Анамнезис1

атмосфера вдумчивой сосредоточенности, хотя это из набора прежних, подростковых, привычек: я давно умею эффективно действовать в любых обстоятельствах, удерживая вниманием сотни дел. В моем воображении красивый мальчик уже улыбался на обложке первого номера Журнала. Он снова напомнил мне Дану, так что под ложечкой заныло, ибо увидеть беглянку, уехавшую со своей мамой на море, не представлялось возможности. И ведь сообщила об этом в последний момент, расстроив все мои планы.
-Почему ты не предупредила заранее?!- почти зарычал я на нее в ярости, на что услышал возмутительно беспечный ответ:
-Самолет только через четыре часа. К тому же я не собираюсь подстраивать под тебя свою жизнь. И мне надоели наши ссоры.
-Ты сама их инициируешь.
-На это есть причины. Нам необходимо на время расстаться.
    Вот так, взяла и уехала. Разумеется, крайне некстати, ведь два дня перед этим мы не виделись, что уже из ряда вон. Как-то незаметно ее незримое присутствие в городе сделалось для меня необходимостью: я с трудом принимал то обстоятельство, что нельзя прийти к ней по первому желанию. Мало того, внезапное своеволие с ее стороны тут же сковало мое сознание точно цепями, так что, даже просто взглянув на сексапильную штучку, садящуюся в такси, я ощутил парочку чувствительных уколов совести. Хотя уже через секунду не мог понять, что привлекло меня: стройные ноги, грудь (уж не силикон ли) или прихотливый изгиб пухлых губ? Нет, светлые волосы, вот только окрашенные и модно стриженые перьями. Им далеко до вьющихся нежных спиралей Даны, причинявших немало неудобств своей хозяйке, не любившей распускать волнистое покрывало по плечам. Нарушать строгое табу и снимать со своих волос заколки при мне она решалась лишь в моменты нашей близости, ибо всегда считала любую слишком откровенную демонстрацию женских атрибутов неприемлемой для себя. 
    Городская жара, приправленная автомобильными выхлопами, к концу дня сделала существование совершенно невыносимым.
-Никита, поехали – искупаемся, а заодно выпьем холодного пива, иначе я умру. Весь день в бегах и всё, между прочим, на благо общего дела!- говорил Цитов. Как существо белокожее и легко краснеющее, он обливался потом, вытирал пунцовый лоб и беспомощно смотрел на меня своими светлыми глазами, похожими на полупрозрачных рыбок в отражающей отблески вечерней зари воде.
    Мне также хотелось отдохнуть на природе, поскольку в отсутствии Даны наслаждаться я могу, лишь созерцая небо, воду и деревья, ибо иные удовольствия без нее теряют для меня вкус. Петьке в этом отношении повезло, чем он и не преминул воспользоваться, резво прыгнув на заднее сиденье машины, чтобы всю дорогу теребить меня своими разговорами.
    Последний год он вынужденно обходился без собственных колес после того, как разбил старый отцовский "мерс". Своего нового красавца родители не рисковали ему давать, поэтому в моих планах было арендовать или даже приобрести для редакции какой-нибудь транспорт. 
    Вечер не прогнал людей с берега, но мы нашли уютное местечко и, скинув одежду, погрузились в воду, ощутив наконец-то блаженство. Цитов резвился, ныряя, как неуклюжий тюлений детеныш, а я разминался в заплыве. Запах травянистого склона и речной воды вместе с приглушенным гомоном купальщиков мгновенно вернул детские воспоминания, где присутствовала нежащаяся на солнце, но наблюдающая за каждым моим движением и готовая в любую минуту оказаться рядом, мать. Отец учил меня плавать, а я азартно сопротивлялся и, вырвавшись из его рук, поплыл сам. Помнится, он засмеялся и крикнул: "Упрямый китенок, зачем же я учу тебя, плавучего от рождения?"
    День почти клонился к закату, и все-таки многие еще купались. Кто-то жарил шашлыки, в песке играли дети, а Цитов, похожий на белого моржа с бесцветной щетиной альбиноса, млел, лежа в траве, и своими глазами-рыбками восторженно разглядывал ее листья в надежде получить прилив поэтического вдохновения. Страшный фантазер, он в каждой былинке искал "знаки". Лицо его принимало попеременно расслабленные и отрешенные выражения: он все не мог определиться – романтическое ли у него сегодня настроение. Но тут блуждающий его взгляд подцепил двух девиц, Цитов приободрился и, косясь на них с похотливыми вздохами, зацыкал зубом.
    Особы эти, на мой вкус недостаточно изысканные, посматривали в нашу сторону и игриво смеялись. Петька ерзал от волнения, чем забавлял меня и отвлекал от созерцания предзакатной реки. А ведь это Дана устроила мне отпуск от напряженной работы по преодолению, чтобы я в полной мере наглотался свободы. Останься она в городе, Цитов искал бы приключений один. Но даже на отдыхе что-то держало меня на привязи – какая-то обязанность, какая-то подспудная мысль: я скользил по окружающему, основательно и методично готовясь к неведомому главному.
-Как расточительна природа, упаковывающая в красивую оболочку нечто дешевое и пустое. Наверняка эти цыпочки примитивны, но оцени их роскошные фигуры,- говорил меж тем Цитов, посматривая на девиц.
-Почему так хочется этого куска мяса мне, не побоюсь сказать – умному, интеллигентному человеку, кого природа не позаботилась сделать волосатым грубым мачо, напротив, наделила нежной душой, желающей куртуазной страсти. Но видно осталось во мне что-то и от первобытного дикаря,– кажется, я смог бы рычать, отрывая куски от туши и принимая покорность самки.
-Не зазевайся,– сожрут в один присест,- усмехнулся я,- заметь, как под невинными предлогами вокруг нас сужается их кольцо. Пора сматываться, Петька, пока они не выказали активность. Завтра тяжелый день.
    Недавно я и сам удивлялся, насколько сознание бывает невзыскательным, мало того, навязчиво-требовательным в своем призыве к плотским удовольствиям. Слава богу, разум мгновенно ставит все на место: уже через минуту ты и сам устыдишься своего интереса к какой-нибудь грудастой красавице, едва ли способной вызвать зыбкие, трепещущие мотивы. С приемом подобного блюда неминуема отрыжка, уж лучше поголодать и предаться иным удовольствиям – кристаллизованным впечатлениям, приносящим не менее чувственную радость. Однако Цитов время от времени был не прочь побыть диким.
-И ты, Никита, не строй из себя праведника. Всякий опыт необходим: в сравнении обостряется чувство прекрасного. Конечно, встретить бы умное, утонченное создание, но где уверенность, что это не одна из них? Женщины искусные актрисы и часто пытаются представать очаровательно глуповатыми. Все их сюсюканья и жеманство – орудия против нас. Знавал я одну непростую особу, считавшую нарочито наивный взгляд неотразимой приманкой для мужчин,– умных стерв мы якобы панически боимся, дабы не открылась наша собственная ущербность. А эти – оцени их продуманно небрежные движения и лица, достойные разве что светских львиц. Согласись, вполне уместно на пляже иметь вид беспечный и соблазнительный. Другой вопрос, что цели их слишком явны. Да, но и мы стали чересчур инертны, искусственно ограничиваем себя, забивая натуру и выискивая проколы в игре обольщения. А нужно прислушаться к зову природы, хотя, несомненно, в каждом из нас сидит волк-одиночка.
-Вряд ли они оценят в тебе то, что ты хочешь. Женский ум прагматичен и направлен на захват, так что не превратись из волка в добычу.
-Не считай меня слабаком. Впрочем, ляжешь с такой в постель, и удастся ли выпутаться без потерь – вопрос. "Она ему встретилась, а он ей – попался".
    Похоть часто одолевала меня, но пролетала кратко, и разрядка вызывала некое избыточное утоление. Это как переесть сладкого, когда на самые соблазнительные угощения тошно глядеть. Нередко еще только в преддверии вожделения, озадаченный, я мысленно плутал в поисках ответа: зачем и почему самым возвышенным надеждам и мечтам бросает вызов свершающееся помимо нашего желания, ежечасно, изо дня в день, биологическое поведение по привычке. И ведь женщина, случайно привлекшая меня своим телом, видна насквозь и заранее неинтересна, даже скучна, но какая-то инерция не дает вовремя остановиться.
    Правда, ни разу, ни с одной из них не посетило меня желание забыться в страсти. Никто, кроме Даны, не разжигал моего интереса – не к кинематографическому – к реальному эротическому действу.
    Между тем только внешне я выгляжу уравновешенным. Вот и сегодня безмятежному моему отдыху мешал не вполне угасший за день спор противоречий. В душе вместе с тягой к спокойной уединенной жизни разгоралась жажда действия, и оба этих стремления имели надо мной чувственную власть: стоило удовлетвориться одному, тут же разрасталось другое. Почему-то вспомнилась Гостья, и вновь обострилось давно преследовавшее меня ощущение внутренней борьбы. Чушь, ерунда, ты еще скажи, что эти кумушки как-то влияют на тебя.
    Пресс усталости, сжимавший тело, ослабел и почти затих. Наслаждаться бы тишиной и одиночеством, но если не уснуть быстро, придет томительная чувственная пытка. "Зачем ты уехала?"- злился я на Дану, чей ироничный голос неизменно вызывал во мне всплески желания, как и любое ее сопротивление, порождавшее у меня возбуждение, переходившее в фазу трепета. Сейчас, раздробленное, оно как капли ртути на гладкой поверхности набирало объем и силу, своей бесполезностью разверзая пугающую брешь в сознании – сильнее с каждой минутой. И в этой пропасти из забвения память точно бесконечный фрактал воссоздавала город с рекой и тенистым парком, где реальность сливалась с фантазиями и отдавалась эхом каких-то детских влюбленностей. А те, как и любое сокровенное воспоминание, питаемое неосуществленными мечтами – о природе, городе или женщине,– из прошлого и нынешнего всегда синтезируют особое виртуальное пространство – место и время, где счастливо исполняются все мечты и желания.
    Порой меня привлекали эротические забавы, но только с Даной разворачивалась столь желанная мне изощренная игра в соблазнение, не слишком, правда, походившая на развлечение, скорее напоминавшая взаимное сопротивление. Отталкивая меня, моя недотрога провоцировала нападение, и удовольствия я получал не сравнимые с примитивной оргастической разрядкой. Меня прошивало насквозь сладостным током при виде того, как Дана упирается, уворачивается, одновременно всеми силами противясь неизбежно настигающему ее саму влечению.
    В этом таилось нечто притягательно-животное – наивное, неподдельное и отчаянное, как стремление подростка к самоутверждению. В ее глазах в моменты самых интенсивных удовольствий проскальзывала тень ужаса, и этот страх перед собственной чувственностью разжигал во мне ярую потребность сделать так, чтобы блаженство накрыло жертву с неизведанной силой.
    Тем не менее Дана упрямо боролась с собой, не слушая уверений в том, что не может быть преодоленной сексуальности, и огрызалась, собираясь волевым усилием разрешить свои проблемы в данной сфере и убить ненавистного василиска. Вполне понятно, "проблемы" никуда не исчезали, и насыщение не избавляло ее от рождения новой влекущей волны, ибо, слава богу, сексом правим не мы, а навязчивая древняя необходимость.
    Мне оставалось лишь забавляться, наблюдая