Тоже про жизнь

пока он учился. И так пережили самое лихое время.
А уполномоченный, став председателем колхоза, начал дурить так, как и при помещиках не было.
Мало того, что пил и тащил из колхоза все, что не прибито, так и норовил к каждой колхознице за
пазуху залезть. От баб его, правда, отвадили скоро. Полежал в Вознесенске в районной больнице, 
пока не зажили сломанные ребра и руки, похаркал кровью и поутих.
Зато пить стал, как не в себя. И пропил бы совсем коллективное хозяйство, да только кончилось
терпенье и у партийного начальства. Забрали его в НКВД в район, оттуда в Уфу, а там и расшле-
пали как врага народа. Время настало горячее. Тридцать седьмой год.
Председателем колхоза назначили-выбрали Степана Игнатьевича и он сумел добиться реабилитации
семьи Якова Михайловича, приняли его в колхоз ( Евдокия Егоровна наотрез отказалась вступать),
даже дом вернули. Хозяйство, конечно, пропало.
Вскоре также выяснилось, что герой гражданской войны, выдающийся полководец, первый кавалер 
ордена Боевого Красного Знамени (за Санино, в том числе) Маршал Советского Союза товарищ Блюхер 
вовсе и не какой ни герой, а самый, что ни на есть враг народа. И братья Каширины тоже.

В тридцать девятом году Никиту мобилизовали в Красную Армию. Как специалисту повесили ему на 
петлицы два треугольничка и стал он младший командир. До этого он, как кулацкий сын, недостоин
 был защищать завоевания трудящихся, а теперь запонадобились зачем то все.
В том же тридцать девятом году начались освобождения народов, одного за другим.
Яков Михайлович только кряхтел, читая газеты и, вздыхая, бормотал  - «Как там наш Никитушка».
Недели за две до начала войны Никита приехал к родителям. Его воинская часть стояла под Пензой 
и пришел приказ выдвигаться на западную границу. Под честное слово отпросился Никита у своего 
начальника съездить к родителям.
Всю ночь просидела за столом со своим любимцем Евдокия Егоровна.
- Мы едем на войну, мама. Командиры в открытую говорят об этом.
- Кого же теперь освобождать будете, сынок.
- Какое освобождать, мама. Перед нами Германия.
В недобром предчувствии сжалось сердце у Евдокии Егоровны.
И полыхнуло скоро на западной границе. Внезапно напала на нас фашистская Германия.
Да так полыхнуло и так припекло, что заблеял по радио усатый вождь :
- Братие и сестрие …
И задребезжало в дрожащей руке горлышко бутылки о край стакана.

В конце лета пришла похоронка на Никиту. Пал смертью храбрых…
А чуть позже пришло письмо от земляка и однополчанина Никиты. Под Смоленском тяжелый 
снаряд попал прямо в окоп, где был Никита с другими бойцами. Там же в окопе и похоронили, 
что осталось от них.
Этой же зимой сгорела от тифа Поля – Полина. Она, после окончания семилетки, уехала в Уфу к
старшей сестре, поступила в медучилище, а с началом войны была мобилизована и служила
в госпитале. Там в госпитале и подцепила тиф. Луша к тому времени вышла замуж за шофера,
они и привезли Полину уже в беспамятстве в родную деревню. На сельском кладбище и похоронили ее.
Сильно подкосили эти смерти Якова Михайловича и Евдокию Егоровну. Одной работой и спасались.
 Степан Игнатьевич с началом войны убедил Евдокию Егоровну вступить в колхоз :
- Война, Дуня.
Старший сын, Иван Яковлевич, еще перед войной вступил в партию, был направлен на военный
завод в Николаев. Во время войны так и работал на военных заводах. Михаила Яковлевича тоже
еще перед войной забрали в армию, направили в артиллерийское училище. И оказался он в
Ленинграде и всю блокаду там провоевал, а потом со своими пушками дошел до Кенигсберга.
Сашка же отбился от рук, вырос ни Богу свечка, ни черту кочерга. Весной сорок пятого призвали его 
в армию и не попадал он уже на фронт, но связался с каким то уголовником, дезертировал вместе с
ним, что-то  где-то украли, попались, сели. И так покатилась его жизнь под откос.
Самая младшая, Варенька, после окончания семилетки, заявила:
- ни за что я не останусь в вашем колхозе.
И уехала в Уфу, устроилась ученицей на военный завод. Сестра Луша приютила ее, хоть сама
жила в бараке с мужем и двумя детьми.

Яков Михайлович после войны стал все чаще болеть и разболелся, в конце концов  так, что умер
на третий год после войны. Осталась Евдокия Егоровна одна в большом доме.
Старший, Иван Яковлевич, после войны вернулся в Николаев, перетащил  туда после демоби-
лизации брата Михаила. Оба стали снова учительствовать, а как были с образованием и пар –
тийные  (Михаил вступил в партию на фронте), то скоро стали директорами школ. Женились, 
пошли дети, в общем, пустили там корни. Сашка–дурак  сидел, через семь лет вышел было,
даже женился, но через недолгое время связался с дружками – уголовниками. Кого - то  огра –
били. Посадили уже всерьез и надолго. Варя в Уфе начала встречаться со студентом, а когда он
закончил институт, вышла за него замуж, родила ребенка и уехала с ним в Сибирь на стройку.
Еще раз выручил Степан Игнатьевич, который вскоре после войны передал колхоз, присланному
из района кадру, а сам перешел на работу в сельсовет. И сумел он убедить начальство выкупить
у Евдокии Егоровны ее дом  для сельсовета по хорошей цене.
На вырученные деньги купила себе в деревне Евдокия Егоровна небольшой домишко, а основ-
ную часть денег передала Луше, чтобы смогла она выбраться из барака.

Коммунисты скучать не давали. После того, как усатый вождь зажмурил, наконец, свои соколиные очи, 
начали они, то снижать налоги на личные хозяйства колхозников, то увеличивать; то разрешали
приусадебные участки, то обрезали чуть не под окна.
Попутно выяснили, что враг народа Блюхер никакой не враг, а незаконно репрессированный герой
Гражданской войны, выдающийся полководец и первый кавалер ордена Боевого Красного Знамени
(и за Санино, в том числе). И братья Каширины тоже, и братья Каширины тоже.

Слава Богу, стало это все безразлично Евдокии Егоровне. Старшие Лушины сыновья один за
другим ушли в армию, Варя уехала с мужем, и позвала Луша маму в город смотреть за небольшим
хозяйством, да за родившейся уже после войны дочерью.
Варин муж как начал работать после института главным инженером, так его из одного места
в другое и переводили главным инженером. Поработав на стройках в Сибири, сумел он добиться 
перевода в Башкирию уже начальником строительного управления в один из райцентров. Как
начальнику построили ему большой кирпичный дом с большим приусабедным участком, с хоз-
постройками. Варя ждала второго ребенка.  Луша с мужем получили, наконец, квартиру, дочь
Люба подросла, и когда Варя по совету с Лушей позвала Евдокию Егоровну к себе, она, недолго
думая согласилась.

Наступила вроде бы спокойная старость, силы еще немного были, заботилась о внуках, возилась
в огороде, с курами, и старшая дочь с детьми недалеко была. И зять, Петр Семенович, был муж –
чина толковый, дело свое знал, от работы не бегал, на работе  его уважали . Одно немного беспо-
коило – водочку любил больше, чем нужно, но головы не терял – о работе и о семье помнил.
Однако подрастал старший внук Коля, пошел в школу. Начальная то школа была  в поселке  русская,
 а вот восьмилетка уже национальная, а зачем русскому мальчишечке национальная школа.
Стал хлопотать  о переводе куда-нибудь в город  Петр Семенович. Ничего ближе Хабаровска не нашлось,
правда и пост  предложили серьезный – главным инженером  треста, занимающегося строительством
 по всему Дальнему Востоку.
И поехала Евдокия Егоровна на Дальний Восток. От Уфы до Хабаровска поездом неделю ехали.
Квартиру дали Петру Семеновичу в многоквартирном доме просторную, с удобствами, Варя
пошла на работу, старший внук в школу, с младшим внуком сидела Евдокия Егоровна . К погоде
здешней не сразу привыкла Евдокия Егоровна. Зимой – морозище, летом – жара, снег лежит до
мая, зато в сентябре еще лето, а в августе  дожди такие, что тучи все небо закрывают и сутками
дождь идет. Но и в Башкирии зимними морозами и летней жарой не удивишь. Привыкла.
И даже родственники на этом краю земли нашлись. Дочь троюродной сестры с семьей жили
в поселке под Хабаровском. Убежали в свое время, видать, от колхоза сюда.

Но призвали как-то Петра Семеновича на военные сборы под Ленинград, и бес его там попутал,
нашел себе какую-то учительницу. Чего уж он ей там понаобещал, но написала она ему письмо
(и ведь адрес дал. О чем думал?).
Письмо попало к Варе в руки. Как она взбеленилась. Все, развод, давай его гнать из квартиры.
Уж как Петр Семенович не винился, никак не уймется.
Стала ее уговаривать :
- Варя, подумай, двое детей у вас, кому ты с ними нужна.
- Меня Ашотик зовет с ним жить.
- Дура, что ты несешь, у этого Ашотика на Кавказе своя семья, а то и две.
Кое как успокоилась, но поставила условие, чтобы уехать из Хабаровска в европейскую часть
России. Петр Семенович пошел на все, с большим понижением договорился  о переводе в
какой-то Дебрянск и ждали уже окончательного решения.
И вот от этих всех волнений случился у Евдокии Егоровны удар.
И не встать, похоже, уже.


Господи, Твоя воля.