бытия и сущего. Но сначала несколько слов о корректности постановки самого вопроса разделения. Сразу же заметим: сама постановка вопроса разделения бытия и сущего, скорее всего, свидетельствует о том, насколько же смутно наше представление как о том, так и о другом, что даже у Хайдеггера возникла необходимость разделения столь различных понятий. Это, во-первых. А во-вторых, возникает некоторое сомнение в корректности постановки самого вопроса разделения. Поясним, почему. Разделение предполагает сходственность разделяемых объектов по каким-либо параметрам. И только на основе этой сходственности можно разделять или сравнивать объекты.
Но бытие и сущее невозможно сравнивать, поскольку они принадлежат к совершенно разным категориям. Нельзя сравнивать какой-либо процесс с теми объектами, которые в нем участвуют или являются его продуктами. Как нельзя сравнивать процесс строительства дома с тем бульдозером, который роет яму для его фундамента или с той квартирой, в которой поселится житель. Поэтому более обоснованным было бы сначала ставить вопрос не разделения бытия и сущего, а фундаментального определения как того, так и другого. Только определившись, что они, каждый в отдельности, собой представляют, можно понять, что их разделяет, а что соединяет.
Итак, откуда в европейской метафизике могло появиться понимание бытия через такие разнородные понятия как сущее, мышление и идею?
Во-первых, рассматривая процесс становления сущего (а в нашем случае процесс наделения сущего новыми свойствами-взаимосвязями наряду с другими сущими, находящимися в непосредственном контакте в контуре данной идеи), мы обосновываем бытие из сущего. Да к тому же, поскольку бытие само по себе неуловимо в своей сути, но отблеск его все же падает зримым образом на объекты-сущие причастные к данному акту бытия, то внимание нашего сознания в первую очередь «соскальзывает» на видимое нашим умственным взором сущее, «забывая» акт возникновения самой новизны (идеи) и упуская из виду процесс развертывания ее в мысль. Отсюда и возникает ложное понятие «бытия» сущего. В то время как сущее (вещь) вне комплекса взаимосвязанных с ним других сущих, то есть вне комплекса какой-либо идеи, не может обладать бытием – это объект существующий.
Так что понятие «бытия» сущего мы – условно – можем допустить, но относиться оно будет только к тому внове возникающему сущему, которое является одним из фигурантов проникшей в наше сознание идеи. Почему «условно»? Да потому что бытие как возникновение новизны осуществляется в интеллекте человека. Значит «обладателем» бытия является единственное сущее – человек. Остальные же сущие (объекты, предметы, вещи и т. д.) всего лишь причастны к бытию. Они в нем, в процессе бытия, всего лишь пассивные участники, привлеченные продуктивно мыслящим человеком. Не они сами по себе создают новизну, новизну создает человек в процессе интеллектуального манипулирования этими сущими. Так что никакого бытия у существующего или даже возникающего сущего: предмета, вещи, объекта – нет и быть не может. Это величайшее заблуждение, проникшее в метафизику со времен Аристотеля и просуществовавшее в ней вплоть до времен Хайдеггера.
Во-вторых, рассматривая процесс становления мысли (а в нашем случае процесс развертывания идеи в мысль), мы обосновываем бытие из мышления. Вспомним Парменида: «Ибо мыслить – то же, что быть»25. Здесь Парменид раньше всех и вернее всех уловил саму суть бытия как того, что не только рождается мышлением, но и само является мышлением (правда, мышлением особого рода), да к тому же обладает свойством быть «Целым, единородным,... и совершенным», (там же, фр. 8-4), то есть обладает свойством законченной истины. Парменид впервые интуитивно почувствовал (прозрел) нерасторжимое генетически обусловленное единство мышления самого по себе с помысленным сущим, явленным уже во всей своей полноте, а потому и в своем постоянстве. Так, наверное, первобытному человеку пришло озарение существования взаимосвязи молнии и грома. Не потому ли Хайдеггер так ревностно ухватился за досократиков, что именно у них он усмотрел верное направление к пониманию бытия, направление, совместимое и с мышлением, и с истиной, и с сущим.
И в-третьих, только обосновывая бытие из идеи, явленной нам в иррациональном акте продуктивного мышления, мы можем получить – и действительно получаем – бытие само по себе, то есть, казалось бы, ничем не обусловленный акт возникновения объективной идеи и явления ее в наше сознание.
Кстати сказать, определение Платоном бытия через идею, – что было отчасти обоснованным с его стороны по причинам, изложенным нами в Разделе 1.1. «Платон как открыватель «технологии» интуитивного мышления», – в конечном счете, свелось к определению бытия через сущее, поскольку идеи Платона соотнесены им преимущественно с единичными объектами. Если бы Платоном было дано достаточно четкое определение идеи как комплекса взаимосвязанных объектов, то у него не было бы необходимости соотносить идею, а, следовательно, и бытие с единичным объектом, то есть с сущим во всем многообразии его существования.
В качестве пояснения к сказанному, то есть к вопросу абсурдности сопряжения «бытия» сущего с единичным изолированным объектом, возьмем, к примеру, идею кровати. Идея кровати как таковая включает в себя не только саму кровать как объект определенного размера, сделанный из того или иного материала и расположенный горизонтально – все это свойства кровати, позволяющие этому объекту вступать во взаимосвязи с другими объектами – так вот, идея кровати включает в себя и человека, который в свою очередь обладает определенным ростом, которому (человеку) необходим отдых в форме сна и непременно в горизонтальном положении, да к тому же в определенном температурном диапазоне, – и это тоже свойства человека как объекта идеи, – что, кстати сказать, обеспечивается расположением кровати в доме, который является еще одним объектом, входящим в идею кровати и обеспечивающим не только температурные условия отдыха, но и дополнительную безопасность во время сна.
И если бы мы задались вопросом, в чем именно заключалась новизна взаимосвязи таких основных объектов данной идеи как человек и кровать – в отличие от ложа первобытного человека, расположенного непосредственно на земле или на дереве, – то можно полагать, что таковой была некоторая приподнятость ложа над землей, что обеспечивало и большую безопасность расположения тела человека, и удобство в пользовании им, и более комфортные температурные условия для сна. Вот это так необходимое для жизнеобеспечения человека ценностно-смысловое содержание данного комплекса, воплощенного в практику, и явилось сущностью данной идеи, то есть той «изюминкой», что обеспечила жизнеустойчивость этого изобретения.
Так вот, продолжим далее: нельзя говорить об идее, а, следовательно, и о бытии, единичного объекта (вещи) вне взаимосвязи его с другими объектами, комплектующими данную идею. Если мы забываем об этом, то речь у нас уже будет идти не об идее как комплексе объектов и не о бытии, а об отдельном объекте в процессе его существования. Данный пример наглядным образом иллюстрирует то, как Платон в некоторой степени совместил в своей теории идеи бытие как таковое с бытием сущего, а вернее, со становлением сущего. Не отсюда ли, скорее всего, и пошло в дальнейшем понимания бытия как «бытия» сущего. И это было, как мы понимаем, следствием все того же не совсем корректного понимания самой сути структурно-функционального состава идеи.
Вот теперь мы уже достаточно ясно видим: различие между сущим и бытием не только в том, что сущее нам явлено в виде феноменов, в то время как бытие «любит скрываться» (Гераклит – Хайдеггер), но и в том, что сущее производно от бытия, но производно не самим бытием, а через возникновение интеллектуальной новизны (Истины), которое и есть само бытие. Вернее было бы сказать, что бытие – это ощутимые нашим сознанием и нашими чувствами феноменальные проявления возникновения этой новизны в виде объективной идеи. И такими проявлениями будут:
- и понимание смысла идеи,
- и удовольствие от самого акта понимания,
- и удивление самой новизной смысла и внезапностью его возникновения, казалось бы, не обусловленного нашим предшествующим состоянием.
Используя математический термин, можно сказать: если Истина как раскрытая идея является первой производной бытия, то сущее (искомое сущее) производно от Истины, то есть оно является второй производной бытия. Имея в виду данное обстоятельство, отметим один важный момент, который не учитывался в метафизике и который в значительной степени внес неразрешимую в рамка европейской онтологии неопределенность во взаимоотношения между бытием и сущим. И момент этот заключается в следующем: если сущие являют только самих себя, то мы уже не можем безоговорочно – вслед за Хайдеггером – полагать, что истина бытия в них упущена. Да, действительно, само бытие «улетучилось» из явленного сущего, – как улетучился аромат розы после того как ее лепестки были использованы на приготовление духов – но то бытие, которым оно обладало ранее (то есть в составе идеи, Истины), трансформировалось в ту новизну свойств и взаимосвязей, которой стало обладать данное сущее в дополнение к тем «старым» свойствам и взаимосвязям, что определяли его сущность ранее. Так что бытие в сущем никоим образом никуда не исчезает и нигде не прячется – оно преобразуется в дополнительно приобретаемую новизну. А вот в каком виде возникает эта новизна, у нас речь пойдет более подробно в пунктах 4 и 5 данного раздела.
Кстати сказать, когда мы говорили о производности Истины от бытия, а сущего от Истины, то не является ли данное обстоятельство причиной столь частой употребительности в метафизике словосочетаний «истина бытия» (или «суть бытия») и «истина сущего». Истина процессуально расположена посредине между бытием и сущим, поскольку в Истине не только раскрывается предшествующая ей смысловая составляющая бытия, но и проявляют себя обновленные, выводимые из самой Истины, сущие как между собою взаимосвязанные объекты, являющиеся составными частями самой Истины.
Итак, заключая наш разговор о разграничении и взаимосвязи бытия и сущего через Истину, можно сказать следующее. Если бытие – это процесс возникновения новизны, то объектом бытия является в первую очередь новизна смысловая, и не в виде последовательного суждения или умозаключения, а сразу же в виде «схваченной» нами и уже готовой к развертыванию в Истину новой идеи. Таким образом, объектом, который «взращивается» в процессе бытия является ни на что ранее не похожая и никому ранее не известная новая мысленная конструкция. Отсюда нам понятно: объект, который осуществляет данную акцию – это наш интеллект (мозг), функционирующий как в режиме бессознательного мышления (то есть до явления идеи в наше сознание, например, в «инкубационной» фазе), так и в режимах сознательного допонятийного и логического (рефлексия-II) мышления, то есть после явления идеи в наше
