время.
— Искалечивание тоже было частью плана?
— Оно могло произойти.
— На посту никого не было. И ты всё равно решил устроить драку?
— Не я начал. У меня был план, но Сидоров его слегка изменил.
«Приму всё на себя, так хотя бы на лжи не поймают. » — решив, что и в противном случае ему придётся отсиживаться в одиночной, а так он не настроит госпитализированных против себя, заключил Вячеслав Владимирович.
— Добился чего хотел у университета?
Как и вчера, ответом к этому вопросу было молчание.
— Хорошо. Отдыхай до понедельника, книжечку дочитывай, а с новой недели по всем пробежишься. — он невзначай кивнул на приборы у кушеток.
Павел Анатольевич встал, но Вячеслав Владимирович спохватился:
— Вы только говорите, а от этого это (он говорит о перевязанных частях тела) не вылечится. Вы вообще собираетесь что-нибудь делать?
— Надо было о последствиях думать, когда план придумывал. — укоризненно поучил врач.
Павел Анатольевич ушёл, в дверях встретившись с незнакомым Вячеславу Владимировичу доктором, обменялись несколькими словами, они разошлись. Доктор был твёрд и немногословен. Он недовольно размотал накрученные на Вячеслава Владимировича бинты, стягивавшие кожу, которая расслабляюще растянулась и покраснела. Выбросив повязки в стоявшую под стеклянным столом корзину и вытащив принесённые с собой точно такие же, он боком развернул физика и спустил его ноги на пол. Специалист присел к месту перевязки, так же как и Интерн в тот вечер, что вспомнилось Вячеславу Владимировичу, но подступающий спор мыслей развеял резкий вопрос о способе получения травмы. Выслушав сухой факт «дёрнули за ноги», доктор с непринуждённой быстротой закрутил две ноги в плотный бинт и, сев на кровать, взялся за руки. Опрашивая и бинтуя, мужчина поднялся к голове, о который сказал только «если будет беспокоить, прикладывать лёд». Доктор подходил к двери, но Вячеслав Владимирович напомнил ему придвинуть обездвиженного к подушке и всунуть в его ладони книгу, что тот выполнил.
До полдника Вячеслав Владимирович читал. Дверь щёлкнула, к её неожиданности мужчина ещё не привыкнул и вздрогнул. Вошёл студент, заметивший остаточный испуг, отчего мягко улыбнулся. Говорили они меньше, чем во время обеда, не больше десяти минут, и всё о состоянии учёного. Выев манную кашу с комочками, которые, к непонятному многим извращённым вкусом, любил, давил и разламывал, а студент добавил, что сварена она была исключительно для изолированного. Разговор изжился, и молодой человек ушёл, напомнив, что придёт с ужином.
И снова книга, пятидесятая страница из пятисот тридцати шести. Сюжет занимательный, неизбитый, но спать хотелось. Пока Вячеслав Владимирович очередной раз глубоко зевал, в изолятор заглянул Павел Анатольевич. Интересовался он знанием учёного о современном местонахождении Интерна, на что тот, рассердившийся из-за веры врача в отсутствие в общей реальности того существа, ответил, что не знает и прибавил, обиженно пробурчав и наклонив голову: «…отстаньте от меня с такими вопросами.». Разговорил его Павел Анатольевич плавным диалогом о перевязке, а Вячеслав Владимирович передал ему рекомендации. Врач подготовил почву для истинного пересказа побега, как запомнил его Вячеслав Владимирович, перерезая неизвестно правильный провод взрывчатого устройства, уверяя в воображаемости «Интерна» и том, что скомпрометировать воображение невозможно. Мужчина слушал, но смотрел на безбуквенное поле страницы. Останов себя на том, что Вячеслав Владимирович может подумать над ответом уже ночью, Павел Анатольевич, пожелав учёному хорошо выспаться, покинул изолятор.
Приключения высших сил продолжались: уже были ясны цель мотивы и средства. Вячеслав Владимирович, не отвлекаясь открывшейся дверью, решил дочитать главу, пока студент по обыкновению расставляет еду. Читал он недолго и, заметив, что студент придвинул к нему поднос, после чего движения в поле зрения наклонённой головы прекратилось, стушевался, пролистав до начала следующей главы, посчитал десять страниц, закрыл книгу и вопросительно посмотрел на противоположно сидящего.
«Надо был просить «Гамлета». » — разочарованно пронеслось в голове Вячеслава Владимировича.
— Всполошён народ,
Гнилой и мутный в шёпотах и в мыслях,
О смерти Льва и о тебе внимание крадёт.
— Не правда.
— Ах да, тебе наверно доложили.
Не буду править я себя в угоду твоему,
Добавлю лишь, о том, что круг его менее обилен
И уступает моему.
— Зачем ты пришёл?
— Не брезгуй, ешь. — излюбленным приказатель-настойчивым (не дерзким) голосом, ударил на конец реплики Клавдий.
— Нет аппетита.
— Тогда уж ночью попируем —
Надзор за нами снят.
Вячеслав Владимирович в крайности не одобрял высказанных Клавдием несколько ночей назад мыслей, из-за чего сама личность была ему противна, и разговаривать, да и находиться в его непосредственной близи, он не только не хотел, но и немного боялся, но, решив и ему задать въевшийся вопрос, ждал пика развязности.
— Неужели ты пришёл, чтобы посмотреть, как я ем? — настороженного тона мужчина не смягчил.
— Ты прав, отнюдь мы не за этим,
Но ешь, а после нам ответишь.
К тарелке Вячеслав Владимирович не притрагивался, ни разу не посмотрел на её содержимое.
— Тогда зачем?
— Из первых уст узнать о сбывшемся.
— Спроси у студента.
— Из первых уст, из первых.
Забыта часть при повторениях.
— Что? — Вячеслав Владимирович попытался выказать снисхождение вопросом о предмете интересов короля, но сам отвернулся и напрягся, приготавливая наводящие на «воображаемость Интерна» вопросы. А Клавдий не изменил положения чинного воссидания.
— Но первое…
Ах, как же жаль, что вновь предстал ты перед нами.
Надеялись, что ум твой многолетними трудами,
Превозможёт над тем, от чего ты груб.
Увы, ты здесь, эрго — ты глуп.
Вячеслав Владимирович дёрнул головой в сторону собеседника, округлив глаза, в мыслях начав возражение, хотел возразить, но Клавдий не уступил.
— И вот, подробности узнать, как ты,
Которому открылся шанс,
Потерянный за гранью нашей же мечты,
Бесследно канул за один сеанс.
— Ты хочешь сбежать. — на зло повысил голос Вячеслав Владимирович.
— Сейчас уж нет, то раньше.
— А мне помогли. Один из врачей.
Встревоженность с лица Вячеслава Владимировича скаталась в каменную мину.
— И кто, будь так любезен. — ровно попросил Клавдий. Он ни разу не повысил голос и в лице практически не изменился с начала диалога.
— Он назвал себя «интерном». Напомню: со мной ходил на занятия и книжку эту принёс.
— Смеёшься? Фантомы ль чудятся тебе, умоисступлённый?
— Пошутил, пошутил.
«И он не помнит! Может быть и вправду… у меня могут быть проблемы с памятью из-за потери сознания?» — пробежало в голове Вячеслава Владимировича.
— Дак кто? — сурово настаивал Клавдий.
— Никто, никто. Поругались с Сидоровым, там и случай подходящий.
— Да, нет спора;
Безумие сильных требует надзора.
— Под твоим то надзором, они действуют ради «высших целей». Им то в радость, тебе в выгоду. — пришла очередь следующей догадки.
— К чему склоняешь ты?
— Конечно же тебе непонятно. Не ты ли хотел смерти ЛевГена?
— Что рад ей, я не скрою,
Но видит Бог, свою невинность каждому раскрою.
— После того, как я отказался, ты взял и спокойно забыл об этом? Смутно верится.
— Забвению желанное не предавали,
Но в совершившемся участия не принимали.
Не наша в том вина,
Что в коридор он забежал тогда.
Клавдий начал придвигать поднос к себе, но Вячеслав Владимирович с резкостью, позволенной бинтами, отхватил еду и поставил её перед собой и взяв в рот первую ложку молочного супа. Бинты были наложены не с первоначальной жёсткостью, и стягивали только плоть и кости, а не сустав локтя, что не мешало некоторым движениям.
— Не верю…
Вячеслав Владимирович прервал заключение и, не допив пятой ложки, опустился на кровать.
— Голова звенит? — поинтересовался Клавдий, оставаясь на стуле.
— Немного.
— Воззвать к врачу?
— Нет, нет, сейчас пройдёт. Ты иди, я спать лягу.
— И всё же я король.
И только я силой одарённый,
Управлять твоей судьбой,
мой подданный. — донёсся до Вячеслава Владимировича хрип Клавдия под призмой пищащих скрежетаний, режущих в голове учёного.
Король, не смотря выбрал из незапертого шкафа пачку таблеток, вытащил их из коробки, которую бросил на стол, высыпав лекарства в карман халата, заботливо выключил свет и вышел с подносом из изолятора.
Что-то продолжало пищать, заложило уши, разложило, забарабанило. Мысли стали прерываться, затем раздались звуки. Но Вячеслав Владимирович более мучился от бездвижия: он хотел обхватить голову — руки не поднимались, хотел сжаться — мешали ноги и живот, закрутиться в одеяло — всё тело, закричать — перехватило дыхание. Начал задыхаться, но не задохнулся, а только надрывисто кашлял. Раздражающие чувства не стихали, приходили новые. Разыгрался оркестр: в начале врывался писк, подключалось левое ухо, после — правое, пару комбинаций проводили вместе, отступали на задний план, но не затухали. Закладывало нос, дыхание переходило в рот. Комок попадал в горло, начиналась очередь жадных втягиваний воздуха губами — отступало, но через период повторялось. Самый яркий звон в затылке болью отдавался в шею, втекал в позвоночник и стрелой, ускоренной волной, возвращался в голову. Остальные части тела не отзывались. Играл верх. Пары циклов хватило для истощения Вячеслава Владимировича. Не в силах справляться с нахлынувшем мандражом, учёный, сначала растерянно нервничал, но, пересилив страх, расслабившись, вскоре потерял сознание.
