Современная математика. Исток. Проблемы. Перспективы

авторитету нас, россиян, призывают теперь безоговорочно и тупо верить. И при этом до небес славить и почитать Европу, на “тучных и благодатных землях” которой будто бы они когда-то взросли…
 
3

Итак, дорогие мои читатели, товарищи и друзья, я начинаю, наконец, рассказывать про древнюю математику и Пифагора, собравшись с Духом, - но национальность, страну проживания и время жизни его, равно как и всех остальных героев своей монографии, я сознательно пропущу. Всё это вы можете сами легко найти в Википедии при желании; но… они, скорее всего, вымышленные, спекулятивные: имейте это в виду. Фалес и Пифагор, Архит, Евклид, Аполлоний и Архимед, Платон и Аристотель были нашими предками СЛАВЯНАМИ-РУСАМИ, как представляется, а никакими не греками: огречили их уже потом, когда в отделённой от России Европе создавался выгодный фантом под названием «Античность». Помните всегда про это, когда будете сию работу читать. Как понимайте и то, разумеется, что человек такой, пусть даже и под другим именем, может быть, в другое время и в другом месте, но всё-таки был и жил на Земле, творил великое и нетленное: в этом-то как раз у автора сомнений нет никаких. Потому что Пифагор, или тот, кого впоследствии за этой красочной вывеской спрятали (как спрятали, например, выдающихся русских воевод за пошлыми кличками “Разин” и “Пугачёв”), - личность воистину легендарная, то есть сохранённая в благодарной памяти народной и передаваемая из уст в уста, из поколения в поколение. А это о многом говорит для тех, кто имеет разум. Ведь недаром, совсем недаром академик Б.Д.Греков так именно и наставлял студентов на лекциях, что легенда или «былина - это история, рассказанная самим народом», то есть не выдуманная писаками на потребу дня за бабло, медальки и славу. А память народная, как учил уже писатель В.М.Шукшин, достаточно цепкая, долгая и избирательная: лишь бы кого не станет хранить под трепетно бьющимся сердцем…

Пифагор, если систематизировать и обобщить всё то, что сохранилось о нём в преданиях и легендах и перетекло потом в анналы Истории, и по сию пору является в интеллектуальном отношении одним из самых значительных персонажей, когда-либо на планете Мидгард-земля проживавших и действовавших, приносивших ЗНАНИЕ и ДОБРО людям. Был он по этой причине личностью определяющей, знаковой как для своей эпохи, так и для всей классической науки в целом.
И первое, что бросается в глаза даже и при беглом знакомстве с жизнью и судьбой этого удивительного человека - и человека ли?!! - это его могучий духовный и творческий потенциал, помноженный и подкрепляемый в течение многих лет его фантастической работоспособностью, отдачей и религиозным горением-настроем. По единодушным высказываниям философов-досократиков, писавших про него, он был святым, пророком, учредителем религиозного союза-ордена фанатиков-единоверцев, навязывавшего свои Божественные истины-откровения окружающим всеми имеющимися средствами, включая сюда как средства политические, так и военные. Легенды донесли до нас, в частности, как сурово и без-пощадно, и при этом очень легко пифагорейцы, ведомые своим неистовым и фанатичным вождём, расправлялись с разжиревшими, обленившимися и выродившимися соседями, лишний раз доказывая всем, насколько духовное здоровье человека важнее, значимей и ценнее его здоровья телесного, насколько Дух вообще возвышается над телом.
Это одна его, но, безусловно, главная сторона, касаемая так сказать работы по восприятию мистического и последующей пропаганды полученного Тайного Знания среди учеников и адептов. Была и другая - естественнонаучная, связанная с работой разума. В ней также преуспел Пифагор - и сильно. Мало того, она более всего и известна мiру и снискала ему великую славу - прижизненную и посмертную.
Универсализм Пифагора поражает, как поражает в нём гармоническое сочетание и уживание в одном человеке, в одной душе, казалось бы, не сочетаемого: политики и религии, естествознания и мистики, знание внешнего или окружающего мiра и знание потустороннего, сверхъестественного. Истины РАЗУМА чудесно уживались в нём с истинами ВЕРЫ, не противоречили, не мешали друг другу, а только лишь дополняли и поддерживали.
Но таков уж был этот человек, ЧЕЛОВЕЧИЩЕ настоящий, ГЛЫБА! - настолько широк, необъятен и необуздан, и поистине неукротим в жизни, работе и творчестве. Жажда познаний, поиска ИСТИНЫ была едва ли не главной страстью его пылавшей задумками и начинаниями, и великими страстями души; и он, вслед за Фалесом, мог бы повторять без конца, что «невежество - тяжкое бремя».
Влияние Пифагора на учёных последующих эпох, включая сюда и учёных Нового времени, огромно. О его исключительной популярности говорит тот красноречивый факт, что якобы даже и через двести лет после его смерти в огромных количествах продолжали выходить анонимные сочинения, которые с какой-то маниакальной последовательностью упорно приписывались либо ему самому, либо его верным соратникам и друзьям, а иногда даже - его жене и дочери. Знали люди, чувствовали, что имя Пифагора, поставленное на титульном листе, станет надёжной гарантией того, что сие сочинение переживёт века и будет не подвластно забвению и тлену.
Пифагор по количеству упоминаний о нём в литературе, как научной, так и сугубо биографической, на равных соперничал долгое время с Платоном и Аристотелем, ни мало не уступал им. В его честь выпускались монеты с его изображением, и сам Демокрит - отец-основатель современной атомистской теории, посвятил ему своё восторженное сочинение…

4

И всё же, несмотря на всё это, Пифагор был духовный водитель прежде всего, пророк, которому было доступно Высшее Знание и который умело пользовался им, крепко сплачивая вокруг себя людей, направляя их на Путь Истинный. Естествознание и математика были лишь следствием его духовной силы, яркими отсветами её. Не более.
Главное же его дело было: врачевать и ободрять хилые людские души, укреплять их всемерно, вселять в них ВЕРУ и Дух Святой. Дело, напомним, которым занимались на Мидгард-земле все известные ныне светочи и пророки.
Многочисленные мистерии, что после смерти Учителя были учреждены пифагорейцами, довольно быстро распространялись по соседним краям и областям, ближним и дальним. На них собирались всё новые и новые посвящённые, желавшие достичь магического экстаза, а потом и нирваны, аскетически преобразовать греховную жизнь свою и, одновременно, - приобщиться к Высшему Знанию, способному духовно встряхнуть и возжечь каждого, облагородить, возвысить и укрепить.
Из посетителей мистерий формировался практикующий их орден - пифагорейский союз, который не был элитарной философской школой или же закрытым политическим клубом (никакая школа и никакой клуб не существуют так долго после смерти своего основателя), хотя действительные члены его могли принимать - и принимали - посильное участие в научной и политической жизни. Союз был в главном назначении своём именно монашеским орденом - очагом небесной духовной чистоты и света, научающим и возрождающим во мраке живущих, омывающим и очищающим погрязших во грехе и корысти. Постом и молитвой там убеждали посвящённых неофитов, что земная жизнь их не напрасно проходит, нет, что она угодна Богу, что нравится, что импонирует Ему; и что Отец Вседержитель любит и помнит каждого своего чадушку, и обязательно избавит преданнейших своих сынов от забвения и тлена, предоставит им Вечную и Святую Жизнь.
«Блаженный и благословенный, - гласит уверение Божие на найденных в Фуриях и Петелии золотых табличках, что вкладывались после смерти в руку каждого пифагорейца, - ты больше не будешь смертным, но станешь богом» /О.Шпенглер «Закат Европы»/.
Союз, однако, был орденом боевым, фанатично навязывавшим религиозные истины мiру всеми доступными средствами; и этим члены союза, без-спорно, старательно копировали самого Пифагора и его методы воздействия на людей.
Пифагор, если проанализировать, опять-таки, дошедшие о нём из глубины веков скупые и разрозненные сведения, был необычайно строг, суров даже к любому греху, к малейшим проступкам и прегрешениям, порочащим, пачкающим человека, бросающим на него тень, - за что вполне мог прослыть жестокосердным. Сознательная жизнь его являла собой пример без-компромиссной, ни на минуту не прекращавшейся борьбы с любыми проявлениями безволия, мягкотелости и гнилого либерализма, разъедающего всё живое, а ещё: с пессимизмом, энтропией и упадническими настроениями, - и борьба эта поражала всех своей отчаянной смелостью и своим размахом.
Этот человек не смешивал никогда милосердия с сентиментальностью, доброту с равнодушием и пофигизмом, хорошо чувствовал глубинное различие их. В его сознании любая жизнь представлялась как непрерывное, безоговорочное и беззаветное служение Богу, как выполнение определённых обязательств, Богом возложенных на человека, под условием предъявления обязательного итогового отчёта - опять-таки Богу! - от которого напрямую будет зависеть посмертная человеческая судьба.
С Богом в сердце он жил, Его одного впереди себя видел, Его же одного только и боялся, трепетно ждал встречи с Ним. Оттого и не заботился совсем, что скажут про него окружающие, не покупал дешёвой популярности и любви к себе ценой измены ДОЛГУ, СОВЕСТИ, ТРУДУ и ПРАВДЕ.
Поколесив по свету белому, понасмотревшись на людей, причём - всяких: умных и глупых, бедных и богатых, здоровых и больных, - Пифагор многое узнал про них, многое про них понял. Он понял, например, что человеку Божьим Промыслом изначально была уготована великая миссия земная, счастливейшая и уникальнейшая созидательная роль, для выполнения которой человек всемилостивейше и всеблаго был создан по образу и подобию Отца своего, Единого Творца Создателя, Устроителя и Промыслителя Вселенной, и с рождения был наделён поэтому РАЗУМОМ и ВОЛЕЙ, то есть стал существом разумным и волящим, способным, как и Сиятельнейший Отец, на многое, потенциально ко многому  готовый.
В действиях же разумного и волящего существа с неизбежной необходимостью присутствуют ЦЕЛИ, которые у каждого - разные, порою - полярные, или диаметрально противоположные, ведущие и к Богу, и - от Него.
У некоторых же Божьих избранников стремления не идут даже далее того, чтобы ничто не мешало им в этом мiре без-прерывно удовлетворять свои животные инстинкты и аппетиты в корыте земных наслаждений, земных удовольствий и благ. И потому долг и обязанность власти - духовной ли, светской ли, всякой! - силком отрывать человека от чувственного корыта, от гедонизма, и настойчиво разъяснять такому праздному бедолаге про высокое предназначение его, про Божественную его природу.
Этим, по сути, и занимался Пифагор, этому и посвятил, в итоге, всю свою долгую и славную жизнь - без остатка!...

5

Понимая, что началом любой премудрости, любого правильного пути является страх Божий, Пифагор пытался убедить группировавшуюся вокруг него молодёжь, насколько близок ко всякому смертному Отец Небесный.
В жизни каждого человека, как в зеркале, отражаются промыслительные пути Божии, - вполне мог говорить ученикам Пифагор расхожие по нынешним меркам истины. - И