В своё время был довольно известный учёный-археолог Сукеник. У него был сын, интересующийся археологией и впоследствии ставший генералом. Раздобытый отцом текст перешёл к нему. А у него переснял его друг, тоже археолог-любитель. Считается, что где- то хранится полный текст. И вот друг генерала…
И это, конечно, твой пациент?
Точно. Но где сейчас подлинник неизвестно. После смерти генерала его не обнаружили, лишь копии. Но ещё при жизни генерала текст и фактура пергамента был изучен виднейшими специалистами того времени и сомнения в подлинности не вызывал. Документ пропал, но отчёт о нём сохранился. И вот ещё что, есть авторитетное мнение, не моё, конечно, что под именем Ирмияху, зелота, которое попадалось и в других документах, фигурирует не кто иной, как Иуда из Крайот. То бишь — Иуда Искариот. Человек из крайот, окраин. Он находился среди последних защитников Иерусалима. Его имя даже упомянул Иосиф Флавий, в своей «Иудейской войне». А затем с группой непримиримых, секариев и зелотов, пробился из осаждённого города к Моссаде, а это недалеко от Кумрана. К последней, труднодоступной крепости и последнему оплоту сопротивления. Там, вполне вероятно, он и погиб, но успел то ли спрятать, то ли передать рукопись, кому- то из кумранитов, чьи коммуны располагались почти рядом с местом последней трагедии. Вернее, будущим кумранитам, ушедшим скорее в подполье. И вот благодаря им стало возможным отожествление Ирмияху с Иудой. Что тут правда, а что легенда, не знаю. Но, согласись, захватывает. Вот такая история.
-Занятно, -перебирая листки, подтвердил я.
-А ты прочти, ещё занятнее будет. Но это так, информация к размышлению. А практически- никаких поисков и авантюр. Неприятностей на свой тухес мы уже имели. И искать новых….
-С каких это пор ты таким стал рассудительным?
-А с тех самых пор, когда сам к своим пациентам чуть не угодил. Ладно, пойду кофий поставлю, над зёрнышками поколдую. А ты полистай, полистай.
Фима ушёл с тускло освещённой веранды варить свой действительно превосходный кофе. А я, Фимка знал, чем меня отвлечь от навязчивой меланхолии, вызванной недавними событиями. Но лучшего лекарства от проблем, чем погружение в новые. Я погрузился в текст.
-«Я шёл быстро. Насколько это возможно в такой жаркий день. Стараясь уйти, вырваться, пройти как можно дальше. Тёплая, затхлая вода, оставшаяся в бурдюке, мало утоляла жажду. Не остужала горящую плоть. Дорожная пыль покрывала меня, скрипела на зубах, разъедала воспалённые глаза. Но я шёл. Я должен был идти. Но как бы быстро ни шёл человек, разве он может уйти от самого себя? От своей памяти? От своих сомнений? Я, Ирмияху, больше никогда не произнесу своё прежнее имя. Это последний раз, когда я вспомнил о нём. Я, узнавший и познавший то, что лучше бы обошло меня стороной. Но на всё воля Всевышнего и не мне, жалкому рабу Его роптать. И всё же я должен, чтобы страшная ложь… (текст обрывается) Я, единственный свидетель. Нет, я не умер, как надеялся трусливый Павел и подлый Пётр. Я, свидетель последних дней жизни Учителя.
Да, я примкнул к нему, выполняя задание зелотов. Тех, для кого вера и свобода дороже жизни. И своей и врагов. Я был одним из непримиримых. Важно было знать, из- за его набирающей силу, популярности в народе, союзник ли он Ироду и Риму? Или их враг. Трудно было осознать, что можно быть не врагом и ни другом. Ведь жизнь всегда заставляет сделать свой выбор. По крайней мере, иного не знали не мы, ни наше время. А в смутные времена… (текст обрывается) Ирод, ненавидимый народом правитель, поклонник Рима, жалкий подражатель инородцам. Построенная им Кейсария, город Цезаря, город разврата и отрицания всего для нас святого, говорит о нём больше, чем все слухи. Цирк, ипподром, обнажённые гимнасты, безбожные мистерии в честь языческих богов, разве достойны иудейского царя? Не потому ли столько пророков породило то время? Но один из них, как говорили, дома Давидова, Иешу, привлёк наше внимание особо.
Его речи были ясны, в них была скрытая, не всеми ещё осознанная сила. Но, эта сила не должна была служить нашим врагам. Слово, таит в себе мощь, которую… (текст обрывается) Я стал одним из его учеников. Апостолом. Я оберегал и хранил его казну. И я понял, что он не друг Риму, но, увы, и не враг. Маленькое поселение ессеев, где он постигал свои взгляды, дало обильные всходы. Иллюзия общего счастья, которое всегда будоражило умы, но которого нет, и никогда не будет. Вот трагедия идеализма и суровой реальности. Такова природа человека. Вредная идея, когда страна корчится под пятой врагов. В благодушии не сила, а слабость. Смирение вместо того, чтобы очнуться ото сна и решать свою судьбу. Да, его идеи шли на пользу врагам, но, проведя с ним немало дней и ночей, я, полюбил его за истинную веру в свои идеи и прямоту. Не как учителя, а как чистого, лишённого корысти товарища, не ведавшего, что творит. Он вообще не думал ни о политике, не о ситуации в целом.
Блажен, кто верует. Он верил, а я раздирался между любовью к этому человеку, делившему со мной хлеб и воду, а порой и одно ложе на привалах под открытым небом. Я пытался говорить с ним, но он только улыбался в ответ на мои доводы. Нет, я не мог причинить вред ему, хотя понимал…… (текст обрывается). И вот однажды, когда мы сидели вдвоём под старыми оливами и смотрели на такие близкие звёзды…О чём он
думал, глядя на них с нескрываемой печалью? И эта печаль…возможно, не знаю, но я рассказал ему о себе всё. Он лишь улыбнулся, положив мне ладонь на плечо. — Я не ищу иного Бога, -тихо произнёс он. Я лишь хочу, чтобы любовь, а не ненависть правила миром. Вся моя жизнь и миссия лишь затем, чтобы донести, что есть только одно спасение- любовь. Я знаю, чувствую, что мир не готов, но, если не говорить об этом, он не будет готов и через века. Я знаю, что моя миссия стать искупительной жертвой. С кого- то всегда начинается новое. Я это понял ещё там, в пустоши. Спасибо тебе Иегуда, за правду. Я тоже люблю и не осуждаю тебя. Хотя мне жаль, что ты только сердцем, но не душой со мной. Но на всё воля Божья, Иуда. Тут я услышал шорох, и мне показалось, что от развесистого дерева метнулась чья- то тень. А он ничего не замечая продолжал; -Да, Иуда, я знаю своё предначертание и то, что буду предан. Но не ты предашь меня. – И ты, так спокоен, учитель, -изумился я. Возможно, ты знаешь и от кого это ждать?
-Возможно, -печально улыбнулся учитель, — но, то, что суждено должно сбыться. Иначе ничего не имеет смысла.
-Какого смысла! -вскричал я И если он, как и ты решится открыть душу…Ведь любить, это значит- прощать. А теперь позволь мне побыть одному. Простившись, я всё же подошёл к тому дереву, где мне что- то показалось. Нет, ничего. И тут в отблеске луны что- то блеснуло почти у ног. Я поднял это и поднёс к свету. На моей ладони лежала овальная бронзовая пряжка для плаща. Я узнал её, так как видел её не раз, с отбитой у основания пальмовой ветвью. (текст обрывается) Зависть, самое мерзкое, что есть в людях. Она становится причиной низости, подлости и предательства. Зависть- убийца нашей души… (текст обрывается)
Зелоты, глаза и уши непримиримых. Ничто и никто не уходил от внимания этих патриотов. Мне стоило большого труда уговорить их не трогать Павла, которого заметили выходящим из здания префектуры. Что он делал в этом логове зверя? Что связывает его и топтавшегося рядом у входа Петра с римлянами? Что!?…. (текст обрывается) Упрочились слухи, что Иешу -Иисус, как называют его греки, царь иудейский. Измученному Иродом народу нетрудно в это поверить. Очень опасные слухи. Ирод это так не оставит. Но кто и зачем распустил этот слух? Если возникает угроза династии…и, возможно такую мысль упорно внушают царю. Надо предупредить учителя. Я просил взять учителя под свою опеку, но зелоты потеряли интерес к нему. Мне надо идти, но сегодня мне особенно не нравится бегающий взгляд Петр, в котором… (текст обрывается) Я не стал расспрашивать Павла о том, где его старая застёжка, но мой вопрос, возможно, ещё ждёт своего часа. Ещё утром я сказал учителю, что ухожу. Но он попросил меня повременить до завтра. Так как хочет со всеми в последний раз посидеть за одной трапезой. Вот и Павел подыскал подходящее помещение рядом с садом, чтобы насладиться общением друг с другом. В том доме, где находится склеп царя Давида. Не слишком ли символично, — подумал я. А он продолжал; -Ты знаешь, где это?
-Павел, могила царя Давида…Что это? Не случайное совпадение. Тайная вечеря. Заговор претендента на царство? Выглядело именно так. Я предостерёг Иешу, но он лишь тихо ответил. – — Свершится предначертанное. Тебя ждут тоже немалые испытания.-Меня? – Всё в руках Божьих.
-Что он хочет доказать смирением? Неужели участь жертвенного агнца, может, что -либо изменить в душах? Они примут жертву, даже не задумываясь, ради кого она была принесена. Нет, время всеобщей любви настанет ещё очень нескоро, если настанет вообще. – Не принимаю ответа его. -Значит, пришёл мой срок испить чашу сию. Не принимаю. Я никогда не смогу смириться с судьбой.
Но я не оставлю его и приду на трапезу, чтобы не произошло. Когда я проходил через сад в трапезную, уже вечерело, но всё же я смог заметить притаившихся легионеров. Возможно, ещё есть шанс вывести его, -Но учитель мягко притронулся ладонью к моим устам. –Я рад что ты пришёл, Иуда. Но, у тебя иной путь. Мы пили тёмное, терпкое вино, но оно не веселило. Мрачные думы одолевали меня. И когда он произнёс, что один из вас предаст меня, я впился глазами в Павла. Ничего не отразилось в лице его, лишь слегка дрогнула рука, сжимающая чашу, и несколько кровавых капель вина упали на разломленный хлебец. Пётр слишком суетился, уверяя, что все готовы за учителя отдать жизнь.
Иешу прервал его; -Не прокричат и третьи петухи, как ты трижды отречёшься от меня. А когда настала пора расходиться, я не увидел Павла за нашим столом. Я подошёл к учителю и поведал ему опасения свои. Но он лишь сказал; -Прощай Иуда. Ты был хорошим другом, но плохим учеником. Прощай. И я поцеловал его в губы. В это время ворвались легионеры…затем, произошло то, что произошло. Голгофа мрачное место. Затем, я узнал…. (текст обрывается) адепт его учения из охраны Пилата. Римляне, запутавшиеся в своих богах, скорее внимали ему, чем иудеи. И дошли слухи, что во время допроса у Пилата, там был какой- то вельможа из Рима, который всё пытался выяснить о каких- то «весах». О чём это? Так свершилась месть Рима мятежной Иудее. Провокация, достойная цезаритов. Без силы оружия усмирять народы. Силой нового оружия- веры непротивления злу.
Но мы не умеем подставлять другую щеку для удара. Мы отвечаем, вопреки надеждам врага. Так было и так будет всегда. Я наблюдал за тем, как идея мученика Иешу используется для сотворения новой религии, которая должна спасти разлагающийся Рим, который, как Прометея к скале, пригвоздил его к кресту Смирение через позор. Власть от Бога. Но забыли они, что Бог не слуга власти, даже цезаря. И не тема для торга… (текст обрывается)
А я ухожу. Я выбрал другое имя и мой путь в борьбе. По городу поползли слухи о том, что это я предал его. Павел везде чернит моё имя и ему вторит Пётр, видимо так замаливая свою трусость и своё трехкратное отречение. Так зарождается ненависть. Ложь сильнее
