Сфайрос.

терялся в пыли.

У существа действительно было две головы, и это потрясало, это открывало перед людьми двери в неведомый мир, двери в само безумие, которым заразились Млад, Веденей, а потом и Андрюха. Шейные ребра дугообразно поддерживали массивные челюсти, глазные провалы даже сейчас излучали ярость. Зубы сохранились лишь частично, но и обломков хватало, чтобы троица мысленно содрогнулась, представив свое вероятное будущее.

- Интересно, он умел летать?- проговорила Юлька восторженным шепотом, а Стас подумал: как жаль, что Мила не увидела это.

Дракон стоял не сам по себе, он крепился с помощью деревянных опор и подвесов, как экспонат в музее. Скелет прекрасно сохранился, учитывая то, что за микроклиматом в помещении веками не следили. Быть может, Сфайрос-прародитель приглядывал за своими ошибочными творениями, не давая им полностью разложиться. Или задумка изначально подразумевала порождение существа, которое будет служить воротами в мир демонов. Перед ними – сам Харон, и он никогда не будет уничтожен.

В этом мрачном подземелье дракон не был единственным скелетом. Вокруг валялись кости поменьше, как остатки трапезы. Этому существу продолжали приносить жертвы, даже сейчас. Андрюха о многом умолчал, ограничившись трепом об убитой проститутке. Количество костей превышало состав одного человека. Могло так статься, что все те огородные насаждения, мимо которых они шагали снаружи, зиждутся на местном кладбище, где останков – не в пример больше.

- Он реально красив!- признал Стас.

- Мы должны его уничтожить!- вскрикнула Юлька.- И тогда, может быть, то существо снаружи тоже погибнет.

- Точно!- подхватил Женька.

- Даже если это нам не поможет, мы просто обязаны это сделать,- заключил Стас.- Хотя бы ради погибших. Это сумасшествие нужно заканчивать. Всегда найдутся очередные фанатики. Всегда тут будут убивать. Но просто обвалить его явно недостаточно. Нужно его раскромсать, в труху.

Он огляделся в поисках подручных средств. У дальней стены стоял верстак, заставленный канистрами. Похоже, заявленный спирт. Или же тут готовили снадобья и зелья, и внутри канистр – какие-нибудь ингредиенты. Верить на слово Андрею было бы очевидной глупостью.

- Нужен минимум топор. Надо идти в сарай.

И Стас первым двинулся к лестнице.

15.

Андрюха не соврал, у него действительно стоял в сарае мотик с коляской, накрытый чехлом. Еще там валялся всякий шурум-бурум. Имелось почти все из набора скопидома, за исключением зерна, так что название «амбар» к этому лабазу Андрей прилепил для понта. Ведра, корыта, сита, мотыги, плетеные корзинки, бочка и даже стиральная машинка «Ока» с ручным отжимом. Машинка была зачем-то загружена картофелем. Деревянная лестница поднималась к удобному навесу, где дед Веденей мог прятаться и плести свою смертельную паутину.

Топор нашелся почти тут же. Он был вымазан чем-то темным, но засохшим. Наверное, помоями. Или краской. Всяко-разно не кровью, откуда в этом святом месте могла взяться кровь? Стас хмыкнул и схватил топор за топорище.

Он шел назад по темному, ненастному огороду, высвечивая себе путь лампой, как Орфей в поисках своей возлюбленной. Его Эвридика застряла в аду, и он лелеял надежду вскорости соединиться с ней. Удары ветра сбивали с ног. Стас держал в голове образ изувеченной руки деда Веденея, как дополнительный источник света. Теперь он точно знал, что должен делать.

Женек и Юлька стояли в открытом дверном проеме – две высвеченные фигуры, маяком указующие путь. Сверкнула молния. Она была беспредельной, как целый внешний мир, исторгнутый Сфайросом. Ярчайшая в жизни Стаса, она высветила все мельчайшие детали, все потаенные уголки, все мелкие морщинки на лицах и все греховные мысли, от которых пришло время очиститься.

Женька с Юлей завопили в унисон и схватились за руки, как маленькие дети перед древним злом.

Стас резко обернулся. Молния погасла, но следом засияла новая, не уступающая прежней. Он увидел то, что за секунду до него разглядели ребята. Но он не стал кричать. Ведь чего-то такого он и ожидал.

«А вот это уже истинная красота,- ошалело подумал он.- Неземная».

Была такая игра – калейдоскоп. Похожая на ручной фонарик втулка, куда нужно было заглядывать через глазок с одного конца. И человек упоенно замирал от восторга, а там, внутри втулки, ему открывался совершенно неведомый мир. Прообраз Вселенной.

Сфайрос.

Яркие самоцветы переливались в фигурном танце, соединяясь в причудливые арабески, и человек начинал себя чувствовать мелкой песчинкой посреди космоса. А теперь… Сфайрос словно исторг из себя все это самоцветное великолепие, воплотив его в одном-единственном древнем, мифическом существе.

Его нельзя было потрогать, почувствовать, увидеть – ни днем, ни ночью. Но молния обладала своим собственным волшебством и высветила для трех заблудших путников истинную суть демона. И были они слишком измотаны, напуганы и растерзаны, чтобы оставались силы для самообмана. Сияние перед ними переливалось разноцветными искрами, как заливаемая водой электрическая установка.

Существо зависло в воздухе, подобно огромному скату с плавно меняющимися очертаниями. Две ужасные головы покачивались в такт громовым раскатам на мощных шеях, горящие глаза просвечивали жавшихся в испуге людишек насквозь. Снизу тело сужалось в хвост с торчащими шипами. Монстр поддерживал себя на гигантских крыльях, тем самым ответив на вопрос, умело ли существо летать.

Следующая вспышка, и мир переломился надвое. Они разглядели то, что ворочалось, шевелилось и плавало внутри разноцветного хищника. Женька с Юлькой снова закричали, теперь же к ним присоединился и Стас. Но не страх исторг этот вопль из его груди, а дичайший восторг. Он вдруг осознал, что всегда есть второй шанс. Даже для таких конченных призраков девяностых, какими были они с Милой. И не только чудовища могут быть продуктом Вражды, но и – красота.

Сотни конечностей – хвосты, головы всех размеров и форм, плавники и щупальца, человеческие культи, лапы животных и крылья птиц, клацающие челюсти и царапающие когти,- все это сплеталось воедино, образуя клубок шевелящейся плоти, и расплеталось вновь. Незавершенные, ущербные существа носились внутри сияния, сталкивались, сжимаясь в комки, сплющиваясь в сгустки, разбиваемые телами помассивней на мелкие элементы. Все они жаждали оформиться. Они ждали созревания, доготовки, чтобы выйти во внешний мир.

Оглушительный грохот наполнил обе Вселенные. Молнии вспыхивали и гасли. В ярких вспышках трое людей наблюдали картину сотворения мира.

В самый центр шевеления посыпался пепел, словно невидимая рука стряхнула мусор. И добавились новые формы. По мере падения те превращались в осязаемые конечности и тела, и они тут же становились участниками первозданной вакханалии. Внезапно на периферии мелькнуло лицо. Они не могли его не узнать, особенно по выпуклым глазным яблокам, ведь они имели несчастье созерцать эти зенки весь вечер. Внутри сияющего монстра проплыло перекошенное лицо Константина.

А значит, Мила тоже где-то там. Внутри.

Стас вспомнил про керосинку в своей руке, которая почти погасла от ветра. Однако дождь медлил, и потому слабый огонек еще теплился. Как странно: они хотели сделать самопальные бомбы из спирта, но совсем забыли, что у них под рукой керосиновые лампы. По меньшей мере одной можно воспользоваться, и Стас не преминул это сделать. Размахнулся и швырнул лампу прямо в центр сверкающего сгустка.

Его предположения оправдались. Монстра нельзя победить рациональными методами. Лампадка просто пролетела насквозь и шмякнулась на грядку с овощами, окатив часть земли огнем. Стас обернулся напоследок к ребятам, бросил топор им под ноги. Успел разглядеть перекошенные лица и ободряюще им улыбнулся.

А потом двинулся навстречу монстру.

- Я отдаю себя тебе!- заорал он.- Добровольно. Я готов отдать больше, чем три пальца, я готов отдать себя всего. Прими меня в жертву. И убирайся нахрен в свой долбаный Сфайрос. Давай уж мы сами будем решать, как нам жить на этой планете. Мы, люди, а не ты, тупой переросток. И если мы хотим воевать, устраивать революции, учинять анархию или бандитизм – это наш выбор. Мы или захлебнемся в своей крови, или из этого родится настоящая красота!

Он вспомнил на миг, как Мила однажды, на заре их отношений, вдруг спросила:

- А ты мог бы отдать за меня жизнь?

Разумеется, он ответил – да! Всяко-разно отдал бы без раздумий. Но по совести, он понятия не имел, что это означает; фактор самопожертвования казался ему либо абстрактным, либо поверхностным. И вдруг через несколько лет судьба повернула так, что они оба – и Мила, и Стас – пожертвовали собой друг для друга.

Возможно, у них действительно есть второй шанс? Где-то там, на другой стороне Сфайроса? Они не совершат роковых ошибок и будут жить где-то насыщенной семейной жизнью. Любить мир и друг друга, растить детей, ездить на природу и возделывать огороды, кататься на великах и лыжах, заниматься любовью, мечтать, читать книги и смотреть сериалы в обнимку под одеялом. Они просто будут жить. Ведь даже в этом кровавом, сумасшедшем мирке, даже в этот братоубийственный период,- время разгула банд, братков, криминала, время крови и слез, гибнувших в горниле войны детей, время насилия и предательства – даже здесь есть место обыкновенному чуду. И посреди океана боли можно найти кусочек человеческого счастья.

Когда существо приблизило к нему мощные челюсти и разорвало пополам, Стас продолжал улыбаться.

16.

На глазах Юли и Женьки светящийся призрак дракона начал меняться. Части тел и туловоформы закрутились в убыстряющемся хороводе; детали размывались, оплывали, пока все сонмище плоти не превратилось в черный аморфный смерч. И этот смерч начал засасывать само чудище, которое покинуло первомир лишь благодаря цепочке случайностей, а также по вине кровожадности и мстительности человеческого нутра.

Головы задергались, сопротивляясь притяжению, рванулись в разные стороны; тяжелые челюсти заклацали в ярости, крылья-паруса затрепетали. Но самопожертвование всегда было сильнее убийства, и сила, родившаяся в Сфайросе благодаря человеческому героизму, пожирала демона и затягивала его внутрь него самого.

Призрак завертелся. Крылья загнулись, водоворот слипшихся тех поглощал невидимое существо, распространяя его на элементы, которые тут же становились частью иных форм. Последними исчезли головы, отчаянно щелкающие зубами-копьями. А через секунду уже и сам смерч стал впитываться внутрь себя. Со стороны казалось, будто некий потусторонний сосуд всасывает все сущее, и вскоре Женька с Юлей, двое оставшихся в живых, внезапно увидели этот сосуд.

На том месте, где только что парил сияющий дракон, зависла черная непроницаемая сфера. Еще какое-то время его поверхность нарушалась дрожью, пробегали рябь и блики, и казалось, будто бесчисленные лица пытаются вглядеться напоследок с той стороны в покинутый навсегда мир.

Стас и Мила. Виталик и Катюха. Серый и Мига. Март Зимний и старик Веденей.

Миллионы лиц, миллионы душ – светлые и темные, хорошие и плохие, правые и неправые,- полегшие в буре социальных потрясений,