  всадил  мяч  в  перекладину  с рикошетом  в  сетку.
           Игнат  не  мог  достать  этот мяч.  Только  огромная вспышка  ярости  
стала  ответом  на  обрушившийся  рев  трибун.
           Пол  года  назад  от  такой  же  вспышки  он  провалился во  мрак.
           Приехал  на  базу  счастливый,  излечившийся  от  угара  страсти.
Казалось  все  прочно,  надежно.  А  как  началась тренировка,  навалилось
Наваждение.  Ноги дрожат,  мышцы,  как  деревянные,  руки  мяч  удержать
не  могут,  в  глазах двоится.
           -  Что  за  чертовщина?  -  собрался,  сосредоточился,  все  в норму  
вошло.
           Чуть  ослабил  напряг,  снова  та же  история.  Муть  какая-то.
           -  Что  со  мной?  -  мысленно  спрашивал  себя.
           «За  что?»  -  не  спрашивал,  догадывался.
            Настало  время  двухсторонку  с  дублерами  играть.
           -  Ты  здоров,  Игнат?  -  спросил  Аркадьев,  о  чем-то  догадываясь. –
Если  сердце  не  на  месте,  лучше  не  играть.  Не  финал  кубка,  в  конце
концов.  Отдохни.
           -  Спасибо, -  ответил  Крапивин.  -  Платон  Иванович  говорил,
что  нельзя  из  игры  выходить.  Ничего,  я  уже  выздоравливаю.
           А  дублеры  словно  сговорились  «надрать»  основной  состав.
За  десять  минут  три  мяча  из  сетки  вынул.  Разозлился.  Стал  на
защитников  кричать,  что  работать  надо,  да  не  заметил,  как  из-за
плеча  центрального  пушечной  скоростью  мяч  вылетает.  Только  точку
жирную  разглядел,  как  в  переносицу  шибануло,  и  свет  отключился.
          Тепло  родилось  в  середине  тыльной  части кисти  левой  руки.
Потом  пошло  выше  до  локтя,  плеча.  Растеклось  по  шее,  груди,  пока
не  дрогнули веки,  и  глаза  ощутили  солнечный  свет.  Услышал  в  
отдалении  резкий вздох,  и  кисти  стало  влажно.
         -  Вернулся!  -  слезы  текли  из  глаз  Оксаны  со  щеки  на  руку.
         -  Прости,  -  тихо  произнес,  сгорая  от  нахлынувшего  стыда.
         -  Три  дня  без  сознания  был,  -  шептала  Оксана.  -  Они  
сомневались,  а  я верила  -  вернешься.  Тут  все  время  была.  Уж
не знаю,  что  случилось,  если бы  не  Пипита.  Под  утро  прилетела  из  
Италии.  Меня к  тебе  отправила,  а  сама  с  детьми осталась.  Что  ж
Ты  про  «Ювентус»  не  сказал?  Видно,  закружилась  головушка,
вот  и  получил  по  лбу.  Как  семафор  светишь,  -  говорила,  а голос
креп,  уходила  печаль,  возвращалась жизнь.  И  через  кожу чувствовал  
Игнат,  как  рассеивается  мрак,  и  наполняется  сердце  светом.
            «Любовь  моя,  -  думал он. -  Второй  раз  из-за  меня  через
такие  муки  проходишь.  Ничем  мне  их  не  искупить»
            -  Подойди,  -  попросил  он.
            И  Оксана,  нежно  обняв  сомкнула  его  губы  со  своими.  Не  
помнил  Крапивин  поцелуя  слаще  и  дольше.  Но  пришел  врач  и  
прекратил это  дело.  Оксана  была отправлена домой  с  заверением,
что  через  неделю  Игнат  вернется.
           Он  вернулся.  Его  встретили радостные  дети и  обе  женщины.
            -  Видишь,  Пашка,  -  говорил  Сашка.  -  Зря  плакал.  Мы  с
тетей  Пипитой  знали,  что  вернется,  а  ты  не  верил.
            -  Я  верил,  только…  -  и  не  договорив,  убежал  в ванную.
            Там,  открыв  кран,  смывал,  катившиеся  из  глаз  вредные
слезы.
             -  Ну  что  ты?  -  подошел  сзади  Сашка.
             -  Сережку  с  Алешкой  жалко,  -  вытерев  лицо,  обернулся
Брат.  -  Они  одного  отца  знают,  а  мы -  двоих.  И  таких  классных.
              Оксана с  Пипитой  стали  подругами.  Пипита  Оксаной  
восхищалась,  а  та  ее  просто  полюбила  и  доверяла  во  всем.
              Пипита  хоть  и  выросла  в  большой  семье,  была  младшей,
любимицей.  А  здесь  оказалась  старшей  сразу  с  четырмя  детьми.
Только  после  того,  как  отправила  Оксану  в больницу,  поняла  во  что
ввязалась.  Но  дети  сразу  прониклись  к  ней  доверием,  как  к  старшей
сестре.  Возиться  пришлось  лишь  с  Алешей,  да  Сережу  из детского  
сада  забирать.  Отводили  его  старшие  братья.  Три вечера  рассказывала  
она  им  об  Италии  и  «Ювентусе»,  а  они  ей  -  всю  историю  семьи.
                Сладко  было  и   стыдно.  На  кого  позарилась.  Счастье  здесь
стоит  крепко.  Вот  они какие,  медвежата.  За день  до  возвращения  Игната,  
за  ужином,  Сашка  сообщил  матери:
                -  Вот  тетя  Пипита  в  семье  младшей  была,  и  все  ее  любили.
А  у  нас  мужчины  одни.  Вы  с  папой  о  сестренке  подумайте.  Мы
ее очень  любить будем.
                -  Саша,  -  укоризненно  произнесла  Оксана,  опустив  глаза.
                -  Знает?  -  понимающе  спросила Пипита  после  ужина.
                -  Нет  еще,  -  с  улыбкой  ответила  Оксана. -  Потом  скажу.
А  то  опять  руки  задрожат,  и  мячом по  башке  получит.
                - Поглядела  я  на  вас,  -  мечтательно  произнесла  Пипита.  –
И  самой  такой  жизни захотелось.  Семейной.  Выйти  замуж  за Антонио.
Родить  детей.  Дома  только  долго не  усижу,  не  привыкла.
                -  А  я  иной  жизни  не  представляю,  -  поделилась  Оксана.  –
Любимый  мужчина,  дети,  хозяйство.  Несовременная  я.
                -  Что  ты,  -  возразила  Пипита,  обняв  ее.  -   Может,  благодаря
таким  как  ты,  мир  окончательно  не  сошел  с  ума.
               -  Мир  и не  сошел  бы,  а  я  без  тебя  пропала,  -  призналась  
Оксана.  -  Второй он  у  меня.  Не  уберегла первого.  Не  пережила бы  
новой  потери.  Если  в  сергее  пол  жизни  моей  было,  то  в  Игнате
вся  жизнь.  Я  за  него  на  все  готова.  Скажу  тебе  как  подруге,  -
доверительно  добавила  она.  -  Если  стерва  какая  на  него  глаз  положит,
будет  у нее  плохое  настроение  и  горбатая  спина.
                Услышав  такое   признание,  Пипита  отвернула  лицо  и  тихо
выдохнула.  А  потом  обняла Оксану,  и  обе  враз заплакали.  
               

                                                 Глава 10
                                                 Совесть
         
         -  Финальный  свисток,  -  удрученно  произнес  Горденков.  –
Секунда в  секунду.  Хоть  были  паузы  в  игре.  Но  после  того,  что  мы
видели,  все  естественно.  Разве  можно  было  предположить,  что  в  
финале  чемпионата  мира  нас  откровенно  «убьют»?  А  могла  сказка
стать  былью  сегодня,  сейчас.  И  не  нашу  сборную  унизили  люди  без  
совести,  а  футбол,  как  честную  игру  и  доверие зрителей.  Вот  что
обидно.    
        Стадион  гудел,  ослепляемый  лучами  прожекторов.  Сил  не  было.
Одна  гнетущая  усталость.  Они  сделали  все,  что  могли  и  теперь
получали  серебряные  медали без  радости.  Кто  бы  мог  подумать  об
этом неделю  назад.
         Игроки,  пройдя  награждение,  тут же  снимали  медаль  с  шеи
и  брали  в  руку,  только  так  могли  выразить  отношение  к  тому,  что
происходило  на  поле.
          Странно,  но  бразильцы  тоже  не  искрились  весельем,  усталые,  
изможденные.  Слишком  высокой  оказалась  цена  победы,  и  велики
моральные  потери.  Лишь  Роберто  Альварес  и  Эдуардо  Сандона
были  спокойны и  уверенны  в  себе,  как  принявшие  твердое  решение.
          Перед  награждением  главный  тренер  бразильцев  попросил
Андрея  Карпинского  не  уводить  своих  с  поля.  Объяснять  не  стал,
но  тот  понял,  что  грядет  нечто  интересное.
          Альварес  подмигнул  Игнату,  и  стало  веселее.  Чего  горевать.
Вторые  в  мире,  разве  плохо?  А  завтра будем  первыми.  Они  же
Сами  не  рады  такой победе.
          У  организаторов  возникло  замешательство.  Главный  судья  пропал.
Как  ушел  на  минуту,  сославшись  на  больной  живот,  так  и  не
вышел.  Слишком  много  в  нем  этого  оказалось.  
          А  Паоло  Кастелано, между  тем,  наскоро  переодевшись,  рванул
через запасной выход,  предварительно  вызвав  такси  и  летел  в
аэропорт  быстрее  ветра.
        -  София!  -  кричал  он  в  трубку  телефона.  -  Срочно  уезжай  с  
детьми  из  Лиссабона  к матери.  Бери  только  деньги,  вещи  брось.
Я  приеду  через  месяц  или  два.  Да,  знаю,  что  обо  мне подумают.
Надо  же  вляпаться  в  такое  дерьмо.  Соблазнился  на  деньги.  Нет,  не
на  большие.  На  очень  большие.  Да,  я – идиот.  Довольна?  Не  плачь!
Твоих  слез  еще  не  хватало!  -  и  отключился.
        -  Вы  со  стадиона?  -  спросил  водитель.  -  Слышал,  что
Судья  всю  игру  испортил,  и  от  нашей  победы воняет,  как  от  тухлой  
Рыбы.
        -  Совершенно  верно,  -  согласился  Кастелано.  -  Продался,  сволочь.
Таких  и  близко  к  футбольному  полю  подпускать  нельзя.
        Настало  время  «золотого  подиума»,  но  сборная  России  не уходила.
Организаторы  растерялись,  когда  Роберто  Альварес  попросил  микрофон.
        -  Уважаемые  соотечественники,  зрители,  все,  кто  любит  футбол,  -
Громко  говорил  он  на  весь  стадион,  всю  Бразилию,  весь  мир.  –
Сегодня  люди  без  чести  и  совести  пытались  испортить нам  праздник  
великой  игры,  которой  мы принадлежим  без  остатка.  Они  опозорили
страну,  федерацию  футбола,  каждого  из  нас.  Поставлена  под  сомнение
возможность  честной игры.  Пусть  мы  провозглашены  чемпионами,  но  
тяжесть  золота  давит  шею.  Потому  что  оно  не  наше.  Оно  принадлежит
тем,  кто  сегодня  достойно  сражался  и заслужил  победу больше  нас!
Игрокам  и  тренерам  сборной  России!!!  -  С  этими  словами  Альварес  
снял  медаль  и  повесил  на  шею  Степану