Солдат Васька

Памяти моего деда Лалаева
Сергея Артемовича, фронтового
сапожника.

Солдат Васька

1.
Они шли по деревне, вернее, по тому, что от неё осталось. Справа и слева виднелись остовы сгоревших изб да почерневшие обугленные печи. На фоне закатного неба эти чёрные силуэты казались особенно зловещими и жуткими. В воздухе до сих пор стоял тяжёлый запах гари.

Жителей нигде не было. И ни одного фрица не встретилось. По всему было видно, что фашисты покинули это место в спешке: кое-где валялись брошенные автоматы и ящики с боеприпасами.

У околицы скособочился подбитый танк. На его башне выделялся черный с белой обводкой крест. В одном из полусгоревших дворов стояла оставленная фашистами полевая кухня. На пунктуальных немцев это не походило. Видать, пришлось драпать в спешном порядке!
Они обошли деревню, но так никого и не встретили.

– Вот что сволочи наделали, фашисты проклятые! Пропади они пропадом, ироды, – в сердцах сказал старик-солдат.

– Привал, – скомандовал старшина, – дальше не пойдём.

– А ночевать – то здесь что ли?

– А что, боязно?

– Да не, просто как-то… – пожал плечами Лосев.

– Да чо уж, заночуем, всё едино сегодня своих уже не догнать, – ответил старик Лукич и скинул вещмешок.

–Да-а-а – протянул старшина, оглядевшись, – хорошо же их наши шандарахнули. Теперь здесь фрицев за десять верст не сыскать.

– А слышь, старшой, вон сараюшка. Какая-никакая, всё ж крыша, – кивнул головой Лукич на уцелевшую чудом приземистую хибарку.

– Проверь, – скомандовал Лосеву старшина.

Лосев прошёлся вокруг сараюшки, заглянул вовнутрь и махнул рукой.
– Чисто! Идите сюда!

Они расположились на полуистлевшем сене, развязали вещмешки, достали консервы и хлеб, и стали перекусывать.

– Да уж, верно сказано, ждать да догонять – хуже нет. Да что поделаешь, приказ у них видно вышел, вот и снялись с позиций. Ну, ничего, я эти места знаю, нагоним. Утром не по дороге пойдем, по леску срежем.

– А откуда знаешь, Лукич?

– А я бывал здесь, Петруша. В восемнадцатом в этих местах наша дивизия бандитов била. А потом, сестрица моя замуж за местного вышла. Ничего мужик такой, работящий, председателем здесь был. Ребятишки у них. Меня племяши-то, страсть как любят. Гостил я у них здесь как-то. Они меня всё в лес да на рыбалку таскали.

Старик замолчал.

– А дальше, а дальше-то что?

– А дальше сам видишь что. Вот топаем, своих нагоняем.

– Ты, Лукич, пока погоди плохое думать, может, живы ещё. Говоришь, муж у неё председателем был? Наверняка фрицев дожидаться не стали, партизанить ушли. Я слышал, отряд здесь хваткий, – ответил старшина.

– Дай ты Бог, – вздохнул Лукич и стал укладываться на ночлег.

– Ты, Лосев, тоже ложись, а я подежурю пока, – сказал старшина.

Примерно с полчаса старшина прислушивался к тишине, потом откинулся спиной на сено. Зато Лосев сел и сидел, обхватив колени.

–Ты чего?

– Не спится. Своих поскорее хочу увидеть. Завтра много ещё топать?

– Да откуда я знаю. По карте близко.

– К полудню дойдём, Петруша, – откликнулся Лукич.

– Что, тоже не спится, Лука Лукич? – спросил старшина.

– Да-а, ночь-то какая, словно и не война вовсе. Вон звёзды сквозь крышу видны, – вздохнул старик, – сейчас бы на рыбалку или в ночное. Я в детстве любил в ночное ездить. Ты давай, поспи, товарищ старшина, а я подежурю.

– Дядя Лука, ты меня, когда не в строю, можешь и не называть товарищем старшиной. Зови как в госпитале звал, просто по имени.

– Ладно, договорились.

– Ночь конечно чудная. Конец мая, а жара, как в июле. Только я думаю, скорее бы до своих добраться. Вот ведь, всего-то на чуть-чуть не поспели, – вздохнул старшина, – догоняй теперь! А всё ты, Лосев! Приспичило тебя, с медсестричками попрощаться, стоял сколько, лясы точил.

– А сам-то, – буркнул Лосев, – кто с фельдшером да механиком спирт всю ночь глушил, а утром его не добудиться было.

– А это тактический ход был! Я уже с механиком договорился, с ветерком бы на полуторке до своих домчались! А не шлёпали бы пёхом, пехота.

– А что ж тогда шлёпаем-то? Конечно, договариваться-то не с механиком и фельдшером надо было, им-то что! Они сегодня по закону после смены дрыхнут, и в ус не дуют. Умные люди с шофёром договариваются!

– Вот сам бы и договорился, раз такой умный, – проворчал старшина, – и вообще, разговорчики не по уставу. Как со старшим по званию разговариваешь! Под трибунал захотел?

– Ага, «старшим по званию», – снова буркнул Лосев, – как сто грамм фронтовых отдать, так братишка, а как правду сказал, так со «старшим по званию».

– Ох, ты у меня сейчас договоришься, ох, договоришься, я не в трибунал, я… матери всё напишу!

– Пиши, пиши, так она тебе и поверит!

– Вот ведь вляпался! Ладно бы только в один госпиталь, так ещё и в роту одну с братцем угодил, – вздохнул старшина, – никакой, даже маломальской субординации.

– Это я вляпался! – тут же парировал Лосев.

– Да ладно вам, – примирительно сказал Лукич, – хватит. Спать давайте, а то ведь я завтра ни свет, ни заря подниму. А вставать не будете, вицей отхожу как старший по возрасту, по-отечески, стало быть, и на звания не посмотрю.

– Да-а, ты Лукич можешь, тебе по возрасту положено. Ладно, спать. Если с рассветом выйдем, своих нагоним. Времени у нас ещё сутки в запасе.

В сарае повисла непривычная тишина. В ночи стрекотали кузнечики и назойливо звенели комары, но бойцы спали, сморённые долгим жарким днём.

На рассвете Лукич проснулся от непонятного скрипучего звука, он прислушался. Звук смолк, но через некоторое время возобновился. Это был надсадный требовательный крик, точнее писк, переходящий в скрипение. Лукич снова прислушался, крик не прекращался.

И тут он услышал шёпот старшины

– Лукич, а Лукич. Слышишь, животное какое-то ревёт.

– Да это никак кот, – также шёпотом ответил Лукич.

– Да откуда ж тут коту взяться. Что-то я не видел в деревне ни кошек, ни собак, ни даже воробьёв.

– Вот и я не приметил. Всех проклятые фрицы извели, но сдается мне, что это кот. Вернее даже, по голосу-то, котёнок, – и старик тихонько покискал.

Звук прекратился, но через мгновение начался с новой силой.

– Похоже, где-то рядом. Может, застрял где котишко, вылезти не может. Пойду, поищу.

– Погоди, я тоже. Всё равно теперь уж не уснуть, – сказал старшина.

Они выбрались из сарая и обошли его несколько раз. Потом обшарили внутри сарая. Звук то стихал, то начинался с новой силой. Старшина вскарабкался под крышу и опять услыхал этот голос. Теперь сомнения не осталось, это было мяуканье.

– Похоже, здесь, – сообщил он Лукичу и почти сразу же наткнулся на то, что искал.

На соломенной трухе лежала вытянувшись мёртвая кошка с запёкшейся на боку кровью. Рядом с ней три маленьких трупика котят, а среди них ползал и кричал такой же маленький и изможденный котёнок.

– Ах ты, бедолага, – сказал старшина и, забрав котенка, спустился вниз.

– Во, Лукич, какой найдёныш. Кошку, фрицы то ли специально подстрелили, то ли сама под шальную пулю попала. До гнезда, правда, добралась. Там, около котят и кончилась. Котята тоже того, а этот вот живёхонек, видать крепче других оказался.

Лукич достал из вещмешка краюху хлеба, откусил кусочек и тщательно пережевал, затем подтолкнул к мордочке котёнка это месиво, но котёнок не стал есть.

– Ну, тогда сделаем по-другому, – сказал старик.

Он взял валяющуюся рядом банку из-под консервов, пригнул её острые края и плеснул из фляжки немного воды. Перемешал разжёванный хлеб с водой в кашицу и сунул туда мордочку котёнка. Котёнок, зачихал, заотфыркивался.

– Ну, давай ешь, – сказал Лукич, – уже совсем большой котяра. Вон и глазки уже открылись, а есть всё ещё не умеешь. У нас здесь сосок для тебя нет, – и он снова пригнул голову котёнка к кашице.

Котёнок замотал головой, но потом, видимо разобрал вкус и захлёбываясь, давясь и чавкая начал жадно лакать.

– Вот так и учат вас, несмышлёнышей, – засмеялся Лукич, – ну ладно, хватит на пока, потом ещё свою пайку получишь. А теперяча погрейся чуток, вздремни.

И Лукич собрался, было посадить котенка за пазуху. Но проснувшийся Лосев, до этого момента во все глаза смотревший на происходящее, взмолился:

– Слышь, Лукич, дай кота подержать. Сто лет кошек не видел!

– Да держи, жалко, что ли, – и Лукич протянул котёнка Лосеву.

Лосев прижал котёнка к себе и зажмурился:

– Урчит! Такой малявка, а уже урчать умеет! Я сейчас сам с ним заурчу.

– Ладно, урчалкин, собираться пора. Через пять минут уходим, – сказал старшина.

Они завязали вещмешки, взяли автоматы и были готовы к выходу. Лукич забрал котенка у
Лосева и посадил его за пазуху.

– Стоп, а это ещё что такое?! Ты его, что, с собой?

– А куда ж его девать? Он же, как дитё малое, один-то помрёт. Уж лучше тогда совсем забирать не надо было. А так… в руках подержал, выбросить уже не смогу.

– Да ты что старик. Тебя же за нарушения устава…

– Ну, Серёга, ну давай, возьмем кота, кому он помешает, – заканючил Лосев.

– Во-первых, не Серёга, а товарищ старшина, во-вторых, если начальство узнает…

– А ты не говори ничего начальству, старшина, оно и не узнает. Да и в уставе насчёт котов ничего не говорится, – засмеялся Лукич.

– Ну и хитрец же ты, старик, ладно, как нибудь выпутаемся, мне и самому его жалко. Ну, пошли, что ли.

К полудню они были у своих. Встретили их, как водится, радостно. Сообщили последние новости, рассказали о потерях, порасспросили не видали ли кого знакомого в госпитале.

А потом и дело для каждого нашлось. Старшина к своим обязанностям приступил.

Лосев, как обычно, тем солдатам, что с грамотой не очень в ладах были, на привалах письма домой писал или читал вслух «Красную Звезду» с «Известиями».

А Лукича прямо таки завалили работой. Пришлось сапожничий инструмент в первый же день достать, и не покладая рук латать сапоги.

– Ты, Лукич, самый главный человек в нашем полку! Главнее повара будешь. Без каши обойтись можно, а вот без удобных да ладных сапог никак нельзя! Без них солдату совсем погибель.

2.

Уже два месяца на фронте было затишье и если бы не знать, что война, дни были вполне мирные.

Лукич с Лосевым не смотря на разницу в возрасте, сдружились очень. Лукич уже и раньше Лосева ненароком опекал, а в полевом госпитале Лосеву совсем заместо отца стал, перед старшиной заступался, но и уму-разуму учил.

– Ты, Петруша, на старшину-то не серчай, брат ведь он тебе родной. А то, что попадает тебе порой от него, так это за дело. Добра он тебе желает, от пули бережёт.

Старшина на правах старшего брата строжил Лосева, спуску ему не давал. Лосев-то супротив него совсем мальцом был, только-только шестнадцать исполнилось.

Да и на фронт Лосев попал, прямо скажем, обманным путем. Мать, с её институтом, да и с Лосевым тоже, должны были эвакуировать в глубокий тыл. Вот Лосев и подсуетился. Явился в военкомат, и два года себе прибавил, а штабному некогда перепроверять было. И Лосев отправился на фронт добровольцем.

Каково же было удивление Лосева-старшего, когда более полугода назад он увидел у себя в роте родного братца, которому надлежало ещё за партой сидеть. Это, само собой, была полнейшая случайность, что младший попал в роту к старшему, но, тем не менее, случилось именно так.

Брат-старшина прекрасно знал истинный возраст Лосева, но не выдал. Он