предатель, специально организовал эту группу, чтобы нас вовлечь и, я забыла, как этот следователь говорил.
– Его обвиняют в создании экстремисткой организации «Наша воля», вербовке членов организации, составлении устава и программы свержения государственной власти путем проведения терактов и силовых акций.
– Точно! Я никак не могу запомнить эту формулировку полностью. Но это же бред! Вадим, Петя, Ромка и другие ребята, мы с Полиной никогда и не ставили таких задач! Наш устав написал не Вадим, мы все были против! Какие теракты? Мы все делали в рамках законодательства, мы даже агитацию проводили аккуратно, лозунгов не кидали, с плакатами не стояли.
– Вы раздавали листовки на массовых мероприятиях.
– Да, но там не было никаких призывов! Разве это запрещено? – Маша расстроилась, услышав в речах Дениса все ту же обвинительную риторику, несправедливую, будто бы кто-то включил одну пластинку и крутил ее десятилетиями – кругом враги, любая форма недовольства или иное мнение – это экстремизм, попытка силового свержения власти и т.п.
– Я процитировал материалы вашего дела. По моим данным Вадима Нефедова в СИЗО избили, у меня есть протокол медицинского освидетельствования. Я не буду вдаваться в подробности, скажу основное: у него сломаны ребра, часть лицевых костей и костей черепа, множественные гематомы. Хорошей новостью может служить тот факт, что внутренние органы сильно не пострадали, разрывов тканей нет.
– Боже мой! – воскликнула Маша и затараторила. – Мы не верили, никогда не верили, что он нас сдал. Нам адвокат шепнул, что его пытали, чтобы мы были посговорчивее со следствием. Она так и сказала, напрямую, что надо пописывать все, нас по любому посадят! Господи, Вадим! Он в камере лежит, он же умрет там!
– Не беспокойтесь, он в больнице, причем его перевели в городскую на лечение. Это гораздо лучше, чем в СИЗО.
– А к нему можно? Я могу к нему приехать, может надо что-нибудь привезти? Он же студент, у него в Москве нет родных! А еще из ВУЗа уже исключили, меня тоже, и Полину. Как открыли дело, нас сразу же вышвырнули!
– Нет, к нему нельзя. Я попробую узнать, можно ли ему передать вещи, лекарства, и тогда свяжусь с вами, попробуем передать. Сложность в том, что вы не являетесь его родственником, формально, вы для него никто.
– Да-да, я понимаю, читала об этом. Мы с Полиной много уже законов прочитали, оказалось, что это не так уж и сложно. Я прошу вас, узнайте, пожалуйста, очень прошу вас!
– Я это сделаю и сообщу вам, не переживайте. А где вы учились?
– Я на платном, на социолога, а Полина на филолога в МГУ. Я больше не хочу быть социологом, не хочу! – Маша по-детски замотала головой, отгоняя от себя эту мысль.
– А кем бы вы хотели теперь быть?
– Ветеринаром. Понимаете, я больше не хочу общаться с людьми. Я им больше не верю. Я же вам не дорассказала. Мы все, вся наша группа, несколько раз встречались офлайн. Мы просто ездили в парки, бродили по усадьбам, общались, спорили. Мы сдружились, к нам присоединились еще девчонки, хорошие, они старше нас, Оля учится на юридическом в вышке, Лена тоже в вышке, я забыла, где, а Настя в МИФИ. Мы все работали вместе, гуляли, готовили наши акции, убеждали разных людей, многие с нами соглашались, но большинство не верило, что можно что-то поменять по-честному, по закону.
– А вы в это верите?
– Верю, и верю до сих пор! – твердо сказала Маша, она сидела прямо, ровно держа голову, не задирая нос, но и не опуская глаза. – Мы все в это верим!
– А вы знаете, где другие девушки сейчас? Вы общаетесь друг с другом?
– Нет, они сразу все подписали. Я их не виню, им надо учебу заканчивать, последние курсы.
– Получается, что это было для вас чем-то большим, чем просто разговоры, обсуждения, встречи, общественная работа? – спросил Денис.
– Видимо, да, – помедлив, ответила Маша. – Я не задумывалась об этом до вашего вопроса. Да, это наша жизнь. Мы влюбились, я и Полина, нашли настоящих мужчин, о которых мечтали. Смешно, но наши требования были очень похожи, а еще я нашла верную подругу, которую очень люблю, а она нашла меня. Как все это можно предать?
За стеной раздался плач, плакала девушка, громко навзрыд, задыхаясь. Маша вскочила и побежала в комнату. Через стену Денис слышал, как она успокаивает девушку, как та спрашивает, кто к ним пришел и, получив ответ, заходится в диком плаче, крича проклятия, страшно ругаясь. Ему не хотелось все это слышать, он встал и подошел к окну, открыв его настежь, чтобы уличный шум заполнил кухню, но все равно слышал, как медленно Маша успокаивает Полину, плачет вместе с ней. Денис понимал, что они уже довольно долго говорят, а к сути вчерашнего обыска так и не подошли. Чем больше он общался с этой девушкой, тем больше у него возникало вопросов по этому делу. В материалах проходил еще один человек, Парфенов Павел Леонидович. Он был старше всех, ему было сорок пять лет. На вид молодой, но что-то настораживало Дениса в нем, особенно ему было непонятно, почему он не проходил по делу даже как свидетель, будто бы его просто не было. И в деле о нем говорилось вскользь, одной строчкой и все. Он верил Маше, ее искренности, честному взгляду, такие люди не могут врать, но все требовало проверки. Может, он сейчас под властью благостных чувств, от этого прекрасного теплого дня, от мыслей об Алине, от внезапной встречи с Машей, и эту «террористку» тоже зовут Машей. Все сошлось, как бы случайно.
Маша вернулась не скоро, с красными от слез глазами, в мокрой футболке. Через минуту на кухню вышла и Полина, лицо у нее было нездоровым, отекло от слез и лекарств так, что большие глаза сузились в щелки, смотревшие на Дениса с неприкрытой враждебностью.
Полина села рядом с Машей, растрепанная, в мятой пижаме. Маша поставила кипятить остывший чайник, ставя перед ней печенье, конфеты. Полина взяла одно печенье и громко захрустела, не сводя глаз с Дениса, стоявшего у окна боком.
– Пришли нас арестовывать? – зло проскрипела Полина, голос у нее изменился, из тонкого и робкого он стал скрежещущим, каждое слово выплевывалось будто бы с металлической стружкой. – Мало вашим, что избили моего отца до смерти?
– Я пришел поговорить, чтобы разобраться в случившемся, – ответил Денис.
– А что тут разбираться? – пожала плечами Полина, неприятно хрустя печеньем. – К нам ворвались, сломали дверь, могли бы просто постучать. Избили папу, у него случился инфаркт, мама выдержала, она всегда была сильнее. Мне и Маше угрожали изнасилованием, тыкали палками в задницу, совали в промежность, и хохотали так, знаете? У, вы знаете, да? Когда можно все, и тебе за это ничего не будет! К нам ворвались в комнату, мы только уснули, не можем спать ночью, дрожим, как преступники! А что, что мы сделали?! Какое мы совершили преступление?! Я вообще по статусу свидетель! Это теперь так работают со свидетелями?! А обвиняемых сразу мочат, да, как Вадима?! Здоровые мужики врываются к девушкам, срывают одеяла и заставляют при них одеваться, радуются, девки-то голые – вот потеха! Это и есть сила государства? Защитники Родины, да?!
Скрипучий голос перешел на крик, Маша села рядом с ней, обняв за плечи. Полина уронила ей голову на грудь и глухо застонала, не в силах больше плакать. Денис налил ей чай в белую кружку с испуганным зверьком. Полина схватила ее и стала жадно пить, обжигаясь, но продолжая, радуясь этой новой боли, крепко, до белизны костяшек сжав пальцы Маши.
– Мы решили, что если нас начнут насиловать, то мы выпрыгнем из окна, – спокойным голосом сказала Полина. – Что вам еще надо? Можете почитать рапорты ваших уродов-коллег, там же правда будет написана, что мы напали на них, причинили физический и психологический ущерб, избили омоновцев, теперь ему будут пенсию по инвалидности платить. Также будет, да?
– Нет, и поэтому я здесь. Я видел, у вас при входе висит под потолком регистратор. Он рабочий? – спросил Денис.
– Да, его папа повесил, когда мы машину продали. Он думал, что поможет, если квартиру обкрадут. Лучше бы обокрали, честное слово! – ответила Полина.
– Я могу скопировать запись с флешки? – попросил Денис.
– Нет, у нас забрали все, нет ни одного компа. Все забрали, даже мой старый планшет! – ответила Полина.
– Ничего, у меня есть картридер, – Денис достал из сумки планшет и переходник с картридером. – У меня остался один важный вопрос к вашей группе. Вы знаете, кто привел к вам Парфенова Павла? Вы его знаете?
– Видели пару раз. Все время хвастался, что у него есть три охотничьих ружья, что запас где-то тратила, вроде как был черным копателем, выплавил из старых мин, – ответила Маша. – А откуда он появился, я не знаю, как-то раз и появился. Он еще деятельный был такой, Вадиму это не нравилось, он его подсиживал, а ребята слушали Павла, он хорошо так все умел собрать, планы построить, что-то они там затевали, но мы не в курсе были, у нас другая работа, ну, я вам рассказывала.
– Петя мне рассказывал, что он возил несколько ребят к себе на дачу, пострелять по мишеням. Им понравилось, но это же все баловство, кто на даче не стрелял по банкам?
– В этом нет уголовного преступления, если не было случайных жертв. Вы можете сказать, куда они ездили? – спросил Денис, смотря то на Машу, то на успокоившуюся Полину, смотревшую на него уже другим взглядом, настороженным, но без лютой ненависти.
– Куда-то в Конаково, точнее не знаю, Петя не говорил. А Павла тоже посадили? – Полина тревожно посмотрела на Машу, она пожала плечами.
– Нет, он не проходит по вашему делу.
– Даже свидетелем? – удивилась Маша и побледнела. – Так вот почему Вадим так был против него. Он называл его провокатором, не при всех, только мне рассказывал.
– Ты мне об этом не говорила! – Полина возмущенно ткнула подругу кулаком в плечо, но удар получился слабым, она тут же погладила ее по руке, но Маша не заметила этого, она сидела напряженная, пытаясь что-то вспомнить.
– Вадим хотел что-то проверить. Он должен был встретиться с какими-то людьми, а потом всех арестовали, – сказала Маша.
– Кто-нибудь из вас подписывал устав? – Денис строго посмотрел на девушек, призывая не врать.
– Нет! Никто из нас! – хором ответили девушки.
– Вадим сказал, чтобы мы не подписывали, – добавила дрожащим голосом Маша.
– Петя тоже мне говорил, но я и сама это поняла. Мне так никто и не объяснил, зачем нам нужен устав, это деление по группам или отделам, я не помню, как там точно было написано.
– Ромка подписал, Сашка, Женя, Оля с Настей, я всех не помню, многие подписали. Ромка хвастался, что теперь мы серьезная организация и с нами будут считаться, – сказала Маша и задумчиво посмотрела на мойку. – А ведь это нас Павел спровоцировал, но мы-то не поняли.
– Понятно. Я пойду вытащу флешку, посмотрим, что там есть, – сказал Денис и выбрал табурет попрочнее.
– Только не включайте, пожалуйста, – прошептала Полина. – Я не хочу видеть и слышать, как моего папу убивают, не хочу больше этого слышать, и так в ушах стоит, как глаза закрою, так вижу его в крови на полу, а над ним мама. Лица нет, все в крови! Я спать не могу больше, боюсь глаза закрыть, боюсь, что они вернутся. Они же не вернутся? Им же больше нечего у нас брать, правда?
Денис хотел сказать, что этого больше не повторится, но и врать девушкам он тоже не хотел. Он стоял перед ними, стискивая в железной хватке
