эффективность их не безупречна. Ведь чем чаще к ним прибегаешь, тем привычнее, а значит слабее, та первоначальная эйфория, благодаря которой человек выходит за пределы себя и своей бренности.
Мотив оргиастических состояний как выхода наиболее ярко выражен в рубайат Омара Хайяма. Житейская философия этого учёного сводится к мысли, что "опьянение – лучше всего" и представлена в четверостишиях наподобие этого:
Да пребудет вино неразлучно с тобой!
Пей с любою подругой из чаши любой
Виноградную кровь, ибо в черную глину
Превращает людей небосвод голубой.
Но даже у Хайяма некоторые стихи указывают на то, что пьянство и любовные утешения – не панацея. Девиз "пей хмельное вино, в наслажденьях усердствуй" сменяется в них нотами предосторожности:
Хочешь – пей, но рассудка спьяна не теряй,
Чувства меры спьяна, старина, не теряй.
Берегись оскорбить благородного спьяну.
Дружбу мудрых за чашей вина не теряй.
Таким образом, напрашивается вывод, что оргиастические состояния, так же как и собственничество, как и стадность, не могут дать удовлетворительный ответ на проблему человеческого существования. Более того, все эти формы самоотречения, являясь попыткой преодоления духовного кризиса, вызванного неверием в любовь и добро, в торжество мудрости над глупостью, порождают ситуацию, при которой достижение нравственных идеалов становится ещё менее вероятным – хотя бы потому, что человек с их помощью пытается уйти от ответственности за свои решения и поступки. Ориастические состояния направлены на уход от мира и от жизни, а не на их нормализацию. В этом смысле они аналогичны некоторым психическим расстройствам, которые также можно рассматривать как способ преодоления внутреннего кризиса, вызванного осознанием одиночества и беспомощности.
Наконец, следует сказать о последнем способе разрешения «экзистенциальной проблемы». До сих пор речь шла о разнообразных вариантах потребления, которое можно противопоставить деструктивности как прямому следствию отчаяния. Во всех рассмотренных вариантах индивид, не чувствуя себя полноценным и самодостаточным, пытается компенсировать неуверенность за счёт чего-то внешнего, материального или нематериального. Так, путём уродования собственной личности, он избегает отчаяния и следующего за ним самоубийства (или же, если деструктивность имеет противоположную направленность, убийства и разрушения объектов уже внешнего мира). Однако логично предположить, что в действительности деструктивности следует противопоставлять не потребление, о котором всё это время шла речь, а продуктивность. Разрушению противоположно созидание.
Созидает человек постоянно. Одним потреблением ограничиться он просто не может, даже когда у него всё есть. Причиной тому – склонность искать смысл своего существования, желание обрести уверенность в том, что жизнь проходит не зря. Человеку нужна цель, нужна самореализация, а если точнее – самооправдание. И созидание даёт ему это. Создавая что-либо, мы как бы оправдываем своё появление на свет. Не случайно многие мыслители придают глубокий философский смысл труду, усматривая в нём акт действительного самоутверждения человека, процесс становления его истинной сущности. Более того, созидание даёт человеку ощущение силы, ощущение принципиальной возможности влиять на тот мир, в который забросила его судьба, и преобразовывать этот мир сообразно собственным потребностям и взглядам. В этом смысле оно выступает первейшим средством разрешения абсурдного противоречия человека и мирозданья, о котором писал Камю.
Понятие созидания, или творчества, нуждается в уточнении. Творческий акт обычно мыслится как свободный, имеющий своим результатом создание чего-то принципиально нового. В то же время «новизна» – понятие на редкость относительное: в мире искусства, к примеру, компиляций гораздо больше, чем шедевров. Не менее разнопланово и понятие свободы. Ведь если создание каких-либо вещей входит в мои должностные обязанности, да и вообще представляет собой весьма монотонное занятие, от выполнения которого зависит моё материальное благополучие, значит ли это, что я несвободен? Но быть может, мне нравится моя работа, и я сам её выбрал, посчитав её полезной для общества! В этом случае ничто не мешает моему самораскрытию. К слову, полезность – понятие тоже условное, поэтому сущность созидания оно также не определяет. В действительности главное в созидании заключается в том, что человек привносит в этот мир что-то своё, что-то, что связано с самовыражением его личности. Созиданием личность воздействует на этот мир, сообщая ему о своём существовании. И каков бы ни был результат этого воздействия, он, тем не менее, всегда есть. Личность может воздействовать и на саму себя. Поэтому активное восприятие тех же лекций (из примера Фромма) тоже суть созидание, равно как и всякое мышление. Мышление отличается от заучивания тем, что при нём происходит не потребление, а созидание внутри личности нового знания, можно сказать – созидание личностью самой себя. Как видно, созидание всё-таки предполагает создание чего-то, но этому созданию вовсе не нужно быть непременно уникальным. С этой позиции в мире нет ничего одинакового, и всякое изменение уникально a priori. Подражание мастеру – тоже творчество, если исходит из непредвзятого убеждения в высоком таланте и моральной правоте мастера. Эта убеждённость в правоте и необходимости поступать именно так, а не иначе, в свою очередь, составляет главный критерий творческой свободы (ибо свобода, как известно, это осознанная необходимость). Созидание должно быть свободным, но свобода не есть вседозволенность; свобода – это власть над собой.
Главным условием свободы выступает независимость в чувствах, мнениях и желаниях. Так, свобода несовместима с эгоизмом, несовместима с пассивным принятием чужих мнений и образцов поведения и стремлением властвовать над другими людьми, поскольку все эти исходы говорят о психологической слабости личности, являясь следствием собственнической ориентации. Истинное же творчество является воплощением продуктивной ориентации, при которой человек находит в себе силы отказаться от несущественных потребностей, стать независимым от денег и вещей, начать мыслить самостоятельно, руководствуясь собственным разумом, а не общественными предрассудками. Таким образом, творчество только тогда является подлинным, когда оно в своих сущностных чертах противопоставлено всем ранее рассматриваемым способам разрешения экзистенциальной проблемы. Если ранее мы говорили о различных формах "забытья" и бегства от свободы, то созидание должно быть всецело ориентировано на реальность, быть свободным и независимым.
Конечно, если человек считает некую идею или вещь частью себя (то есть не мыслит себя без неё), то и творчество его нельзя назвать свободным, так как связано оно в этом случае не с самовыражением подлинной личности, а с утверждением "подмены" этой личности. В связи с этим возникает вопрос, является ли современное массовое искусство настоящим творчеством. И, по-видимому, ответить на него следует отрицательно. Когда человек созидает только с целью зарабатывания денег или последующего потребления, либо когда он пытается оправдать себя или утвердить своё положение с помощью некоего творения, мы можем сказать лишь, что он выражает нечто, но не выражает свою действительную сущность. То же самое верно и в отношении бессмысленной деятельности, направленной на получение новых ощущений (в частности, спортивных игр): являясь порождением зависимости, очередным способом забыться и уйти от мира, такая деятельность исходит отнюдь не из свободного духа.
Но хуже всего то, что даже подлинная творческая самореализация имеет свой недостаток. Как уже было сказано, она далеко не всегда благоприятна для общества, да и для самого индивида (порой даже очень вредна). Кроме того, доступна она не каждому. Постоянный цейтнот, необходимость решать повседневные дела, многочисленные обязательства перед другими людьми могут создать ситуацию, когда для созидания не остаётся ни времени, ни сил. В то же время работа, являющаяся следствием указанной необходимости, не способна вызвать радость труда, поскольку необходимость в данном случае основывается, как правило, не на разумных началах, а на "заведённом порядке" и стереотипах, опорой для которых служит страх. Таким образом, существует как минимум две проблемы, связанные с творчеством: это вероятность его вредоносности и невозможности. Важно и другое: возложение на рассматриваемый способ решения экзистенциальной проблемы слишком больших надежд чревато слишком большими разочарованиями. Возможности человека ограничены, и повлиять на мир существенным образом удаётся только избранным. Но даже они, приобретая в одном, неизбежно теряют в другом. Следовательно, существует также проблема ограниченности творчества.
Указанные проблемы во многом окажутся решаемыми, если мы обратимся к восточной духовной традиции. Как писал Э. Фромм, "в силу дуалистического конфликта [экзистенциальной проблемы - прим.]... люди Запада лишены покоя, отважно странствуют в пространстве и во времени. Они целиком экстравертны, а не интровертны. Вместо того чтобы смотреть вовнутрь, овладевать природой личности, они пытаются объективно примирять дуалистические конфликты". Приведённая цитата имеет прямое отношение к проблемам творчества как способа решения экзистенциальной проблемы. Мы говорили о том, что творчество может быть направлено не только вовне, но и вовнутрь, когда личность воспитывает себя. Об этом нельзя забывать, поскольку примирение с реальностью, принятие мироздания посредством такого воспитания также очень действенно. И это открывает новые горизонты творчества, ибо там, где повлиять на мир невозможно, мы, вероятно, сможем его принять. В этом и заключается восточная традиция, выраженная, в частности, в дзэн-буддизме. Заметим также, что абсолютное примирение и принятие (отличное от допущения и смирения) является, собственно говоря, также и условием подлинного творчества, ибо с него начинается независимость.
Принимая во внимание сделанные замечания, можно утверждать, что созидание как выражение продуктивной ориентации является наиболее приемлемым способом разрешения "экзистенциальной проблемы" (ибо подразумевает свободу и внутреннюю психологическую независимость от вещей, идей и людей), тогда как собственничество представляет собой установку в некотором смысле ущербную, и может быть полностью оправдано лишь в вопросах удовлетворения жизненно-важных потребностей. Тем не менее, необходимо помнить, что любой из рассмотренных в данном эссе способов с нравственно-утилитарных позиций имеет как достоинства, так и недостатки, и превозносить один из них над всеми остальным мы можем только с некоторых философских позиций. Также необходимо учитывать, что полная независимость всегда останется для нас лишь идеалом, на практике же люди очень часто прибегают к вещизму, конформизму и т.п., и не следует впадать по
