Глава 8. Процедуры первого дня

лишнего. — уставившись в глазное дно Вячеслава Владимировича, настороженно прошептал интерн.
— А раньше поторопить не мог? — выворачивая руку из ладони работника госпиталя, возмутился физик.
— Все равно бы не успели. Иди, иди.
Стук Вячеслава Владимировича, в теории просчитанный в средней громкости, на практике оказался резким и глухим. Войдя в комнату и извинившись за опоздание, физик увидел то, к чему и предостерегал интерн — пухлую пожилую женщину.
— Новенький? Мне о тебе доложили. Садись. — смотря на вошедшего поверх спустившихся на кончик носа очков, сказала врач.
Вячеслав Владимирович, надеявшийся на более молодого эксперта, предвкушая обещанный интерном допрос, сел напротив женщины.
— Начнём знакомство. Меня зовут Марина Фёдоровна Давыдова, я психолог — аналитик. Теперь ты, новенький.
— Здравствуйте. Меня зовут Вячеслав, я преподаватель физики.
Одногруппники также представились и назвали свою специальность. В середине круга, в форме которого были расставлены стулья, Вячеслав Владимирович увидел Гертруду, здесь назвавшуюся Николь, работы не имевшей. И как обещал интерн, далее следовал часовой опрос на самые отстранённые от актуальной обстановки темы: с одной стороны — болтливая, умолкающая только на несколько секунд, в которые Вячеслав Владимирович вставлял ответ, с противоположной — молчаливый мужчина, первым выбежавший из-под словесной лавины после спасительного звонка, знаменовавшего долгожданное окончание занятия. Остальные как сидели, так и вышли с омрачёнными лицами, только попрощавшись с врачом.
— Кто? — пытаясь заглянуть в кабинет через сплошную стену выползавших госпитализированных, обозначая интерес к возрастной принадлежности женщины, спросил интерн.
— Счётчик Гейгера. — отводя его дальше от двери, пополнившей коллекцию Вячеслава Владимировича боязливо-отвратительных кабинетов, проскрежетал учёный.
— Я тоже знаю много биологических слов, непонятных тебе.
— Бесперебойно трещит.
— Анфиса? Ну тогда всё должно было пройти хорошо. — расслабленно ввернул интерн.
— Марина Фёдоровна.
— Тогда трещать должен был ты. — интерн сдвинул друг к другу брови.
— Она представилась, и уж на имена память у меня хорошая.
— Странно… Напротив, вот всё и прояснилось. — усмехнувшись своим мыслям, поджигал любопытство Вячеслава Владимировича работник госпиталя. И отвечая на вопросительный взгляд учёного, качнувшего тело к томившему ответ, продолжил. — Марина Фёдоровна — жена главврача. Ну и обычно, по рассказам медсестёр, последние несколько лет она была неприветлива, строга, слишком профессионально-порядочна. Настя, конечно, тоже не шестнадцатилетняя девчонка, но шутить любит. А от долгожителей я знаю, что такое поведение наблюдается у неё как раз эти годы, а раньше сквозь её монолог нельзя и слова было вставить, как ты и говоришь, трещала без умолку, громко смеялась, ну и остальные вещи. Значит, что сначала у неё что-то было, потом пропало, и сегодня, а вероятнее всего вчера, снова появилось.
— Твои предположения.
— Оно у меня одно и истинно верное. Но вам — непосвящённым в биологические термины, я не скажу. А то кто ж знает, что вы там пошлого по надумаете про наших лучших врачей.
— А после твоих слов, мне об этом думать не захочется. — иронично заметил Вячеслав Владимирович. — Тогда и я свой ответ тебе не скажу.
— Омерзительнее этого действа в мире не существует. — небрежно высказался интерн, угадав о чём подумал учёный, и повёл мужчину в комнату.
Путь на каждую из процедур лежал через аппетитную преграду ароматов столовой.
— Выучил он расписание! Как же. — неожиданно воскликну интерн, проходя мимо начавшей работу над предстоящим ужином кухни.
— Что случилось?
— Распорядок дня наизусть, вдоль и поперёк знать должен. Мы пропустили полдник! — отчаянно, как будто потеряв единственную радость в жизни, с горечью воскликнул интерн.
— И что? Скоро ужин.
— А то, что сегодня должны были давать печеньки с маслом и клубничный коктейль.
Ускоренным, но всё ещё остававшимся твёрдым шагом, работник госпиталя нацелено шёл к пункту выдачи.
— Печенье и коктейль? Я не знал, что мы сейчас в детском лагере. — не поспевая за ним, передвигаясь порывистыми перебежками, заворачивая за стол, подстрекал Вячеслав Владимирович.
— До комнаты дойдёшь сам. — строго ответил на его язвительность интерн.
— У меня тоже есть право на эту еду.
Догнав остановившегося у окошка интерна, Вячеслав Владимирович встал за его прямой спиной. После ухищирительно — неправдивых уговоров, женщина выдала остатки полдника, и, завладев двойной порцией, интерн, отблагодарив работницу ангельской улыбкой, радостно приударяя каблуками о пол, прискакал к столу. За ним подоспел Вячеслав Владимирович, заинтригованный востребованностью блюда, с двумя бутербродами-печеньями, один из которых раскрошился, а стакан был заполнен коктейлем чуть больше, чем на половину. Сотрудник госпиталя, наслаждавшийся каждой крошкой запечённого песочного теста, размякшего в клубничном молоке, рассматривал пищу, через секунду оказывавшуюся в его пищеводе, прожёванную с закрытыми от наслаждения глазами, что для Вячеслава Владимировича бы чуждо — он никогда не признавал культ еды и не превозносил её.
Получив порцию углеводов для скручивания извилин головного мозга, как выразился интерн, он отвёл учёного в его комнату, из которой физик вышел через полчаса для возвращения в столовую к употреблению ужина. Свободное время перед вечерним обходом Вячеслав Владимирович снова потратил на доклад Клавдию о первом дне процедур, после чего был совершён обход с последующей раздачей каждому госпитализированному индивидуально назначенных препаратов, в том числе и ново-полдня назад прибывшему, во время которого интерн последний раз в этот день появился в «Небуйной». Изучено было состояние и Вячеслава Владимировича, не упомянувшего о головокружительном припадке и некомфортном состоянии, пришедшем поле завтрака и оставшимся с ним весь день. По завершении обхода в комнате выключили свет, что предвещало отход ко сну.