Так и не поняла

             

Ревела Зинаида уже третьи сутки. Потому что от неё муж ушёл!
Вы, конечно, можете сказать: «Эка невидаль! Сотни женщин оказываются в таком положении. И – ничего, живут…»
Ну, да – сотни, про это и сама Зина знала. Но ведь ей-то жизнь не сотню раз отмеряна, а только однажды. И муж был первым и единственным. И даже больше скажу: любимым! И всегда казалось Зинаиде, что и она тоже любима. И семья у неё крепкая, несокрушимая: они с мужем и двое детей, оба мальчишки. И прожили они уже вместе изрядно – 15 лет. А значит это, что притёрлись друг к другу, привыкли. Да и любовь была. Ночи до сих пор оставались жаркими и сладкими. Не так, конечно, как в первые годы, но  всё было в порядке. Николай её был настоящим мужчиной. И  не только в постели. В доме, что касается мужской части, всё было в полном порядке – не ленив он был до работы. Выпивал редко, лишь по праздникам, да и то с неохотой. Иногда, в дружеском застолье, Зинке даже уговаривать его приходилось, чтобы отхлебнул из своей рюмки, «а то, прям, не удобно от людей».
Мальчишек, сыновей то есть, он любил, и они его настоящим отцом почитали. И когда они все втроём начинали что-нибудь ладить в доме, Зина, сложив руки под грудью, не без гордости на своих мужчин поглядывала.
Были у них и автомобиль, и дача – всё как у людей. Дача, правда, небольшая: участок в шесть соток с домиком. Но дом был основательным. Там даже зимой жить можно было, потому что Николай сам камин сложил, и прогревал тот камин оба этажа вполне даже успешно.
А в последние два года, когда кое-какие деньги лишние стали накапливаться, так они даже в Турцию ездили. Всей семьёй. И плескались две недели в тёплом и чистом море в полное своё удовольствие.
И всё было хорошо. И всё шло по заранее кем-то прописанному сценарию до этого вот года. Когда вернулись из Турции, Зина стала замечать, что вроде как грустит муж, томится чем-то. Она несколько раз спросила его, уж не болен ли, но он только отрицательно мотал головой и вяло рукой отмахивался.
И всё равно видела Зина, что не то всё. Не так, как раньше было. Однажды приходит с работы, а он в комнате лежит и… читает. Она сделала вид, что всё нормально, а потом посмотрела, что за книга была, а там – стихи. Николай Гумилёв какой-то. Удивилась Зинка, плечами пожала, но книгу на место положила, будто и не притрагивалась к ней.
Ещё через несколько дней, после ужина, Николай послонялся по квартире, а потом сказал ей:
- Пойду я, Зин, пройдусь немножко…
Она, протирая стол, ответила:
-Погоди, я вот закончу только и с тобою пойду.
- Нет, не надо, у мальчишек лучше уроки проверь, а я один поброжу. Подумать надо,- отвечает.
Оделся и ушёл. И почти два часа его не было.
Вот тут Зинаида занервничала, сама не зная, почему. И к окну несколько раз подходила, выглядывала, и на часы всё посматривала. Неспокойно как-то было ей.
Когда уже легли вечером и телевизор даже погасили, а мальчишки дружно сопели у себя в комнате, Зинаида придвинулась к своему благоверному и начала разговор:
- Коль, что случилось-то? Что вообще происходит? Как-то не так всё в доме стало…
Он помолчал. И довольно долго. А потом, лёжа на спине и заложив руки за голову, ответил:
- Не знаю я. Сам ничего не пойму. Тоска какая-то навалилась. Знаешь. Вот читаю книги (он в последнее время, и правда, читать много стал), думаю: зачем живу? Кому от этого, кроме вас с пацанами, польза? Вот только для этого я и родился? Чтобы – семья, дом, дача? Ну, Турция ещё. А так, чтобы для всех, чтобы свет от меня и для других был нужен?..
Зинаида повздыхала в темноте, потом робко проговорила:
- Ты завёл себе кого-то? Постарела я, да? А ты ведь в самом хорошем мужском возрасте…
Он словно бы даже не слышал её. Встал, вышел на кухню и там в форточку курить начал. Зинаида за ним не пошла, по звукам, доносившимся оттуда, всё поняла. Когда он вернулся, то сразу отвернулся от жены и затих. Разговора так в этот раз и не получилось.
После уже Зинаида несколько раз пробовала вернуться к начатой той ночью беседе. Но Николай молчал всё или опять что-то непонятное о жизни ей рассказать пытался. Однажды она, слушая его, громко зевнула, потому что поздно уже было, а ей вставать завтра рано, да и ему на работу. Он тут же замолчал. И больше к этим разговорам с нею не возвращался.
Так прожили ещё месяц. И не ругались, нет. Просто Коля смотреть на неё перестал. Взгляд его сделался каким-то долгим и внимательным, но смотрел он всё время куда-то поверх её головы и видел там что-то более важное, чем Зинка и дети, уют и порядок.
Зинаида и плакать пробовала, но он всё молчал, вправду не замечая её слез. Тогда она перестала ждать его с разогретым ужином с работы. Он этого тоже не заметил. Просто приходил и ел на кухне один то, что находил в холодильнике.
Тогда она перестала на него стирать: клала в стиральную машину только своё и детское, а его одежду так и оставляла в тазу с грязным бельём под ванной. Когда чистые рубашки у него закончились, он порылся в этом тазу, надел уже ношеную и так и пошёл на работу.
Зинаида выдерживала характер.
Так жили ещё недели две, наверное.
А позавчера вернулась с работы и сразу поняла, что Коля дома уже побывал. Разделась, помыла руки, прошла на кухню. На столе лежал томик Гумилёва с вложенной в него запиской:

«Прости, Зин, не могу больше. Деньги на детей высылать буду. Но ты меня не ищи. Надорвался я, как-то…»