буркнул в пустое пространство перед собой:
– Обещаю. Все. Забивайте.
После этого он быстро вышел из кабинета и позвал Ираиду Львовну.
Через час у забора дома полковника остановилась грузовая машина, на борту которой белой краской было криво выведено: БЫСТРО ИЗБАВИМ ДОМ ОТ ХЛАМА. Трое бородатых и не вполне трезвых грузчиков вошли во двор и тут же заявили о себе:
– Мы прибыли, хозяин. Так че? Грузим?
– А что, катафалк уже прибыл? – рассеянно спросил тот, спускаясь с крыльца. – Тогда забирайте.
Работники сервиса переглянулись, пожали плечами и прошли в дом. Когда пианино вынесли, перенесли в машину и погрузили, а потом еще и громко стукнули бортом, в голове Муравецкого заиграла похоронная мелодия. Очнулся он только, когда старший из грузчиков сунул хозяину деньги и откланялся. Провожая немигающим взглядом грузовик до угла, Муравецкий неожиданно заметил стоявший неподалеку от его дома форд, который тотчас узнал. Это был автомобиль книжника. Полковник выбежал со двора и замахал рукой, но машина в тот же миг тронулась с места, и резко вывернув на дорогу, умчалась прочь.
* * *
Дверь изнутри спецхрана никак не поддавалась, с какой бы силой огромное плечо Степана ни наваливалось на ее стальную обшивку. Барабанить и требовать, чтобы выпустили, Коржиков опасался. Хотя система сигнализации и вернулась в режим ожидания вместе с раздраженными дискомфортом читателями, рассевшимися по своим местам, никто в зале и не подозревал, что рядом с ними за дверью заперт главный субъект их недавнего беспокойства. А субъект метался по комнатке, словно дикий кабан в клетке, переступая через кучки книг, топча распахнутые газеты, поднимая пыль веков, все хватался за голову и бормотал:
– Что же делать? Что делать?
Звонить шефу и объяснять, в какую глупую ловушку попал его практикант, для Коржикова было равносильно самоубийству. Оказавшись отрезанным от привычного глазу и желудку мира, Коржиков резко почувствовал знакомое урчание в животе и тотчас вспомнил, что не ел с самого утра, а бутерброды, которые с умиленной улыбкой вручила ему в дорогу Ираида Львовна, он проглотил еще час назад. Еще с детдома парня приучили к режиму в еде, да и после тетка Серафима, взявшая всеядного мальчика на воспитание, всегда первым делом интересовалась, а не страдает ли голодными обмороками ее упитанный кабанчик Степушка. И когда тот загуливался с деревенской шпаной до самых сумерек, она сама отправлялась искать его поначалу с хворостиной, а когда постарше стал, то уже и с мешочком, в котором были и блинчики, и колбаска, и молочко – на всю компанию троглодитов. Да они и сами частенько намеренно задерживали наивного простака какими-нибудь глупыми занятиями, предвкушая скорое появление их маркитантки с грузом съестного на халяву. Бывало, что и сам Степан попадал во двор к своему дружку и сразу же становился для мамаши или бабули примером своему худому сыночку. Тотчас упитанный бутуз приглашался за стол, перед ним ставили огромную миску с горячими толстыми оладьями золотисто-коричневатого цвета, которые в деревне почему-то все называли блинами, и высокую чашку с парным молоком. Для дружка Степы этот ритуал становился поистине жутким испытанием, ибо сам дрыщ тоже усаживался за стол, а дедушка по-командирски поднимал руку и командовал: «На старт! Внимание! Марш!» и дети наперегонки должны были все съесть и выпить. Не стоило и сомневаться, что лидером окажется Степан, который виновато улыбнется и попросит добавки, что с превеликим удовольствием будет исполнено. А проигравший… его вот уже пять минут, как тошнило в огороде от переедания.
Сейчас же Коржиков проголодался основательно и с чувством тоски вспоминал яства тетки Серафимы, мечтая хотя бы о литровой баночке кисляка или о горсточке лесных орехов. От голода Степан просто сатанел и с дикой яростью плотоядного хищника не переставал рыскать глазами по всем уголкам коморки спецхрана. Но не грызть же книги, в самом деле. Сержант подскочил к окну и здоровыми ручищами попробовал на прочность каркас рамы. Убедившись, что выбраться из окна на четвертом этаже вряд ли получится, Коржиков заскучал. Его утомленный от безуспешных попыток взгляд с полным безразличием заскользил сквозь оконное стекло по проезжей части, как вдруг, о, чудо! Из здания салона красоты «Кудесница», что буквально через дорогу от главного входа в библиотеку, вышла Юлия с модной прической – изумительным лисьим хвостом на прямые белокурые волосы. Другая чувствовала бы себя по-королевски величественной и умиротворенной после посещения салона, как и любая женщина, но Юлия почему-то все время нервно оглядывалась и торопилась перейти дорогу, чтобы добраться до метро, что еще больше отдаляло ее от обзора Степаном. Лишь только светофор переключился на зеленый, как какой-то тип в плаще с поднятым до ушей воротником, перехватил девушку под локоть. Уцепился он в ее руку так крепко, что, несмотря на энергичные попытки освободиться от хама, Юлия терпела фиаско. Хотя Коржиков был уверен, что сейчас девушка так отбреет назойливого приставалу, что тот надолго забудет свою наглость, все вышло не так как мечталось. Странный субъект наклонился и что-то шепнул Юлии, отчего та вмиг замерла и словно под гипнозом пошла вместе с типом в другую сторону. Они завернули за угол салона красоты, и как ни пытался Коржиков высмотреть тот путь, по которому отправились оба, ничего не смог разглядеть.
В порыве нарастающей ярости Степан сжал кулаки и потряс ими в воздухе. Ему стало донельзя обидно, что какой-то неотесанный чурбан, – сержант, конечно же, имел в виду не себя, – посмел притронуться к нежной фиалке, которую лично он боготворил и готов был вдыхать аромат ее женственности, а ни в коем случае не притрагиваться грязными лапищами к нежнейшему объекту интимных мечтаний. «Вонючий крот!» – ругнулся про себя Коржиков, вспомнив сказку про дюймовочку. В парне закипало бесконтрольное негодование от собственной невозможности защитить несчастную девушку, которая по его полному убеждению попала в беду из-за его длинного языка. Проклиная себя за то, что сболтнул что-то лишнее про княгиню Волконскую, хоть и не понимал, что именно, Коржиков стал бить по стенам, стеллажам и со всей силы долбанул кулаком по пожарному щитку с грибовидной кнопкой, сопровождая действие диким воплем:
– Етитская ж ты сила!
Вновь мертвое пространство отдела оглушил рев пожарной сигнализации. Воспользовавшись паникой снаружи, Степан стал с неистовой силой барабанить по двери и вскоре та поддалась. Какой-то недоуменный профессор с редкой, но взлохмаченной челкой, хотел было возмутиться, но Степану было не до полемики с наукой, поэтому он просто переставил щуплого старичка с места своего пути на другое – поближе к окну, и громко топая по линолеуму, выбежал из опустевшего зала в коридор.
Быстро оказавшись внизу у столика вахтера, сержант стал тормошить тучного служителя, который дремал и не на шутку перепугался, увидев над собой сопящего Кинг-Конга с красными глазами.
–Парр…ень, – заикаясь от тряски, залепетал вахтер. – Ты какк….ого тут…
Задыхаясь от эмоций, Степан выпалил:
– Отсюда девушка выходила час назад.
Толком еще не очнувшись ото сна, вахтер потряс головой и принял деловой вид.
– Отсюда каждую секунду кто-то выходит и что?
– Юлией звать,– торопливо продолжал Кинг-Конг, все еще сдавливая хрупкие плечики вахтера. – Она такая... Культурная очень.
– Так других сюда и калачом не заманишь, – ответил служитель, безуспешно вырываясь из лап медведя. Наконец, Степан отпустил вахтера и со стоном отошел к дивану в фойе. Сжимая ладонями голову и мерно покачиваясь назад-вперед, Коржиков был похож на контуженного и боясь, что в столь критический момент тот же вахтер может вызвать полицию на предмет неадекватности одного из посетителей, сержант вскочил и решительной прямой поступью направился к массивной дубовой двери на выход.
На улице среди снующих в разные стороны равнодушных людей, Коржиков сразу растерялся. «Где…куда она могла… кто тот тип?» – лихорадочно размышлял он. В академии их учили думать как преступник, чтобы понять его дальнейшие шаги. Но пассия Степана не была преступницей, в чем он на сто процентов был уверен. Однако делать что-то надо было, и сержант решил перейти дорогу и зайти за угол «Кудесницы», а там будет видно. Покачиваясь из стороны в сторону и натыкаясь на прохожих, Степан пристально всматривался вдаль, отодвигая людей, словно мешавшие обзору ветки деревьев в непролазной чаще. Возмущенные варварским нахальством гордые дубы и ясени не собирались гнуться и сами отпихивали Коржикова в сторону сантиметр за сантиметром, пока тот не свалился на большую кучу листьев на входе в пустынный и малопривлекательный парк, пользовавшийся в те дни нехорошей славой из-за частого прибежища там бомжей.
В том парке знакомый нам небритый тип склонился над сидевшей на парапете фонтана Юлией и с угрожающим видом скалился.
– Не смейте, – лепетала девушка тоненьким голоском. – Я полицию позову.
Цепкими костлявыми пальцами тип схватил девушку за шикарные волосы и слегка дернул вниз, ломая совершенство женской грации и очарования. Покрасневшая Юлия пискнула от боли, попыталась дернуться, но лицо вдруг пронзило судорогами, а в глазах сверкнули слезы.
– Помогите, – прошептала она в пространство, но вокруг никого не было. – Что вам нужно?
Еще больше обнажив зубы, тип сказал:
– Такую же прическу как у тебя, фифа. Шутка. Верни ключ.
– Какой ключ? – заморгала глазками девушка. – Не понимаю.
– Да всё ты понимаешь, детка, – ехидно зашипел тип. – Верни ключ. По-доброму просим.
Юлия резко сбросила его руку и нервно вскрикнула:
– Да отцепитесь же.
Неожиданно тип стал мягче и хотел показаться дружелюбней, испугавшись, что дамочка вот-вот свалится в обморок.
– Вы не знаете этих людей, - уговаривающим тоном начал он. – Верните ключ хозяину пока не поздно, а?
Юлия достала из сумочки платок и прикрыла им нос. Тип вновь схватил девушку за волосы и стал наматывать пшеничную прядь на кулак, отчего Юлия конвульсивно дергалась и хныкала. За спиной раздался басовый голос Степана:
– А ну брось её!
Широкой ладонью он легко развернул типа к себе. У того даже безвольно дернулась голова, но тип попытался выглядеть грозным и выкатив глаза, зарычал:
– Пошел в
