за дверью, так чтобы она служила перегородкой от шумной толпы, спросил Пётр Семёнович.
— Ты же понимаешь, что я в подобном заведении первый раз и не знаю ещё всех ваших обычаев, но мне кажется, что эта традиция даже здесь выглядит странно. — возмущённо сорвался Вячеслав Владимирович.
— А у нас и нет никакой традиции.
— Ты же там был. Не слышал? Тот парень… учитель сказал, что у вас всех новичков рисуют раздетыми. — с испуганным непониманием дёргая глазами по всем возможным направлениям, повторил Вячеслав Владимирович.
— О, я его никогда не слушаю. Что-то говорит, говорит, а к рисунку это никакого дела и не имеет.
— То есть и тебя так рисовали?
— Нет. До тебя никто себе такого не позволял. Вообще, каждый день дежурный убирает класс и выбирает тему или предмет. А я не подозревал, что ты такой раскрепощенный. Если у тебя ещё есть вопросы, задашь их перед обедом. — кивая и отходя от Вячеслава Владимировича, предложил старик.
Переходя с шага на бег и обратно, Пётр Семёнович начал удаляться от кабинета живописи.
— Ты правда сказал этому придурку остановить тех троих?.. Позировать голым. Серьёзно? — сдерживая смехом, и оперевшись о стену, надрываясь произнёс интерн.
— Да. Как главенствующее над ними лицо, он должен был следить за порядком. А вы должны соблюдать субординацию. — пальцем ткнув в интерна, заявил Вячеслав Владимирович.
— Не учитесь на собственных ошибках. Я тоже лицо главенствующее… Может быть меня оскорбляет ваше поведение, и как мне это исправить? — попытавшись пощекотать Вячеслава Владимировича, заметил интерн.
— А с этим вы прогадали. Я щекотки не боюсь. И это не ошибка, а правило.
— Некоторым правилом лучше не следовать, для собственной же безопасности. Пример часа назад — не указывать человеку, что ему делать. — выпрямившись, интерн повернул Вячеслава Владимировича вглубь коридоров, где, в обстреливающей дискуссии, они дошли до следующего занятия.
На этот раз получив неправильный ответ — психолог, интерн поправил учёного — живая музыка. Предупреждённый, о продолжительности занятия, длиной в
пятьдесят минут, Вячеслав Владимирович зашёл в тихий зал. Более широкая, чем кабинет изобразительного творчества, но менее длинная, чем спортивный зал, комната отличалась пропорциональной квадратной формой, рёбра и углы которой были скруглены. С правой от двери стены с окнами стояло пианино, и та же часть стены была облицована тонкими гранитными плитками, но несмотря на это в помещение было тепло. С центра и к противоположной стене, занятой акустическим поролоном, как и две боковые, были расставлены стулья.
Представившись медсестре и одногруппникам, Вячеслав Владимирович занял стул в первом ряду — только там места были свободны. За следующую пару минут пришли ещё три человека. Последней вошла Лизавета, опустившись на стул, она подняла крышку пианино, и занятие началось. Отыгрывая мелодию за мелодией, что удивило Вячеслава Владимировича, ведь нот перед девушкой не было, музицирование безостановочно продолжалось от начала и до конца занятия, пока за столом медсестры не прозвенел будильник. В то время как все с блаженным видом расходились, Лизавета осталась доигрывать последнее произведение, и Вячеслав Владимирович дослушал его до конца. Закончив, девушка развернулась, и, увидев единственного слушателя, смущённо улыбнувшись, вышла из кабинета.
— Мужчина! Выходите. — вытягивая гласные, крикнула медсестра, слух которой был перенасыщен количеством поступавшей в него классической музыки.
Не удостоив её удовольствия ещё громче и повелительней выразить своё недовольство, Вячеслав Владимирович быстро удалился из кабинета.
— Последние, к психологу?
— Нет. Сначала обед, потом на «психологическую помощь». И попроси соседей, чтобы рассказали распорядок дня. — посоветовал интерн, разворачиваясь к коридору, ведущему в столовую.
— Я его уже знаю.
— Так даже лучше. Сам сможешь дойти до комнаты?
— Не думаю. — догоняя набиравшего шаг интерна, туго вдыхая, опроверг Вячеслав Владимирович.
— Пора бы уже запомнить. Вам же разрешают ходить по зданию, дак прочитай хотя бы план эвакуации.
— Если поможете его найти.
Через пару поворотов подойдя к столовой, путь от которой до комнаты Вячеслав Владимирович смутно, но запомнил, они сели за стол друг напротив друга, ожидая обеда.
— Я приду за тобой перед последним занятием. — усевшись в удобном положении, насколько позволяла твёрдая деревянная скамья, предупредил интерн.
— А что там за трощены в стенах? — Вячеслав Владимирович показал в коридор.
— Всякие бывают пациенты. Сам подумай, если вы «небуйная», то есть и то, чему противопоставляют.
— Их кто-то царапал?
— Может быть царапал, может быть, пытался удержаться, пока его тащили в камеру, может быть следствие промаха во время драки. Причин много. Возможна любая. — размашисто жестикулируя, объяснил интерн.
Получив ответ на интересовавший Вячеслава Владимировича всё время нахождения в отдалённых коридорах вопрос, оставшиеся до обеда минуты мужчина хотел просидеть молча.
— Это, конечно, нескромно с моей стороны и прошу извинить меня за несоблюдение субординации и правил приличия, но могу задать вам довольно некорректный с моей стороны вопрос? — потакая принципам физика, спросил интерн.
— Конечно. — чувствуя влияние на переосмысление, как ему казалась, поведения мужчины, отозвался Вячеслав Владимирович.
— Что ты чувствовал, когда обрек себя на нахождение здесь, даже на три года? Это всё же большой срок.
— Разочарование… досада из-за недопонимания. — подставив кулак к носу, вдумчиво ответил Вячеслав Владимирович, хотя многие посчитали бы этот вопрос ироничным издевательством.
— Хотел бы ты, чтобы человек, который тебя не понял, испытал то же, что придётся пережить тебе?
— Скорее ни она не поняла меня, а я был непонятным. И это, — Вячеслав Владимирович, поворачивая головой, через рассмотрение столовой, показал, что говорит о госпитале, — следствие моей опрометчивости.
— Если что-то происходит, то с участием не только одного человека. И искать виновного только в одном неразумно, если бы обе стороны смогли найти компромисс, последствия были бы выгодны всем.
— Но иногда одна из сторон не знает контекста событий и делает ложные выводы.
— Как жаль, что умы небездарных людей стараются подравнять в подобных местах.
— И много подобных примеров ты знаешь? — Вячеслав Владимирович придвинулся к интерну.
— Много. Но услышанное тобой предназначалось для моего внутреннего рассуждения, так что постарайся забыть это на ближайшие три года.
— За всю жизнь умственной работы, мой мозг торжествует от такого долгого расслабления. Не беспокойся, твои слова ушли в небытие, как… время, остававшееся до обеда. — посмотрев на часы, завершил сравнение Вячеслав Владимирович.
— У вас продолжается отдых, а сейчас и одна из самых приятных его частей, а мне пара начать работу. — опёршись на две руки, поставленные локтями вверх на стол, сказал интерн.
Оба встали и направились к пункту выдачи. На взятом у окна подносе интерн смог разместить шесть тарелок горячего, когда неопытный Вячеслав Владимирович взгромоздил на свой первое, второе, если считать без аперитива, начиная с супа, и хлеб с чаем. Одновременно закончив сервировку подноса, оба отошли от окошка. Выждав подходящее время, чтобы успеть к тому моменту, как мужчина начнёт заворачивать к столу, интерн попрощался:
— Не забудь, у тебя ещё одна процедура.
И, обогнав Вячеслава Владимировича, вышел из столовой, а учёный,
остановившись у горизонтальной поверхности, выложил тарелки с подноса, после чего сел. За время употребления первого блюда, в столовую прибыло в несколько раз человек больше, чем к завтраку, среди которых физик рассмотрел несколько одногруппников. Первым из соседей по «Небуйной», к огорчению Вячеслава Владимировича, вернулся Коля.
— Фу, опять бергамот. Который месяц им травлюсь. — расположившись напротив сокомнатника, брезгливо заявил мужчина и тут же, набросился на еду, не ответив на приветствие Вячеслава Владимировича.
А к середине второго блюда физика «небуйная» сидела в полном составе. Рассказами о первых занятиях, по приказу Клавдия, доев, Вячеслав Владимирович начал развлекать обедающих. Эмоции соседей абсолютно не отличались от тех, которые они высказали во время рассказа о прошлом мужчины. И не изменённым утренним составом вернулись в комнату, когда (с 14 до 16) часы отводились для сна, что и сделал Вячеслав Владимирович, заснув днём первый раз в своей жизни после получения частичной дееспособности.
Необычайно скучное, а к концу даже раздражительное сновидение посетило учёного: то кто-то невидимый пытался с ним заговорить, то тряс мужчину за плечи, иногда слышался и не один голос. Устав от непонятных наваждений, Вячеслав Владимирович решил сбежать от них в мир реальный, из-за чего и проснулся, чувствуя себя хуже, чем после прочтения всех лекций, которые можно уместить в один день.
— Мы уже подумали, что ты впал в кому. — улыбаясь белоснежными зубами, сказал стоявший возле кровати интерн, и более серьёзно добавил. — Я же просил не забывать о занятии. Одевайся.
— Уже опаздываю? — отходя ото сна, растирая глаза, пробурчал Вячеслав Владимирович.
— Если пролежишь так ещё три минуты, то да.
Учёный скинул с себя одеяло, под которым находилось укутанное в одежду для постояльцев госпиталя его тело. И через полминуты, потраченные на заправленные кровати, пара вышла из наполовину опустевшей комнаты.
— Парадокс людей, чем больше спишь, тем сильнее хочется спать, когда проснёшься. — высказался интерн об уставшем виде учёного, сворачивая с известного коридора третьего этажа в новый.
— В этом я с вам полностью согласен. Что в этой методике полезного? Здесь же все взрослые люди?
— Все старше восемнадцати лет.
— Вот, и зачем нам спать днём?
— А в детском саду ты днём спал?
— Да.
— Ладно. Попробую объяснить по-другому. В расписании это записано как «тихий час», и нет установки, что в это время надо спать. А сказано, что следует вести себя тихо в определённый промежуток времени. Чем ты будешь заниматься — твой выбор.
— И что ты мне предлагаешь делать «тихо» два часа?
— Погуляй, почитай книгу. Ты же преподаватель…
— Ага, уже бывший. — сдёрнув корочку с раны воспоминаний, возразил Вячеслав Владимирович.
— Но из-за этого твой мозг не стал на несколько миллиграммов легче. Вспомни формулы, правила, темы того, на чём специализировался. Не запускай свои способности. Когда ты вернёшься, они наверняка пригодятся. — раскачивая рукой с поднятым вверх указательным пальцем, посоветовал интерн.
— Уж эта зубрёжка ничем не выбьется из моей головы.
Остановившись у кабинета, единственного имевшего на этаже табличку, «психолог», интерн спросил:
— Тебя подождать или запомнил дорогу?
— Подожди.
Вячеслав Владимирович подошёл к двери, когда его за локоть развернул к себе интерн.
— Вообще-то мы опоздали, так что сначала, когда зайдёшь не забудь извиниться, а потом, если врач — молодая — сядь на свободно место молчи, кивай, когда надо и подобное, сам поймёшь. А вот если старуха, то тогда ты станешь объектом её допросов на всё занятие, запомни, не наговори ей
