Что такое идея и как она «работает»?

предположение, что новизна сама по себе может возникнуть только в материальных структурах. Причем эти материальные структуры, согласно Пригожину, прежде всего, должны быть возбуждены – управляющим параметром – до такой степени флуктуирования, чтобы выйти на точку бифуркации с последующим разветвлением, на одной из ветвей которого возможна спонтанно-когерентная самоорганизация материи в некий низкоэнтропийный ансамбль, намного превышающий по своим размерам исходные частицы самоорганизуемой материи, будь то молекулы жидкости (в «ячейках Бенара», «химических часах») или нейроны нашего мозга, выдающие новую идею в сознание.

В конечном счете, значит ли это то, что только материя является той средой, где может зародиться новизна сама по себе? А как быть тогда с нашим так называемым всемогущим разумом, оперирующим образами в нашем, как мы считаем, идеальном сознании? Причастен ли он к созданию именно этой новизны? Или он исполняет всего лишь роль «мальчика на побегушках» в пьесе, спонтанно разыгрываемой самой материей нашего мозга? А если брать шире, то и материей того социума, где мы живем, а заодно, и материей самой Природы (см. эпиграф к Статье). В таком случае, ни о какой человеческой свободе воли не может быть и речи. Свободой воли обладает только всемогущая Природа в виде той материи, которая в самых разнообразных видах в ней заключена, и которая в самых непредвидимых нами условиях способна спонтанно самоорганизовываться и «выдавать на-гора» нечто нами совершенно непредвидимое.

У нас нет никакого сомнения в том, что наше сознание в обязательном порядке опирается на деятельность материи нейронов нашего мозга. Тогда возникает вопрос: в чем заключается разница между
- деятельностью материи нейронов нашего мозга, создающей новизну саму по себе,
- и деятельностью нашего идеального сознания, подготавливающего приход этой новизны (на этапе рефлексии-1) и раскрывающей ее смысл (на этапе рефлексии-11)?

Только ли она в том, что первая материя способна претерпевать фазовый переход (Деан) и  самоорганизовываться, как мы полагаем, в низкоэнтропийные нейронные ансамбли, а вторая – на это не способна? (Речь, конечно, идет не о разных видах материи, а о разных способах функционирования этой материи, зависящих от того, в каких граничных условиях находится эта материя). Пока что ясно только одно: деятельность материи нейронов нашего мозга и деятельность нашего идеального сознания взаимно дополнительны друг другу, но совсем неясно, как и в какой степени сознание в процессе своего идеального функционирования опирается на деятельность материальных нейронов, и наоборот, как процесс материальной самоорганизации нейронов мозга связан с идеальной деятельностью сознания. Ведь оба этих процесса невозможны один без другого.

в). Во-вторых, почему для раскрытия смысла внове являемых нам идей у нас всегда уже имеются наготове языковые средства для их оформления?

Иначе говоря, каким образом наше бессознательное всегда бывает осведомлено о том, что выдаваемая им идея будет – в обязательном порядке – принята сознанием, раскрыта им и оформлена? Данное обстоятельство, в свою очередь, наталкивает на ту мысль, что наше бессознательное, продуцирующее идеи (в виде новизны самой по себе), ограничено в своих действиях теми рамками, в которых находится наше сознание со всем его ранее уже накопленным опытом. Это, во-первых. А во-вторых, не имея возможности выйти за эти рамки наше бессознательное обладает одним завидным преимуществом перед сознанием: оно может «придумать» и осуществить такие комбинации сущих (в их взаимосвязях друг с другом), на которые не способно наше сознательное логическое мышление, оперирующее только тем, что находится в области как его непосредственного сиюминутного видения, так и всего того, что оно способно на данный момент извлечь из памяти, то есть способно вспомнить.

Это может свидетельствовать только о том, что бессознательное способно оперировать всем тем материалом, который ранее освоен сознанием, вне зависимости от того, можем ли мы его вспомнить или нет. То есть, у бессознательного нет того, что мы называем памятью – ему доступно все то, что находится в памяти сознания, скорее всего, уже в виде каким-то образом уже закрепленных – в той или иной степени – и сохраненных нейрофизиологических связей. Ведь деятельность нейронов в их взаимосвязях друг с другом есть единственная прерогатива бессознательного.

Иначе говоря, если сознание оперирует только тем материалом, который им выбран и на который обращено его внимание, то бессознательное, поскольку оно видит картину в целом (а не выборочно), оперирует – оценочно-вероятностным образом – всем материалом, имеющим отношение к данному вопросу (см. там же, стр. 121-123, 126-129). Потому оно и может сформировать и выдать смысл идеи в «концентрированном» виде, то есть в виде новизны самой по себе, предполагающей дальнейшее раскрытие этого сгустка смысла (в идею-Истину), но уже на сознательном уровне.

Вот точно так же, рассматривая многофигурное живописное полотно, мы можем, во-первых, сосредоточить наше внимание всего лишь на отдельных фигурах, а во-вторых, можем охватить единым взглядом всю композицию в целом. При этом, если в первом случае нам вряд ли удастся по этим фрагментам понять хотя бы сюжет картины, то во втором случае мы можем не только понять его, но и даже «схватить» идею в картине заключенную. Такова фундаментальная иррациональная способность нашего бессознательного, которой наделила нас сама Природа. Но наделила она нас ею только с одним непременным условием: если мы сами на предварительном рациональном уровне (рефлексия-1) приложим достаточно интенсивные интеллектуальные усилия к разрешению поставленной нами задачи. Не соблюдая этого условия, нам вряд ли стоит надеяться на то, что бессознательное в какой-то момент протянет нам руку помощи в виде спонтанной выдачи смысла идеи в наше сознание.

Исходя из этого, можно даже заключить, что в процессе наших интеллектуальных усилий на этапе рефлексии-1 каким-то образом в бессознательном, – а может быть и в сознании – накапливается энергия, идущая затем на акт спонтанного явления смысла самой идеи на сознательный уровень. И об этом свидетельствует тот факт, что идея может явиться в наше сознание только после достаточно интенсивной логической проработки вопроса, являющегося предметом нашего живейшего интереса. (И недаром уже Платон (Сократ)  устами Диотимы полагал, что творчески настроенные люди всегда беременны тем, что они вынашивают в себе (33)).   

Как видим, в процессе логического мышления только сознание может выбрать то, что ему необходимо помыслить, в то время как в процессе продуктивного иррационального мышления только бессознательное может «выдать на-гора» им уже выбранный сгусток смысла, далее предоставляя сознанию возможность раскрыть и оформить его. И если мы зададимся совсем уж некорректным и ехидным вопросом, почему бы самому бессознательному – ведь оно такое «умное» – не заняться раскрытием смысла внове явленной идеи и его оформлением, то ответ очевиден: бессознательному и сознанию присуще «разделение труда» между ними. И это разделение – по крайней мере, для случая продуктивного (иррационального) мышления – заложено в наш мозг самой Природой:
- бессознательное функционирует, преимущественно, в сфере материального; сознание – в сфере как материального, так и идеального;
- бессознательное не имеет непосредственного выхода на язык; сознание – имеет;
- бессознательное спонтанно-сингулярно и целостно; сознание – логически выверено, поэтапно.

Именно по этим обстоятельствам сознание вынуждено заняться раскрытием – предоставленного ему бессознательным – смысла идеи. Бессознательное проделывает огромную, невидимую нашим сознанием продуктивную «черновую» работу, в то время как сознание «обо-значает» (то есть, наименовывает, как видимую верхушка айсберга)  тот массив проделанной бессознательным работы, который внезапно оказался в поле нашего сознательного видения.

Поэтому можно – конечно же, гипотетически – предположить: если бы вдруг сознанию вздумалось исполнять работу бессознательного, то оно, наверняка бы, «сошло с ума». Так что бессознательное, кроме своей продуктивной функции, исполняет еще и функцию терапевтическую – оно предохраняет сознание от непомерной для него загруженности. И еще неизвестно: то ли эта загруженность сознания, то ли недостаточная «терапевтическая» помощь бессознательного, то ли какие-либо другие обстоятельства послужили причиной сумасшествия известных нам великих мыслителей.

с). И наконец, в-третьих: почему все внове возникающие смыслы (идеи), в подавляющем большинстве, истинны?

Иначе говоря, почему новоявленную новизну мы считаем Благом и данной нам от Бога Истиной, а не каким-либо будто бы подсунутым нам злодейством? Можно ли, например, назвать злодейством возникновение речи, оседлого образа жизни, письменности, Интернета или открытие гравитации, периодичности свойств химических элементов, ядерного деления материи и т. д. и т. п.? Вряд ли, но:
- может быть, это всякий раз ниспосланное нам свыше испытание употребить изобретения и открытия либо себе во благо, либо во зло?
- а может быть все-таки все то, что создается по запросу социума является Истиной, а лучше сказать Благом и добром, а все то, что создается из эгоистических, меркантильных, ресентиментных, корпоративных и прочих им подобных негативных запросов самого человека является Злом?

Ведь социум есть одно из следующих – после создания человека – живое Природное видообразование, созданное самой Природой. В то время как человек продуктивно мыслящий является всего лишь Подручным Средством у него. Он для того и был наделен способностью генерировать идеи, чтобы быть в услужении у социума, а не у самого себя. Так имеет ли он право самовольничать, заявлять свою волю (Достоевский), а не исполнять волю социума, какой бы она не была?

Заданные (двумя абзацами) выше два вопроса, конечно же, являются на данный момент риторическими, и мы вряд ли сможем предложить какое-либо решение.
Но мы все же попытаемся обосновать, почему все то, что создается по запросу социума является Благом как для социума, так и для самого человека.

Попытаемся подойти к ответу на этот вопрос поэтапно, соблюдая логическую последовательность.

1. Как мы уже знаем, многочисленная практика создания идей свидетельствует о том, что уже в первый момент проникновения смысла идеи в наше сознание (допонятийная фаза) у нас создается впечатление истинности, надежности и единственности этого смысла для разрешения той задачи, которая перед нами стоит. (И это достаточно подробно было описано А. Пуанкаре в работе «Наука и метод» (34). Причем это впечатление подкрепляется эйфорическим чувством интеллектуального удовольствия от понимания внове явленного смысла, не говоря уже о том чувстве удивления, которое связано с внезапностью его