полицейских. До бесконечности раздражали тупые подручные комиссара, Лапуэнт и Торранс. Но куда им до глупой курицы, мадам Мегрэ, с ее луковым супом и профитролями.
Петрович несколько раз бросал чтение. Но Мегрэ не оставлял его в покое. Прихлебывая пиво и пыхтя трубкой, он проводил свободный час в кафе «У Дофина». За соседним столиком часто появлялся Invité russe Pierre.
У комиссара серебрятся сединой виски, тяжелое черное пальто, котелок, набор курительных трубок, галстук, который никогда не завязан, как следует. В его фигуре есть что-то «от сохи». Матерый, крупный, широкий в кости. У него особая манера держаться. Это не всегда нравится, и не всем. Тут нечто большее, чем уверенность, но это нельзя назвать надменностью. Комиссар не умеет водить машину, не владеет приемами карате, не устраивает засад и перестрелок, не пользуется вертолетом и аквалангом, и не разбирается в шифрах и ядах.
Петр Петрович недоумевал всем телом. Тоже мне, сыщик! Сыщик, который ничего не ищет… и тут, наконец, накрыло и осенило. Господин Мегрэ ничего не ищет оттого, что знает, где место каждой вещи в жизни. Когда жизнь начинает раскачиваться, крениться и дергаться, господин с трубкой уже в курсе, какая из полочек опустела, а какая покосилась от лишней тяжести. Надо пойти и восстановить равновесие. Именно так – разложить все по полочкам. Кружка пива в заведении «У Дофина» прояснит детали и ход ремонтных работ. Не экзекутор, не каратель, не охотник за головами. Механик и настройщик.
У Петровича заныло в груди от зависти и жажды совершенства. Вот синхронность, так синхронность! Нарушитель ногу натер, а комиссар знает, в какую аптеку он похромает за пластырем.
Сильно хотелось крикнуть «Эврика!» и рвануть по коридору, как есть, в неглиже, и дезабилье! Не рванул. Достал из тумбочки следующий роман, и собрался обратно, в иллюзию.
Как известно, иллюзия – наиболее совершенная форма реальности.
Недалекая обыденность жила своим хлебом. Пациенты выздоравливали или не выздоравливали. Врачи были опытными диагностами и умелыми целителями. Даже если кто и умирал, то непременно от того же недуга, что записан в истории болезни. Записи в графах «анамнез», «диагноз» и «результаты вскрытия» совпадали, вплоть до самых незначительных деталей. Правда, заметки выполнялись настолько неразборчиво, что прочесть их мог только тот, кто их писал. Но ведь, главным в коротких сюжетах, были назначения, а не дефектные ведомости. Сообразно назначениям, маленькие трагедии могли стать божественными комедиями. Или не стать.
Будущий юрист Леонид, получил положенные клизмы и капельницы, и был выписан с почестями. Парень траванулся колбасой и был здоров на следующий же день. Просто хотел небольшого перерыва в изучении уголовного права. Рыжебородый Боцман запил очень крепкий кофе, вместо ирландского прозрачного. Он грустил и никак не решался дать согласие на сложную операцию. Антохе кололи в суставы «огненную воду» - весьма эффективное снадобье. Действие тинктуры отдаленно напоминало средневековое actus fidei, только локального действия. Полчаса нога или рука полыхали очищающим пламенем, а потом все возвращалось на исходные.
Гости с Юга, Саша и Эдик, до обеда получали положенное количество боли, ужаса и плохих новостей. Вечером они уходили на прогулку, и в палате становилось совсем скучно. Воскресный маршрут решили посвятить поискам деликатесов и хорошего крепкого, поскольку на понедельник падал день рождения Александра. Нещадно цитируя Булгакова, Тоха благословил ребят на визит в Елисеевский гастроном. Вывел черным ходом, объяснил, как ехать и побожился встретить обратно.
-- Если что – у вас полный примус валюты!
Судьба тайного ученика Жоржа Сименона определилась и вполне. Консилиум… впрочем, никакого консилиума не было, а была минутная беседа заведующего отделением с лечащим врачом Петра Петровича:
-- Ну что, Дмитрий Анатольевич, кроме варикоза, у пациента ничего не наблюдается?
-- Абсолютно ничего, Владимир Владимирович… ни денег, ни блата, ни патологий. Удивительно!
-- Тогда сами вены ему делайте. В этот понедельник правую ногу, а в следующий левую. Работайте.
-- А-а-а?..
-- Операций на коммерческой основе пока не предвидится.
***
Понедельник… Понедельник, в который раз, подтвердил репутацию дня тяжелого и ненадежного. Его черная тень накрыла воскресный вечер. Как царевич из сказки, чтобы достигнуть таинства операции, пациент должен был выполнить три суперзадания. Или одолеть три сложнейших испытания. На три загадки это не походило. Ближайший сфинкс оказался серым и молчаливым. Жил в подвале, рядом с помойкой, и лишних вопросов не задавал.
Первое испытание заключалось в многократной холодной клизме «до чистой воды».
Вторая ступень заключалась в бритье нижней половины свежепромытого организма.
Третий подвиг был наградным бонусом для претендента.
В полночь принималась таблетка этаминала натрия. Через десять минут наступал глубокий наркотический сон. Даже, если бы поутру, пациента ждал не хирург, а палач с топором, мир и покой сохранялись в положенных восьми часах. Соискатель просыпался в хорошем настроении, свежий и отдохнувший. В операционную он отправлялся, не успев испугаться или разволноваться. Гуманно и функционально.
В выходные дни, на отделении дежурила симпатичная и шустрая, Инна-Вертолет. Официально считалось, что прозвище воспевало о скорость и ловкость Инны. Действительно, девушка передвигалась исключительно бегом, крутилась, как юла, и болтала, не умолкая, как подъемный винт геликоптера. С такой мотивацией можно было согласиться в случае, так сказать, теоретического взгляда на Инну и на вертолет. Но, практика разрушала домыслы в один момент. Стоило мужчине посмотреть вслед Инне, мчавшейся бегом по коридору, у бедняги делался паралич и жгучая тоска по молодости. Даже у самых молодых. На бегу, базовая часть ее туловища совершала круговые движения, дивной красоты и изящества. Новичок так и застревал потрясенный, как муравей в янтаре. Непостижимо, дерзко, щедро! Всё, слова кончились…
С интонацией усталого экскурсовода, я вынужден произнести – давайте вернемся к нашему сюжету и перейдем в следующий эпизод.
Первый раунд, связанный с холодной водой, прошел нелегко, но успешно. Руководила процессом сама Инна-Вертолет, а специалистом она была тщательным и принципиальным. Сказано – до чистой, значит – до чистой. Пережив десяток циклов, Петр Петрович почувствовал, что прохладные приливы уже достигают головного мозга. Еще немного и возвратно-поступательное движение холодной воды сменится ее прокачкой в одну сторону. После того, как смоется вся кора и подкорка. Спасение пришло, откуда не ждали. На женском крыле, пожилой даме стало так нехорошо, что понадобилась помощь еще одной дежурной.
Инна выпорхнула из санблока и столкнулась с Антоном.
-- Антонелло, выручай, -- взмолилась она нечеловеческим голосом. А каким? Ну, скажем, голосом Золотой Рыбки, -- помоги, откуплюсь, чем только пожелаешь!!!
-- Ага, старым, разбитым корытом. Это я помню со школы! – саркастически усмехнутся Антон, -- ладно, камбала девяносто пятой пробы, чего делать-то?
-- Вернусь – получишь за камбалу! – девушка была в настроении, но женская палата звала на помощь красной тревогой, моргающей на пульте.
— Вот, смотри, бритвы тут лежат. Твоя задача, объяснить дяденьке, что и как он должен побрить. Расположишь его в душевой, объяснишь, где зеркало поставить. Чтобы к полуночи он у меня был мягок и гладок, как попка младенца. А в полночь пусть примет вот эту таблетку – я на тумбочку ему положу. Все понял? Жди меня, и я вернусь!
Стуча зубами, Петр Петрович, вытряхнул из организма остатки ледяного паводка. Под монотонный звук антоновых объяснений, ученик Сименона осматривал казенные бритвы. Да, в Париже таких и в глаза не видывали. Тупые, ржавые, кривые. Заголив коленку, Петрович выбрал станок получше и провел им по лохматой голени. Снизу вверх. Раздался звук из фильма «Титаник», когда безжалостный айсберг распарывает борт лайнера, от форштевня до мидель-шпангоута. Вой и скрежет.
-- Нет, так не пойдет! – уверенно возразил Петр Петрович, -- эти только под общим наркозом.
-- А своя бритва есть? -- подал идею барбер-инструктор.
-- Есть! Антон, вы тут посидите, я мигом принесу! – засуетился будущий исполнитель «Танца с бритвами».
-- У Боцмана крем для бритья есть, фирменный! Попросите, он не откажет, -- вслед бегущему крикнул Тоха. Крикнул шепотом, учитывая поздний час.
В палате, за столом, сидел удрученный Боцман, сидел и двигал туда-сюда кружку с остывшим кофе. Петрович быстро нашел свой станок «Ленинград», с упаковкой сменных лезвий. Тут ему на глаза и попался маленький кулек из бумаги, бесцеремонно улегшийся на роман Жоржа Сименона «Президент». Внутри оказалась малюсенькая таблетка ярко-белого цвета.
— Это вот мне? – неуверенно, без особого желания, Петрович обратился к Боцману.
-- Тебе, тебе! Иннка недавно принесла, самолично, -- чего-то там она толковала за эту пилюлю, но я не слушал, я все больше о своем маракую… Ну, чего ты ее пытаешь, как Избранный… хотя там две было, парень выбирал… Тебе, Петруха, выбирать не из чего, за тебя уже все выбрали. Кофеюшник, жаль вот, остыл. Запей, что-ли…
-- Э-э-эх-х-х, все равно не хороша! – крякнул Петр, запивая малявку сладким раствором знойной бразильской жизни, -- послушай-ка, а как у тебя насчет крема для бритья? Взаимообразно, под хороший процент?
-- Два отдашь! – почтенный мореплаватель извлек из своей тумбочки разноцветный баллончик-спрей, с иностранными письменами по кругу. Петрович уставился на диковину, как индеец сиу на золотой хронограф Patek Philipe.
-- Хватай и беги! Там тебя Фигаро заждался! Эх, чтоб тебя, да через коромысло, как мысли черные к тебе придут, откупори шампанского бутылку, иль перечти «Женитьбу Фигаро»…
-- Бомарше?
-- Не умничай, Пушкин это! – тихо рявкнул Боцман и снова принялся грустить.
***
Петр ввалился в санблок, уверен, что там уж ждет его Каверин… Вениамин Каверин… ждет и читает вслух про обоих капитанов – Татаринова и Григорьева. Таблетка работала прекрасно. Вошел – и пробка в потолок. Галлюцинация случилась сильная, по всем каналам восприятия, но вскоре рассеялась. На самом деле, его ожидал Антон, с небольшой плошкой теплой воды, заправленной кусочками разного мыла. Мыльный рататуй выглядел, на редкость, сочно и аппетитно. Петр Петрович прислушался к своим желаниям, и к мировой гармонии. Вселенский разум не видел противоречий в отсутствии ложки в луковом супе. Прилежный ученик смело хлебнул прямо из посуды. Еще бокалов жажда просит… Сновидения стали в очередь, недовольные предстоящей тяжелой работой наяву.
Сильно удивленный Антон, мылосуп отобрал, и зашипел колониальной коброй:
-- Петрович, кочумай психоз и вальты! Мы сюда бриться пришли. Снимай штаны, почетный психонавт всея Руси!
-- Уважаемый Антон! Все мы пришли в мир восстановить духовный баланс между прошедшим и грядущим. Не принижайте себя и свою роль в космическом театре живого разума…
С этими словами, Петр
