правды и в неё охотнее верит сброд, основа любой власти. А я выбрал путь борьбы и…я расскажу правду о Иешу, которую попытаются скрыть, чтобы она не ушла вместе со мной. Я смогу. Рим мстит непокорным. Покорным, не мстят. Мстят тем, кого бояться. Нашей силе веры и духа. И потому я обязан жить. Хотя бы для того, чтобы ставшие привычными жуткие кресты на обочинах наших дорог исчезли, как и их создатели. А… (текст обрывается)
Аккуратно сложив листки в папку, я закурил, не обращая внимание на присевшего рядом Фиму. -Кто подтвердит, что это оригинал? И то, что этот Ирмияху, и есть тот самый Иуда?
-А зачем? — спросил мой друг. — Зачем что — то утверждать? Пей кофе. Свиток прошёл в своё время экспертизу. И не одну. Но дело даже не в этом. Даже сомнения достаточно, чтобы возбудить умы. Предательство таких канонических фигур, как Пётр и Павел, уже удар по апостольской церкви, которая веками боготворила предателей Иисуса. Согласен, предполагаемых, что это лишь версия, но всё же… Значит всё, буквально всё подлежит ревизии. Ты хоть представляешь, что это такое и чем чревато? Хаосом, последствия которого оценить невозможно. Одним словом, это настоящая бомба, способная разрушить существующий порядок вещей.
— Интересно.
-Что интересно?!- воскликнул Фима, -страшно.
-Я не об этом. Ты обратил внимание на одну фразу в тексте? На допросе у Пилата речь шла о каких- то «весах». После того, как оказалось, что Иешу не в курсе, Пилат потерял интерес к нему. Но не потерял присутствующий загадочный вельможа из Рима.
-Не знаю. Может фигурально?
-Тогда что же это за фигурация такая? Ты, вот что, не мог бы устроить мне встречу с этим кумранитом?
-Ну, -замялся Фима, -зачем тебе?
-Ты же сам хотел меня отвлечь. Вот эта история меня зацепила. Можно наконец раскрыть эту тысячелетнюю интригу.
— Это, конечно, — почесал свой мощный затылок Фима, но…- оставив в покое затылок, он принялся за косматую бороду.
— Понимаешь, я это тебе чисто теоретически. Загадка истории, а ты опять куда-то влезть норовишь. Тебе это надо?
— Надо, Фима, надо. Ведь это не только одна из самых драматических загадок истории, но ещё и основа дальнейших страданий нашего народа. Неужели тебя это волнует только теоретически?
— Но ты обещай, — начал сдаваться Ефим, — дальше информации не лезь. Никакой сенсации, никаких статей. Обещаешь?
— Посмотрим. Ну, обещаю, чёрт возьми.
— Ладно, я его попрошу с тобой встретиться. Только умоляю, не ищи приключений на свою ж… А сейчас, партия в биллиард. Чувствую, что скоро слиняешь. Где ещё такого партнёра найду?
Фимка всё же уговорил своего бывшего пациента встретиться со мной. Но при условии отсутствия диктофона и каких - либо записей. Место встречи мне назначили в Иерусалиме. В Старом городе. На небольшой площадке у «Храма гроба Господня».
— Ты знаешь это место? -спросил меня Фима. Не пойму, почему именно там? Зачем ему вся эта символика?
— Какая символика? -Не понял я.
— Так ведь место, на котором стоит Храм, это бывшая Голгофа и построен он на предполагаемом месте распятия Иешу. Там даже есть стеклянная ниша, где видно место якобы от того самого креста, к которому его прибили. И каменная плита, где его омывали по снятию. Ещё один, так сказать, жертвенный камень.
— Да, — не мог не согласиться я, — жертва остаётся в памяти дольше палача. Вот тот же Пётр был казнён в Риме. Но как он туда попал? Почему? Ведь если верить Иуде, то …
— То мавр своё дело сделал. К тому же партия, скажем так, старой веры в многобожие, была ещё очень сильна, и Пётр мог бы под пытками выдать что-то важное. То, что должно было умереть вместе с ним. Разве в этом есть что-то необычное, особенно в те времена, когда жизнь не стоила и гроша? Ведь нужен был миф, а не человек. Современным языком, что шла целенаправленная зачистка свидетелей. А ведь если по большому счёту, то все они были жертвы, брошенные на алтарь сверх идеи. Так что твоё право отказаться от встречи.
— Я, пожалуй, пойду. Спасибо тебе, Фимка, и не думай, что ты меня куда-то втравил. Ладно, старик!
Фимка лишь молча похлопал по моему плечу своей лапищей.
— Звони … Если что.
Иерусалим. Иерушалаим. Город мира, который не знал его за всю многовековую историю. Город снов, ирреальности, вплетённый в осязаемую реальность новых кварталов. Окруженный стеной от современности, впускает он в себя через древние ворота немногих жителей и многих туристов, желающих прикоснуться к живым свидетелям истории -камням. Трудно описать атмосферу
этого города, его ни с чем несравнимый запах, его энергетику. От массивных блоков Стены Плача, западной стены «Храма, до множества церквей, костёлов и храмов, расположенных в своей основе на узких извивающихся мощённых улочках. Говорят, что нет на земле места более близкого к Богу. Пройдя армянский квартал, углубился в извилистый лабиринт переходов еврейского¬
квартала и вышел к пёстрому арабскому базару, не вдалеке от русского собора. Затем, не спеша, время ещё оставалось, побродил по шумному восточному рынку и выбрался, наконец, к Сиону и гробнице царя Давида.
С замиранием сердца поднялся на второй этаж, ощущая себя сопричастным к событиям, недавно прочитанным. Большой зал, куда я зашёл и был той самой трапезной, той самой
«Тайной вечери». Турки в своё время кое-что видоизменили, но общее представление всё же осталось. Я прислушивался к себе, к тому, что я чувствую. Ведь должен же я чувствовать что-то необычное. Но кроме учащённого сердцебиения, как ни странно, ничего. Никакое видение не посетило меня. Немного постояв в этом помещении, не торопливо спустился по лестнице и, минуя школу, вышел за территорию, всё ещё находясь где-то на пересечении начала начал. В ‘Храм я не вошёл, а, пристроившись на парапете, в противоположном от входа направления этой мини площади, рядом с помещением охраны, выпи11 из баночки уже изрядно потеплевшую колу.
Затем закурив, принялся неспешно наблюдать за немногочисленными туристами и монахами, которые¬
время от времени исчезали за кованными воротами и тщетно пытались осознать себя, как некую составную часть истории, будто бы далёкий предок через меня взирал на когда-то оставленный город и упрямо твердил, не смахивая предательскую слезу: — Да отсохнет моя правая рука, «если забуду тебя — Иерусалим». Я незаметно ушёл в свои видения и не сразу обратил внимание на подсевшего рядом мужчину неопределённого возраста. Какого — то невзрачно- смазанного. В мешковатом «сафари» грязно-серого цвета. —Я -Йони, — произнёс он. — Вы прочли? И какие же вопросы возникли у вас? Да и, собственно, зачем?
— Вопросов много. А вот зачем. Пока не могу ответить определённо, но всё же думаю, что мир должен узнать об этом.
— Зачем? — Ещё раз поинтересовался Йони.
— Справедливость … исторический факт…
— Чушь, — прервал меня собеседник. Истина уже мало кому нужна. Я ведь сначала тоже решил, что время пришло. Хотел, чтобы узнал мир, прозрел. Но затем решил, что ещё рано. Мир не готов принять правду, не готов осознать и научиться жить с этим.
— Ложь во имя спасения? — Съехидничал я.
— Нет, — собеседник, казалось, не обратил внимание на мою бестактность.-Сокрытие во спасение. Зачем поражённому раковыми метастазами миру знать о своей неизлечимости. А вдруг случится чудо и придёт выздоровление? Ведь один шанс на тысячу, тоже шанс. Там, у входа плита, на которой омывали Его, — неожиданно сменил тему Йони. Но Он вряд ли хотел бы стать идолом в чьих¬ то глазах и душах. Там, за крепкой дверью, молятся, поминая его. Но сколько из них помнят, а не исполняет въевшийся в гены ритуал? Церковь всегда нарушала важнейший постулат Иешу, ненавидевшего насилие. Возможно, это и привело его к гибели. Мы —кумраниты, хранители его идей. Идей, не связанных с доминантами насилия.
— Кумраниты, это про христиане, как и ессеи?
— Нет. — Собеседник устало прикрыл глаза. Из ессеев вышли Иоан Креститель и Иешу. А мы не про, а первые христиане. Да, первые кумраниты были ессеями, вернее одной из ветвей этой идеи. А мы, хранители первоосновы. Иудаизм отрицает мессианство, хотя, почему не обучать великим откровения Торы другие народы и расы? Через евреев открыть свет гуманизма всему остальному миру. Говорят, что гуманизм удел слабых, но мы уже доказали миру, что можем быть сильными, не изменяя и не видоизменяясь при этом. Быть предвестниками, вот, что подразумевалось под избранием Божьим. А не расовая принадлежность. Так мыслил и Иешу, как говорят наши летописи. И знаете, как сам Иешу называл своё учение, ведь христианство появилось только благодаря распятию? Мессианский иудаизм. Вы не усматриваете противоречия, которого не должно было быть? Это теряло смысл для отцов церкви – властвовать, и создавало преемственность от тех, кто должен был послужить лишь толчком, но никак не основой, от иудеев.
Разве это могло спровоцировать антагонизм церкви к евреям? Однако, полностью оторваться они не смогли, пример тому признание Торы, как ветхого Завета. А они соответственно получили «новый», неизвестно с кем заключённый. Но это уже история религий, а вас насколько я понял интересует иное.
— Что вы. — искренне возразил я.- Мне очень интересно.
— Да? Быть может. Тут хорошо общаться, верно? Туристов сегодня почти нет, а само место … располагает к откровению. Голгофа, она и сейчас Голгофа для многих из нас.
— Простите, а кто вы в миру?
— В миру, — усмехнулся Йони, — хорошее слово. В нём, как вы выразились, я историк. Да, да. Мы не живём в монастырях. Одно время, ещё в молодости мне посчастливилось поработать с профессором Ядиным. Вы, слышали это имя? Должны были слышать. Ну, да. Кумраниты считают, что евреи были выбраны Богом, чтобы служить своеобразной дамбой, разделяющей и уравновешивающей противоположные силы в природе. А галут рассеяние, был дан не как наказание, а как некий высший замысел в противовес мраку. Он нёс просвещение в тогда далеко ещё непросвещённый мир. Что¬ то вроде всё той же избавительной жертвы.
— Немного ли жертв для одного народа? -Не выдержал я.
— Много? Чрезмерно, это более точное определение. Целый народ, как жертвенное средство.
Но и то, что народ не исчез- дар небес за вечное пребывание на острие меча.
— И вы считаете, что этот дар оправдывает, искупает все муки?
— Я сейчас передаю вам лишь то, как это видят в Кумране, а моё мнение, я думаю, не так уж для вас и важно. И так, не будь народа — «дамбы», противоположные воды сольются и наступит великий Хаос. Это, конечно, аллегория. Но именно этого по нашим преданиям опасался Иешу. Он предвидел наступление на «дамбу» и опасался, что Хаос сметёт её. Казалось, вся ситуация в те годы прямо-таки вопила об этом. Впрочем, и сейчас разброд, который царит, внушает опасение. Но, я отвлёкся. Но всё же, как не относиться к Иешу, стоит признать, что все века выплёскивали в мир гениев. Одиноких, не всегда понятых современниками. И нет тут ничьей вины. Ведь, что такое гений? Это индикатор идей космоса. Люди — антенны. Они воспринимают недоступное другим. Ну, а мы кумраниты —наблюдатели и хранители. О нас знает церковь. Знает, что мы Знаем. И потому после отмены инквизиции, до открытого столкновения дело не доходило.
— Что, шантаж?
— Не совсем. Страх, что мы найдём возможность показать миру истинное
