Ах, Клавочка... Или сказание о любви

ноги на горячем чайнике и поиграв с соседской кошкой, она воспрянула духом и даже зашла к самой соседке — удивительно интересной женщине и бывшей актрисе. Та накормила её своими фирменными ватрушками с ароматным чаем, рассказала о жизни театра, о Москве прошлых лет и о редко навещающих её детях. О Константине старушка не проронила ни слова. 

    Но Клавочка опять замёрзла и, забрав охапку подарков, заготовленных Костей, они встретились с Людой, сели на электричку и через час оказались в настоящем лесу, за которым их ждал Костин дом. Люда кокетничала, Константин смеялся, а Клавочка, совсем не чувствуя больше своих окоченевших от мороза ног, в изящных сапожках на заказ, передвигала их лишь усилием воли, старалась об этом не думать, и смотрела по сторонам. А лес, такой таинственный, скрипел снегом и сверкал им в полной луне - чарующий и суровый, не дрогнувший от смеха веселившихся в нём людей. 

    Изба у матери источала желанный сказочный жар. Все шумно встречали их, поздравляли, после чего Костя сгруппировался вокруг Клавы, плакавшей теперь навзрыд от нестерпимо мучительной боли в ''отходивших'' ступнях, вбиравших в себя, как воздух, утраченное тепло. Он их держал в руках, он на них дышал, причитая и заглядывая ей в глаза, как верный пёс. Не забывая отдавать хозяйские распоряжения кружившим вокруг родственникам, среди которых был его племянник с женой Светланой. Подошёл и сам праздник с пельменями и шампанским, плясками, гиканьем и хороводами вокруг дома с застывшим садом. Клавочка не танцевала, сидя в валенках рядом с отцом Константина, но топала и хлопала вовсю. Она заметила, что племянничная жена Светлана совсем не по-родственному улыбалась Константину, ходившему вприсядку, и даже утирала пот с его лба. 

     Утром они уехали, проводили Люду к её кузине, заглянули в его квартиру, забрали ещё немало заготовленных там сладких подарков и покатили к Костиным друзьям. 

     Наобнимавшись с примерно одного с ним возраста хозяевами громадной квартиры, Константин провёл Клавочку в гостиную, где она села в высокое мягкое кресло. Шепнув ей, что выйдет на некоторое время поболтать по нужному делу, он, наконец,  испарился. Клавочка, почувствовав себя лучше, слегка пообщалась с поприветствовавшими её женщинами, ответив на все вежливые вопросы ни о чём и, оттолкнувшись от всего, её окружавшего, погрузилась в тягостные размышления о пустой трате здесь своего времени, о крайнем неприятии того, что говорил и делал этот абсолютно чужой, далёкий и не нужный ей мужчина, в которого она, с трудом выносящая его присутствие  даже на расстоянии вытянутой руки, вселяет, оказывается, какие-то надежды. Одна только мысль об этом вызывала у неё яростную одышку с выскакивающим за всякие рамки сердцеколочением...                                                                                                     
   
    В гостиной было тесно. Массивная мебель блестела витринами с хрустальными бокалами разных вариаций и старинными расписными сервизами ярких и приглушённых тонов. Висевшие на стенах картины оттенялись стоявшими в углах фарфоровыми вазами, окружавшими круглый восточный ковёр. На нём высился длинный стол, украшенный бронзовыми канделябрами. Работал телевизор, и немолодые, как казалось Клавочке, женщины в вечерних туалетах почти молча смотрели ''Мэри Поппинс'', никак не выражая своих чувств, не забывая расправляться с гусём и оливье и дружно поворачивая к экрану головы в пышных кренделях.  Мужские костюмы сновали по коридору. Оттуда шёл дым от сигар и доносились обрывки анекдотов, сопровождавшихся басистым смехом.

    Вскоре мужчины вернулись к гусю. Константин говорил и со всей мужской компанией, и с каждым из неё по очереди. Он не переставал болтать, даже опустошая свою тарелку за столом. Чем несказанно поразил Клаву, решившую, что это — демонстрация ей им лично и всеми, по его просьбе, участниками спектакля супервостребованности ''её'' мужчины, воспринимаемого мужской командой наикачественнейшим человеческим экземпляром, в котором, в наилучшем, опять-таки, виде воплощены ''и лицо, и душа, и мысли''... Костя, увидев изменившийся взгляд Клавочки, наконец, иссяк.

 - Тебе нехорошо? - Спросил он, подойдя к ней.

 - Я бы хотела уже уйти.               

 - Побудем ещё немного... Пожалуйста!

    Лившийся из телевизора мюзикл полностью перекрывал звон посуды и негромкий шёпот жевавших гостей. Клава старательно избегала глаз наблюдашего за ней Константина, но вскоре сидевшие и ходившие люди стали сливаться и перетекать друг в друга, как капли ртути из разбившегося градусника. Клавочка почти задремала.

    Звон разбившейся посудины вернул её сознание. Она встала и, медленно двигаясь вдоль стен, стала расссматривать висевшие на них небольшие пейзажи. Оглянувшись на сидевших за столом, не обращавших на неё никакого внимания, и остановив взглядом поднимавшегося со стула Константина, Клавочка перешла в коридор. Увидев открытую дверь в одну из комнат, неслышно подошла к ней и заглянула краешком глаза вовнутрь. На огромном столе, около большого, во всю стену, окна, лежали какие-то бумаги, которыми этот стол был просто завален. А на одной из стен висели две иконы. Клава, забыв об осторожности, зашла в комнату. Она сразу вспомнила иконы в доме мамочкиных родителей. Их там было несколько, по одной-две в каждом помещении дома. Вздрогнув от неожиданности, услышала голос рядом с собой:

  - это - апостолы Пётр и Павел, - сказала Нина. Хозяйка появилась неслышно.

  - Простите, пожалуйста, я зашла без разрешения.

  - Пустяки. Раз комната была открыта,  - она помолчала. - Эти иконы - из дома маминого отца. Работы моих прапрапредков. Так говорил дед, но кто именно из них - автор, он не знал. Конец XVIII века, как оценил мой коллега, знающий иконопись.

 -  Какая же интересная рама!

 -  Это - оклад. который прикрывает - видите? - Только крайние части иконы.

  - Оклад - это покрытие доски?

  - Да, это то, что накладывается на доску поверх нарисованного. На эту доску наложен серебряный лист с гравировкой.

  - Очень красивый....

  - Орнамент, - подсказала Нина. - Мне тоже нравится.

   - И глаза так тщательно выписаны. Даже ресницы есть!  Где родятся такие художники? Я завидую, - с грустной улыбкой произнесла Клава. Она подошла к другой иконе.

  - Святые Кузьма и Демьян. Врачеватели-бессребреники и покровители ремесел, - Нина с любовью смотрела на икону.

  - Совсем разные иконы, - Клавочка приблизила лицо почти влотную к доске. - Эта не может быть работой другого автора? - Спросила она почти утвердительно.

  - А вы - молодец, - с интересом взглянув на неё, отреагировала Нина. - Мой коллега тоже так считает.

  - Другой набор цветов! Там такой....ммм...живой, что ли, весёлый, лёгкий тон... светло-вишнёвый, солнечно-жёлтый, просто жёлтый...., в нижнем поле - почти белый, - Клава повернулась к первой иконе и, казалось, говорила всё это самой себе. - А здесь - тяжёлые, приземистые краски, со свекольно- бордовым оттенком. И малахитовый цвет, но тёмный. Вот у меня есть моя любимая шкатулка малахитовая, так там он - лучистый, как майские листья на солнце...

  - Я тоже люблю весенние краски. Красота, - улыбнулась Нина. - И поднесла руку к иконе с изображением святых братьев. - Вот здесь ведь и доска шероховатая. Может, и кусок коры где-то закрашен...

  - Нет-нет... Что Вы...Я  не критикую. Потому, что мне очень нравятся обе иконы. Вот фигуры врачевателей, - она прижала к щекам пальцы обеих рук, даже не замечая этого, как делала всегда, когда её что-то захватывало и волновало. - Они - не раскованные, но и не застывшие, а скорее, спокойно замершие, исполненные наивности и достоинства. Смотрят на нас прямо и открыто, без лукавства. - Опустив руки, Клавочка сжала губы, вогнув их внутрь своего маленького, изящно очерченного рта. И закруглила своё впечатление:   

  - написано немногословно, но очень ёмко. Как будто...подана вам человеческая сердцевина. Вот она какая - безыскусная, честная. И точно - народная, но, скорее, не ремесленника, а ... пахаря. Извечного пахаря. Это - его портреты. Мне так видится.

    Нина  села на небольшой бархатный диван, жестом пригласив Клавочку присоединиться.

  - Я недавно прочла книгу Смирновой Энгелины. ''Живопись Обонежья XIV – XVI веков''. (**) Очень интересно.

  - Обонежье - это что?

  - Побережье Онежского озера. Откуда родом мои пращуры, - Нина описала рукой полукруг, как бы включив в него стену с иконами.  -  Русский север. С его, между прочим, старообрядцами там, в числе других. Как и мой дед. Вот Выговская пустынь. Слышали что-то о ней?

  - Ой, что вы. Я в этом смысле — абсолютно неграмотна. А что такое — пустынь?

  - Монашеское поселение, обычно в нелюдном месте и вдали от основного монастыря. Так вот, название пустыни - от реки Выг. Там была Выгорецкая община, по ходу верхней и средней частей реки, на северо-восточном берегу Онежского озера. Люди, образовавшие в конце XVII века скиты и поселения в этих глухих местах, были из тех, кто не принял церковной реформы Никона. Существовали они поначалу неимоверно трудно из-за, главным образом, неурожаев и голода. Но уже в первой трети следующего века, ценой выносливости, стойкости, спаянности и упорного труда, как свойственно русским людям, не просто поднялись на ноги, а стали первыми, если не во всех, то во многих вопросах и быта, и тогдашнего бытия. Чем только они ни занимались - большими поголовьями скота и поднятыми под пашни землями по берегам реки, речным и морским промыслами - рыбным и звериным, различными ремёслами, плотницко-столярным делом, металлургией; закупали хлеб в Поволжье и везли его на Север, торговали в Архангельске, работали с кожей, дёгтем, кирпичами. (*) Сами отстраивались по типу монастырей, церквей и даже, кажется, часовен. И это - в такой глухомани! А позже отыскивали сочинения своих первых духовных учителей и записывали предания о них. В начале XVIII века ими было описано, в историческом цикле, старообрядчество в России со второй половины XVII века. Собрали богатую библиотеку рукописных и печатных книг. И не только богословскую, но учебную и полемическую литературу различных жанров..(*)

  - Ну, надо же, просто немыслимые трудяги.. Это же какими должны были быть их цели, чтобы так вкладывать себя?                         
                         
  - Представляете, уже в начале XVIII века на Выгу все были грамотные! А некоторые - высокограмотные, так как в обители готовили чтецов, обучали людей пению. И творчеству — создавали иконы и кресты - резные деревянные и литые металлические; лубки, книжные миниатюры; писали картины маслом, расписывали и резали по дереву, плели бересту, вышивали орнаменты... (*) Выговское поселение - удивительный феномен в русской культуре того времени... Я иногда думаю, что мне было бы очень трудно найти такое разнообразие талантливых мастеров среди моих сегодняшних друзей и знакомых... Славнейшая история длиной в сто пятьдесят лет.

 -  Сто пятьдесят лет?

  - Начиная с тридцатых годов девятнадцатого века правительство Николая I, истребляя инакомыслие, сделало всё для разрушения пустыни.

  - Ужас просто, - Клава неслышно присела на краешек дивана, рядом с