Часть 1.
1.
«Норма». Винченцо Беллини. Мятая сигарета в руке туго тлеет — влажная. Тихие звуки оперы из-за спины. Внутри, на кухне, лениво клокочет куриный бульон. Солнце наотмашь бьет горячей палицей по балкону третьего этажа. Слева несколько мужчин в рабочих комбинезонах выкладывают новый асфальт: по всей видимости, идет подготовка к смене тепловых труб.
На втором этаже дома напротив — семейная разборка. Дерганая баба лет двадцати пяти истошно костерит своего непросохшего муженька. Мат разлетается на три квартала. Мужик поначалу старается держать марку и что-то вякает. Потом сдается, машет рукой и пытается скрыться в другой комнате. Женщина не глядя хватает какой-то предмет и швыряет ему вслед.
- Получи, пидарасина проклятая!
Промазала. Предмет оказался стеклянным, я слышу отчаянно разлетающиеся осколки. Через минуту шатающаяся фигура муженька невозмутимо маячит в окне кухни. Ищет, чем бы «шлифануть». Баба остервенело кидается вдогонку, разбрызгивая по пути словесную истерику.
Прав был Иисус: истина не в церкви и не в догмах, истина — рядом, вокруг. Стоит лишь выйти перекурить на балкон, проникнуться, слушая тихие звуки любимой оперы. Влажная сигарета посреди отчаянной жары. Стыдливое убожество внутриквартальных дорог и тротуаров. Бесконечная укладка асфальта перед ремонтом тепловых сетей. Бухие мужики и бабы. Ругань и мат на всю улицу, бьющиеся предметы, забившиеся в угол дети. Ночью — безэмоциональный секс. С утра — по новой. Колесо набирает обороты, лопасти чертят контуры построек нового, уникального мира взамен захиревшего старого. Ценности идут в качестве топлива, их бросают в топку незаметно, под сурдинку, день за днем, год за годом, вплоть до истинного возрождения России.
Deh Norma!
2.
При выписке из Салаватского наркологического стационара, что располагается на улице Калинина, врач озадачил меня некоторыми предписаниями. Перво-наперво - прийти в сообщество «Анонимных алкоголиков» и выбрать себе наставника. В нашем провинциальном городке не так давно открылась группа АА, что избавляло подобных мне хануриков от долгой тряски на маршрутке по пути в областной центр, чтобы потом в течение часа слушать исповеди алкашей в менопаузе. Второе: начать писать. Встречи «Анонимных алкоголиков» состоялись дважды в неделю, а в моем конченном состоянии следовало прорабатывать проблему ежедневно, иначе опять схвачусь за стакан. Поэтому писательство рекомендовалось врачом как первостепенный залог трезвости.
К АА-шникам я пока не удосужился, а вот к писулькам приступил. Вчера. Анонимно зарегился на популярном развлекательном сайте и запостился прямо там. Получилась неудобоваримая хрень. Хорошо хоть не забанили. Не знаю, что имел в виду нарколог под определением «писать», но писатель из меня аховый, хоть и дружу с граммар-наци через вторые руки. Поэтому буду, как индеец в лодке, описывать красоты берегов, неба и посталкогольного настроения. Скорей всего, интернет-сообщество проклянет меня, когда узнает обо мне правду. Возможно, найдутся люди, которые захотят меня убить. Я не буду закрывать перед ними двери.
Первый звоночек прозвенел давным-давно, когда умер Дима Ваняткин. Мы с семьей обедали, а я плюс к этому изнывал от рядового похмелья. Оба наших пацана – Леха (5 лет) и Артемка (3 года) – торчали дома и действовали на нервы. Типично цепное заражение: сначала затемпературил один, потом другой. Дети поели и умчались в свою комнату, а я достал из холодильника запотевшую 0,5 и плеснул себе первоначальную. В те далекие времена я еще как-то ограничивал семью и себя самого, стараясь не прикладываться раньше обеда. Правда, потом я заметил, что мои «обеды» все больше и больше смещаются к завтраку, стараясь его затмить наглухо, но об этом после.
Лена ковырялась в телефоне и вдруг выдохнула:
- Кошмар какой!
- Чего там?-поинтересовался я.
- По ватсапу только что написали. Ты помнишь Диму Ваняткина?
Я помнил. Дима Ваняткин ходил в одну садовскую группу с Лешкой. Милый чернявенький мальчуган, на все приветствия отвечающий застенчивой улыбкой. У него наблюдались синяки. Пару раз батяня Димы Ваняткина устраивал в саду цугундер по поводу синяков, хотя, насколько я понял, мальчик уже с утра приходил покоцанным.
Как-то я столкнулся с ними на крыльце детсада. Первым семенил Дима Ваняткин. Следом – его обличительный папахен. Красная морда высвечивает путь: заметно издалека. Есть люди, по которым сразу видно, с первой рюмки. Я могу, к примеру, уговорить 0,5, и ни одна собака не прикопается. Ваняткин же старший сразу вызывал устойчивое желание свинтить ему башку и сократить быдлонаселение. Впрочем, он тоже мог считать, что со стороны выглядит Бандерасом.
Переступая порожек, Дима Ваняткин запнулся. У них там гадский порожек при входе, Леха тоже постоянно за него цепляется, хотя знает уже. Мальчуган смог удержаться на ногах. Но вновь чуть не грохнулся, заработав ощутимый тычок от папахена-Бандераса.
- Шагай давай, в натуре. Мудила кривоногий.
Проходя мимо, папахен растопырил локти с явным намерением меня задеть. Вот что у людей в голове? Во мне 100 кг веса и два метра роста, этот перденыш мне до плеча не доставал. Я посторонился, уходя от конфликта. Хотя мне могло быть простительно, я ведь тоже принял в тот день на грудь (как и в любой другой). Так что локоть колдыря меня не достал, а вот тлетворное облако – достало. Видимо, чувак заседает давно, а еще пренебрегает душем, зубной щеткой и качественной закусью. Все на благо алкопойла! - Статья №2 Алкогольного Кодекса Постсоветской России.
Мудила кривоногий… Убил бы нахрен!
И тут, сидя напротив Лены, я вдруг понял, что все уже знаю! Кто-то рассказывал мне вчера про Диму Ваняткина. Кто-то… За последний год я был трезвым в общей сложности месяц. Тяжелая алконагрузка и стойкое следование Статье №2 объясняли провалы в памяти, несколько размытые на периферии события и лица. Но все-таки… Разве, черт меня раздери, такое можно просто взять и забыть?!
- Что с ним?- прошамкал я невнятно, стараясь не выдать, что все знаю.
- Умер. Погиб. Вчера вечером отец выбросил его с балкона. Насмерть.
Я попробовал оглушить себя рюмкой, но не почувствовал вкуса, и попробовал вторично. Я без понятия, что должен был сделать этот застенчивый мальчуган, чтобы вывести папахена из себя до такой степени, что тот выволок его на балкон и сбросил на асфальт. Перденыш хотел вздремнуть, а Дима играл в машинки и шумел? Или мальчик ударился и заплакал, а батяня решил преподать ему урок и воспитать авиатором? Или нагрянули алколоидные демоны, и папахен принял сына за горгулью?
Но я знал правду про повод, и мы все ее знаем, вся страна, весь мир. НЕТ никакого повода. В случае с Ваняткиным-старшим повода нет и не будет, он просто, мать его, это сделал. Взял и сделал: он схватил сына в охапку, поднес к балконным перилам, а мальчик ведь до конца мог думать, что батяня просто с ним играется, или в шутку хочет напугать. Кто вообще может представить, чтобы человек выбросил своего сына с балкона?
В тот день прозвенел первый звоночек – далекий, но тревожный. И я не услышал его, слишком раздавленный шоком и желанием как можно скорей напиться вдрызг. Я ведь выходил накануне за пивом, кого-то встретил, этот кто-то рассказал мне про Диму, а пока я шел домой – я начисто все позабыл. Я забыл о том, что батяня убил Диму Ваняткина, пока мне не напомнила об этом Лена днем позже. Я просто, сука, забыл!
Мы с Леной посмотрели друг на друга. У нее короткие волосы с обесцвеченными прядями и серые глаза. Когда Лена дома, то не укладывает волосы, и те торчат в разные стороны, делая ее похожей на панка. На ней домашний темно-красный халат, удачно скроенный под ее легкую полноту – подчеркивающий выпуклости и скрывающий недостатки.
- Пишут, что не сразу умер. Соседи вызвали скорую, отвезли в реанимацию. Умер в коме два часа спустя.
- А что батя?- спросил я.
- В СИЗО кукует. Присядет надолго. Можно опять порассуждать об отмене смертной казни. Сейчас начнется в соцсетях.
- Да какая разница!- всполошился я.- Отменили ее или не отменили, этот урод всяко не должен жить.
- Ты пойдешь убивать?
- Я – нет. Я не могу убивать, у меня двое детей, кому я их оставлю? Как насчет мамы Димы? Его бабушек-дедушек? У них был сын, внук, чей-то племянник, брат. А теперь его просто нет. И все опять будут жить дальше и делать вид, что так и надо?
- Месть его не вернет.
- Если месть будет обязательной, кто-то в следующий раз задумается…
- Ой ли? Да ладно! Думаешь, его папаша в таком состоянии боялся бы возмездия, или хоть как-то думал о карме? Или думаешь, его мамаша – нормальный человек? Да этот козел бил сына постоянно, а она с ним жила, и все догадывались. Все вокруг догадывались и молчали. И ты молчал. И я. В саду молчали, комитеты молчали. Всем есть дело только до отчетности, а по сути – всем срать. Так что если мстить, то и нам с тобой. Мы все его убили.
Я тоскливо взглянул на бутылку. Плеснул себе в рюмку еще.
Я не знал, что еще можно тут добавить. И это самое чудовищное в реальном мире. То, что больше сказать нечего. Дима Ваняткин умер, его больше нет с нами. Точка.
Я вышел на балкон покурить. Потом отправился в детскую, повозиться с мелкими. Скоро Лешка задаст вопрос, куда делся из группы Дима, и нужно ему будет как-то объяснять. А пока мы просто играли. Периодически я заскакивал на кухню, пока не добил свою 0,5.
Потом пошел за пивом.
3.
Батя помер после дефолта 98-го. Мне тогда было 13, и о дефолте я заподозрил по отсутствию бабушек. Мы с пацанами массированно пытались приучить себя к куреву, ведь «Самец» в зубах – это круто; но можно и «Магну». Денег на пачку у нас зачастую не было, а вот бабушки, торгующие поштучно, – были, и мы каждое утро следовали к ним прямым курсом. Заодно и семек прикупить, борьбу с палевом никто не отменял.
Бабулек не оказалось поутру на привычных насестах, и мы с братвой, закаленные ельцинскими лозунгами, заподозрили смуту. Недобрые мысли вкупе с перспективами остаться без курева ужасали, поэтому мы правдами-неправдами наскребли на пачку и двинули к киоску. Там-то нам и открылись истинные перспективы на ближайшее будущее, в виде измененных ценников на курево и на пиво. А больше ни на что ценников не было, и до обеда народ не мог купить себе даже заскорузлого хлеба, потому что каждый магазин приветствовал покупателей плакатиком «переучет».
Батя все девяностые чего-то там химичил со строительством капитальных гаражей и ныкал себе под матрац. Хорохорился, что хочет накопить стартовый капитал, рвануть в Москву и стать крупным застройщиком. Хотел стать застройщиком, а стал героем. На́ тебе!- вся его нычка в момент стала историческим достоянием и превратилась в фантики.
В могилу же батю свел не стресс, не шок, не инфаркт и не оплеванная любовь к родине, выкинувшей очередной фортель и просравшей полимеры. Для начала отец хорошенько обиделся на весь мир и нажрался. Пил он сурово и горько, в основном – в однюху. Сколько я его помню, он всегда так делал, и последний «заплыв» не стал исключением. Посиделки с дружбанами «за жизнь» у него были не в фаворе. Как и посещение злачных мест.
- Ты че, не бухаешь, что ли?
- Я че, не мужик? Всяко бухаю! Но это дело
