авторитетным личностям, здесь можно упомянуть Гитлера и Сталина, сумевших собрать вокруг себя огромные толпы психологически нуждающихся в них людей, которые выполняли, не задумываясь, всё, что прикажет их вождь.
Помимо подчинения обществу есть ещё один вариант самоотречения в пользу внешней силы или авторитета. Это подчинение какой-либо идее или убеждению. При этом человек, как правило, не задумывается о том, насколько эта идея правильная. Важно лишь, чтобы она давала какие-нибудь преимущества. Например, оправдывала бесцельно прожитые годы, затраченные впустую усилия, или давала безусловную гарантию нравственной обоснованности будущих действий. И тогда на человека словно снисходит озарение: «А ведь воистину, правильная идея!». В психологии подобные ситуации определяются при помощи термина «рационализация»*. Лев Шестов в своих трудах наглядно показал, что все философские идеи являются, в сущности, рационализациями. Философ, как правило, искренне убеждён, что его взгляды суть непреложная истина, а развитые им идеи отражают подлинную структуру мироздания. Однако причина такого убеждения, по мнению Шестова, проста: философ посредством своих идей хочет оправдать собственную судьбу, своё поведение; поэтому каково положение мыслителя – такова и его мысль. И конечно, эту мысль разделят те, кто находится в схожем положении. Так люди погружаются в выгодные иллюзии, не желая видеть ничего, что находится дальше их носа. Интересно, что наряду с подчинением этим иллюзиям, люди считают их неотъемлемой частью самих себя, вещью, которая повышает их самооценку. В итоге, некритично принимая навязываемые мысли или идеи, избегая всестороннего анализа собственных взглядов, индивид не просто оказывается носителем ложных идей, которые могут навредить и ему самому, и окружающим, но и пытается всячески защитить эти иллюзии как свою собственность. Перемешиваясь с собственничеством, естественная склонность людей к всевозможным рационализациям (оправданиям) своих взглядов выливается во всеобщую нетерпимость, невежественные споры, ссоры и действия. Формально идея совсем не обязательно вредна, даже если ложна. Идея также может быть вполне объективной. Однако, тот, кто пытается найти в идее покой, вряд ли стремиться быть объективным, а субъективная установка опасна тем, что не позволит при необходимости отличить правду ото лжи, и предвидеть последствия тех или иных действий. Это – покорность собственной греховности вместо борьбы с нею. Клайв Льюис писал: «…покой нельзя обрести, если искать только его. Вот если вы будете искать истину, то, возможно, в конце концов обретете и покой; а если все ваши поиски направлены на покой, вы не найдете ни его, ни истины. Найдёте вы пустые речи да помышления, которые будут вам казаться истинной в начале пути, в конце же вас ждёт безнадёжное отчаяние».
Интересно, что любые религии, в сущности, можно рассматривать как подчинение человека внешней идее. В монотеистических религиях такая идея, кроме того, исходит от некого всемогущего существа, поэтому такие религии можно рассматривать и как подчинение авторитетной личности. Говорить о негативных последствиях той или иной религии в преимущественно атеистическом обществе излишне, поэтому подчеркну лучше следующий факт. Какие бы страдания, разрушения и предрассудки ни несла религиозная идея, все они, так или иначе, оправдываются самой этой идеей, которая, в свою очередь, не может быть неверной, ибо исходит от Всевышнего божества (то есть, является абсолютным знанием об абсолютных ценностях). Поэтому с точки зрения религии упомянутые недостатки вовсе не являются недостатками, и о вреде религиозных убеждений можно говорить только тогда, когда вера в Бога признана абсурдным недоразумением, не имеющим под собой объективных оснований.
Я упомянул, что человек, стремящийся обрести психологическую уверенность, относится к своим убеждениям как к своей собственности. В этой связи логично рассмотреть следующий способ разрешения экзистенциальной проблемы – собственничество, или вещизм. Данный феномен можно определить как отождествление человеком себя со своей собственностью, и восприятие им самого себя как совокупности вещей. Человек, заболевший вещизмом, оценивает себя положительно, если ему удаётся достигать всевозможных "успехов" (продвинуться по карьерной лестнице, заработать больше денег и купить презентабельный товар, стать знаменитым, "завоевать", как выразился Карнеги, много друзей, найти достойную пару и т.д.), и чувствует себя неудачником, если он не способен на подобные достижения. В сущности, человек в этом случае рассматривает качества своей личности как товар (продукт), который способен доставить ему некоторое благо. Высокое положение в обществе, умение что-то делать лучше других – всё это способно набить цену его личности, поэтому и рассматривается им как благо. Такая же логика распространяется и на собственно вещи: я могу придавать себе ценность лишь в том случае, если я обладаю дорогими вещами (Интернет-планшет, автомобиль класса люкс, костюм от модной фирмы, роскошная квартира и т.д.); если же я таковых не имею – я никто, я ничтожество. Сказанное позволяет увидеть то обстоятельство, что "шопоголизм" как одно из проявлений собственничества далеко не всегда снимает у людей тревогу и депрессию, и не всегда повышает уровень их самоуважения: такое возможно лишь при достаточном уровне дохода. В то же время отождествление себя с вещами ведёт к аналогичному восприятию других людей. Так, заводя с кем-либо дружбу, мы, как правило, оцениваем, насколько этот человек будет нам полезен (будет ли он удовлетворять нашу потребность в общении, поддержке, совместном времяпровождении), иными словами, мы воспринимаем его исключительно как товар, как средство удовлетворения своих потребностей. Тем самым нарушается основной нравственный закон (категорический императив Канта) со всеми вытекающими отсюда последствиями. В обществе, заболевшем вещизмом, не может быть подлинной любви или подлинной доброты, потому как обе эти категории основаны на признании безусловной ценности личности другого человека. Но что действительно свойственно такому обществу, так это жажда наживы, зависть и карьеризм.
Мания потребительства, столь распространившаяся в западных обществах за последнее столетие, недвусмысленно указывает нам на тотальную охваченность этих обществ вещизмом. Но если о проблеме консьюмеризма говорят уже на каждом углу, то о других проявлениях вещизма почему-то умалчивается. Взять хотя бы стремительное развитие музыкальной и киноиндустрии. Музыка и кино ведь тоже "творения рук человеческих", только нематериальные. И сегодня они потребляются словно фастфуд – не для того, конечно, чтобы утолить голод (пусть и «духовный»), но чтобы избавиться от скуки, убить время, уйти от чувства одиночества. Современный человек не может оставаться наедине с собой – он сразу чувствует свою неполноценность, ничтожность, ему постоянно нужно заполнять пустоту своего внутреннего мира хоть каким-то содержанием. И если ему это удаётся – его самооценка почему-то повышается.
Впрочем, всеобщая погружённость в мир музыки и видео – лишь один из примеров одержимости такой «нематериальной вещью», как информация. Другим примером такого типа вещизма является, очевидно, стремление узнать как можно больше фактов, чтобы потом блистать этими знаниями в обществе, щеголяя своей «интеллектуальностью». Эрих Фромм в своей книге «Иметь или быть» также указывает на пассивное потребление информации как на проявление «принципа обладания» (собственнической ориентации), правда он рассматривает этот случай на примере слушающих лекцию студентов. Фромм пишет, что простое зазубривание лекции, равно как и стремление лишь зафиксировать информацию в тетради, без постижения её смысла, без попытки «пропустить материал через себя», свидетельствует о желании индивида потреблять вместо того, чтобы жить. Более того, он утверждает: «индивидам такого типа свежие мысли или идеи относительно какого-либо предмета внушают немалое беспокойство, ибо все новое ставит под сомнение ту фиксированную сумму знаний, которой они обладают»**.
Не вдаваясь в подробности описанных выше негативных проявлений «интеллектуального вещизма», отметим как вывод, что информация и знания суть та же собственность, только «нематериальная»: отличие её от других вещей лишь в том, что она может принадлежать сразу нескольким людям. При этом, если принять во внимание тот факт, что наш век часто называют информационным, становится очевидным, что потребительство сегодня всецело распространилось и на интеллектуальную сферу.
Мы рассмотрели три способа, посредством которых человек пытается «забыться» и уйти от осознания собственного положения. Всем им свойственна одна общая черта: действие указанных способов рассчитано на достаточно длительный период, в течение которого человек заполняет свою душу чем-то внешним. Существуют также способы преодоления отчуждённости, действующие в отличие от всех вышеназванных лишь непродолжительное время, но вызывающие при этом сильное чувство наподобие экстаза, отличающееся предельностью и страстностью и захватывающее всего человека целиком (на миг человек может даже потерять ощущение времени и пространства). Самозабвение здесь достигается несколько иным образом – путём достижения так называемого оргиастического состояния, и носит соответственно иной характер – человек не соединяется с миром, а забывает про него. Среди способов достижения оргиастических состояний сегодня наиболее популярными являются алкоголь, наркотики и секс. Соответственно им можно выделить три психических заболевания: алкоголизм, наркоманию и эротоманию (патологическую гиперсексуальность). Первые два на сегодняшний день вызывают особое беспокойство ввиду их широкого распространения, и применительно к России есть все основания говорить о них как о социальном бедствии. Потому кажется излишним напоминать, к каким последствиям могут привести указанные патологии. Что же касается "экзистенциальной" жажды секса, то очевидно, что она приводит к восприятию определённых людей исключительно как половых партнёров, то есть как тех, кто может дать что-то, доставляющее удовольствие. По сути, это то же самое восприятие человека как вещи, то же самое потребительство, которое наблюдается в увлечении материальными благами, идеями, музыкой или спиртными напитками. Всё это, в конечном счете, направлено на то, чтобы непрерывно воздействовать на эмоциональную сферу человека. Особенность же алкоголизма, наркомании и эротомании заключается в особо выраженном нездоровом влечении. И это не случайно, так как оргиастические состояния временны и преходящи, и после того, как они прекращаются, неизбежно наступает опустошение, которое ведёт к чувству ещё большего отчуждения и желанию повторить экстаз (опьянение, оргазм) снова. Поэтому, несмотря на тот факт, что оргиастические способы продолжают пользоваться популярностью у масс, очевидно, что
