Моя земля не Lebensraum. Книга 7. Наместники дьявола

стороной дела, следим за порядком при поступлении заключённых в газовую камеру и крематорий. А ликвидируют заключённых сами заключённые.
— Уничтожение… имеет технические стороны? Я в этом полный профан, — скептически заметил Меллендорф.
Шарфюрер с удовольствием пояснял технические подробности:
— Массовые расстрелы неэффективны и требуют многочисленных расстрельных команд. Проводили эксперименты над пациентами психиатрических лечебниц: сгоняли их в бункер и проводили в нём взрыв. Результат сами можете представить: ошмётки мяса, кишки по стенам… Решили усовершенствовать методику газвагенов. К герметическому помещению, в котором находилось большое количество хефтлингов (прим.: пленных), подгоняли несколько грузовиков или тяжёлый танк, выхлопные газы по трубам поступали в камеры. В течение пятнадцати минут угарный газ вытеснял из камеры кислород. Представьте: сердце работает с бешеной силой, гонит лишённую кислорода кровь в лёгкие... По сути то же, что удавление или утопление. Опыт показал неэффективность метода для массовой утилизации хефтлингов. Пробовали с помощью насосов откачивать воздух из камер, нагнетать в камеру пар, чтобы вытеснить воздух. — Шарфюрер безнадёжно махнул рукой: — Долгие процедуры. Опять же, после выгрузки трупов камеры приходилось мыть: ликвидируемые жутко блевали и обделывались.
Меллендорф хмыкнул:
— Вы профессионально знаете тонкости работы.
— Теперь у нас есть вполне эффективное средство: отравляющий газ «Циклон-Б», — похвастал шарфюрер, не заметив или не приняв скепсиса. — Его раньше использовали в сельском хозяйстве для истребления насекомых. Действует быстро, затраты минимальные: четыре килограмма сухого порошка хватает на партию в тыщу хефтлингов.
Меллендорф, скрывая брезгливость, слушал откровения унтер-офицера. Но молчал. Если это его подчинённые, он не должен показывать негативного отношения к подобной деятельности.
 

= 4 =

Сёмка Агафонов попал в плен контуженым. Если бы другие пленные не тащили его под руки, немцы застрелили бы его. Конвоиры добивали всех, кто не мог идти.
Проблему концлагеря немцы решили просто. Неподалёку от Сенной Керести, где служил Сёмка, силами пленных же обнесли болото колючей проволокой в три ряда, по углам установили вышки с пулемётами, окружающую территорию заминировали. Назвали это место сборно-пересыльным лагерем и загнали туда тысячи измождённых, больных и раненых пленных красноармейцев.
Спали под открытым небом, где посуше. Кормили пленных очень плохо: кружка жидкой баланды в день. Воды не давали. Немцы считали, что воды в болотистой местности с избытком. Воду пили из глубоких луж. По причине отсутствия туалетов пленные оправлялись, где придётся. Скоро территорию загадили до такой степени, что вода стала пахнуть мочой и испражнениями. Этой водой умывались, стирали в ней бельё. В этой воде плавала масса лягушек, которых пленные ловили, жарили и варили из них «уху». Скоро лягушек переловили всех.
Людей мучили тучи комаров и мошки, полчища вшей.
Из пленных немцы формировали рабочие бригады для строительства дорог, связывающих фронтовые районы с тылом. В болотную грязь укладывали толстые бревна, крепили их металлическими скобами. Сверху настилали поперечные бревна, которые, в свою очередь, по бокам крепили продольными. Рабочая сила — бесплатная, лес — тоже.
Немецкие солдаты-охранники распоряжались жизнями пленных на своё усмотрение. Если обессилевший пленный падал и не мог встать, его добивали.
Памятки от командования, розданные каждому солдату вермахта, убеждали: «У тебя нет нервов и сердца. На войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание. Ты сделан из немецкого железа. Убивай всякого русского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай!».
Вскоре была сформирована партия из наиболее крепких пленных.
— Не знаешь, куда поведут? — спросил Сёмка у соседа.
— Куда бы ни повели, лучше не будет, — ответил сосед.

***
Серо-бурая колонна, напоминавшая гигантское пресмыкающееся, монотонно бормоча, тянулась по дороге. Бесконечный поток русских военнопленных, конца которому не видно. Редкие конвоиры шли сбоку от колонны. Один на сто метров, а то и реже. Карабины за плечами, не готовые к стрельбе. Советские пленные были настолько измотаны, что не помышляли о бегстве.
   
Конвоиры гнали толпу окриками, ударами прикладов, пинками, брезгливо обходя упавших. Гнали, как скотину. Подгоняли отстающих, заставляли более сильных тащить ослабевших.
Колонну замыкали два конвоира, которые выстрелами в головы добивали упавших.
То ли потехи ради, то ли из садистского любопытства загнали несколько пленных в стоявшие у дороги разбитые советские танки, подожгли моторные отсеки. Пытавшихся выскочить из горящих танков расстреливали, как в тире.
Изредка колонну пополняли новые группы пленных. С увеличивающейся массой народа справиться было невозможно, охранники получили инструкцию «уменьшить» их количество. Шагнувших в сторону или отставших безжалостно расстреливали. На дороге оставалось всё больше трупов.
Пленных не кормили третий день. Толпа брела молча, без разговоров. Только тяжёлое, свистящее дыхание, удушливый кашель да шарканье ног. Не было сил даже стонать. Выражение лиц, лихорадочный блеск широко открытых глаз говорили, что разум пленных на грани безумия. Карабины и автоматы конвоя, шагавшего рядом с колонной, уже не пугали измученных людей.
Пить тоже не давали. Даже из канавы, заполненной водой, которая тянулась вдоль дороги.
Пленный выскочил из строя, чтобы зачерпнуть котелком желанной воды. Одинокий выстрел, как удар бичом... Пленный упал головой в воду, ноги задёргались в мелкой судороге, вытянутая рука уронила котелок в воду. Прозрачная вода окрасилась красным. Немец молча щёлкнул затвором карабина, досылая новый патрон в патронник. Колонна брела мимо убитого. Много убитых. За всё убивают.  Кто-то то ли посочувствовал, то ли с сарказмом заметил:
— Напился…
Сёмка брёл, держа под руку незнакомого красноармейца. Напарник совсем обессилел: руки безвольно висели, голова поникла. Шагал рывками, как парализованный. Слева шёл, привычно расправив плечи, пожилой мужчина в красноармейской гимнастёрке и пилотке. Да только галифе у него командирские. Правда, вместо сапог — разбитые ботинки на босу ногу. Немцы обычно снимали с советских командиров хорошие сапоги. Голова мужчины откинута назад. Неподвижный, бездумный взгляд. Раскрытый рот судорожно хватал воздух. Левой рукой «командир» тащил за рукав раненого красноармейца, припадавшего на ногу. Обмотка у раненого в бурой крови. В крови, покрывшейся пылью, и рваный башмак.
Иные вели товарищей под руки. Пытаясь шагать, те даже сгибали ноги. Совершенно обессилевших пытались тащить под руки волоком. Когда у самих кончались силы, опускали товарищей на землю. Знали, что тех, кто не встаёт, пристрелят. И тех, кто остановится, чтобы справить нужду по большому, пристрелят. Поэтому оправлялись на ходу, «по-детски».

***
Майер отдыхал в домике, занятом под штаб, когда, постучавшись, в комнату вошёл лейтенант Гислинг.
— Герр гауптман, мимо деревни идёт колонна пленных иванов. Воодушевляющая картина, скажу я вам. Не хотите взглянуть?
Майер вышел из дома. Плотная колонна русских пленных змеилась, насколько хватало взора, по дороге. Сбоку от колонны шла редкая цепь конвойных. Конвойные попыхивли трубками, как на загородной прогулке, руки в карманах или сложены за спиной, автоматы болтаются на груди.
Чтобы разглядеть лица пленных, Майер подошёл ближе к колонне. Как кошмарное видение шла толпа, распространяя жуткую вонь пота, крови и... испражнений. На изможденных лицах обреченность, в глазах отсутствие надежды.
Желудок сдавил рвотный спазм. Неужели эти понуро бредущие, вонючие существа — люди? Майер помнил слова командира полка, инструктировавшего офицеров:
— Большевистские солдаты потеряли право требовать, чтобы к ним относились, как к честным противникам. Они не сдаются в окружении. Побеждённые на поле боя, убегают в леса и становятся бандитами-партизанами. Поэтому к пленным русским необходимо применять безжалостные меры. Непослушание, сопротивление и саботаж немедленно пресекать штыком, прикладом и пулей. При попытке к бегству — стрельба без предупреждения. Употребление оружия против русских военнопленных законно.

— Странный народ, эти иваны, — задумчиво проговорил лейтенант Гислинг. — Мы видели их, яростно защищавшими свои рубежи, бросавшимися с гранатами под танки, бесстрашно кидающимися с голой грудью на пулеметы. И вот, попав в плен, они настолько падают духом, что для охраны сотни пленных хватает нескольких солдат хозяйственного взвода.
— Не надо недооценивать иванов, — возразил Майер. — Они подобны хорошему боксёру, который после пропущенного удара впадает в состояние грогги: нокаутирующий удар лишает его сил и способности мыслить. Но хороший спортсмен, уйдя в глухую защиту, оправляется от удара, и исход поединка не всегда бывает предсказуем.
— Посмотрите на этих недочеловеков, — протестующее воскликнул Гислинг. — Покорное стадо выполняет приказы  немногочисленных охранников. Славяне — рабы по природе, они пропитаны рабской психологией. Для них это естественное состояние. Рабство массы поражает...

***
Брели проселочной дорогой между болот. Обувь размокла и рвалась, многие шли босиком, ноги кровоточили. Четвёртый день не кормили.
Когда двигались мимо убогих, обветшалых деревень, из хат выскакивали ребятишки, выходили женщины, в основном пожилые. При виде колонны живых мертвецов бабы выли — у них, ведь, мужья и сыновья тоже на фронте. Детишки испуганно жались к взрослым. Женщины бросали в колонну хлеб, сало, вареную картошку, даже узелки с махоркой.
Конвоиры избивали прикладами и палками жителей, передававших еду пленным, били пленных.
Когда останавливались на ночёвку, выпивали лужи до грязи. Чище, чем голодные козы, выщипывали траву под собой.
Больных и обессилевших становилось всё больше. После очередной ночёвки в деревне немцы отобрали доходяг, которые не смогли идти, загнали в ригу (прим.: деревянная постройка с высокой соломенной или тростниковой крышей, в которой сушили и молотили снопы). Когда колонна ушли вперёд, в оставленной деревне заполыхал пожар.
В Кириши забрели, когда на улице стояла холодная ночь. Пленных, не покормив, загнали в бывшие колхозные свинарники. Много дней голодавшие, обессилевшие пленные падали на загаженную свиными экскрементами землю и тут же засыпали. Кто-то кричал во сне от кошмаров, кто-то мучительно стонал.
Едва забрезжил рассвет, пленных разбудили, раздали по ломтику хлеба и черпаку жиденькой баланды.
Охранник прокричал по-русски:
— Кто знает о нахождении среди вас политруков и коммунистов и сообщит охране, получит сигареты и водку.
Кто сообщил, неизвестно, но несколько человек увели.
   
Объявили, что необходимо пройти дезинфекцию. Приказали:
— Раздевайтесь догола, одежду бросайте здесь. С собой ничего не брать.
Из свинарника выходили голые. Тонкие руки, ноги, шеи, острые лопатки, выпирающие решётки рёбер над впалыми