на свет ровно через девять месяцев после посещения того любовника из Мавритании. Именно тогда Амира отказалась выполнять супружеские обязанности по причине жуткого переутомления - от безделья.
Как-то само собой получилось, что супруги Делакруа детей поделили: сын принадлежал отцу, дочь – матери. Айшет было четырнадцать. До крайней степени избалована, в полном соответствии с требованиями мавританской культуры. На чем культура эта закончилась: девочка пьет и курит, несмотря что мусульманка. В последнее время Гастону стали сообщать, что колется.
Сам иногда замечал ее стеклянные глаза и неуравновешенное поведение. Выражавшееся в немотивированной агрессии, в основном – против его многострадального «Ситроена». Будто в подростковом возрасте у нее вдруг наступил климакс. С типичными признаками: приливами бешенства и угасанием настроения. Завела привычку поступать назло. Купила себе в друзья крысу, жирную, черную, с голым, кожистым хвостом - отвратительное создание. Назвала Карла. С ударением на последнем слоге.
Когда Гастон ее увидел, удивился до крайности. Каким надо обладать испорченным вкусом или извращенным характером, чтобы взять крысу домашним животным! Карла поселилась на крыше платяного шкафа, там живет и гадит, на руки идет только к своей подружке – Айшет. Как они целуются, смотреть противно! Две крысы...
11.
От воспоминаний Делакруа передернулся.
Они втроем – Айшет, крыса и жена Амира – обобрали его до нитки. Лекарства купить не на что, а дочь Карлу виноградом кормит. На наркотики деньги спускает, с матерью продолжают по каталогам закупаться. Им наплевать, что Гастону три года как пора зубы вставить. Стыдно перед знакомыми, ни поговорить, ни улыбнуться. Хотя для улыбок давно настроения нет, для разговоров – подавно. Жаловаться неохота, похвалиться нечем, интересоваться чужими успехами зависть не позволяет. Что за жизнь...
Одичал он совсем. Вот вставит зубы, заживет по-другому. Съездит к сыну в Париж, сходят вместе в Макдоналдс. Поедят вместе. Гастон будет откусывать гамбургер не боком, по-нищебродски. А по-человечески - передними резцами, широко раскрыв рот. Не гамбургер ему важен - статус человека, способного его купить. Хочется вернуть самоуважение. Побыть на людях, выглядеть как все.
Сотню, которую Делакруа сегодня заработает, спрячет подальше от своих крыс. Ни словом не намекнет, ни взглядом не покажет. Иначе выклянчат, змеи подколодные, вредители-грызуны. Он уже распределил: восемьдесят два евро – вставить зубы у протезиста. На самые простые, пластмассовые хватит, в обрез, ему еще скидка положена, как инвалиду.
Остальные восемнадцать евро плюс что осталось от пенсии – съездить к сыну, провести вместе день, купить в подарок бутылку белого Совиньон. Отдохнуть душой в столице, впервые за несколько лет. Посмотреть, как Париж нарядили в этом году. Там всегда красиво на Рождество, весело от одного предощущения праздника: богато украшенные марочные магазины, огоньки на Эйфелевой башне как на елке, шары, снежинки в витринах баров.
Но сначала - зубы.
Надоело шамкать, закрываться верхней губой. Надоело чувствовать и вести себя изгоем...
Та обещанная сотня с каждым километром становилась Гастону все важнее, дороже. Вдруг занервничал. Показалось - студент собрался обмануть, не заплатить по договоренности.
Возможно, он не имел с собой сотни. Те несколько купюр, которые Делакруа видел в его кошельке – только мелочь, пара десяток. Богачи много наличных с собой не носят. Денежного автомата в радиусе двадцати километров не сыскать. Интересно, знают ли о том его пассажиры? Небось думают: есть банковский пас – и достаточно, в любом месте можно деньги снять, даже в открытом поле или дремучем лесу. Макаки арденнские...
Гастона начала обуревать жадность. Страх не получить заработанное пробудил чувство агрессии к пассажирам. Понял - любой ценой должен получить деньги, которые про себя давно считал своими. Распределил потратить.
Сорваться не должно.
Иначе... решится на крайность. Вплоть до смертоубийства. Убийство?! Немножко преувеличил. Но сотню он вырвет из них в любом случае, если понадобится – зубами, которых нет.
При воспоминании о зубах, засосало в желудке. Гастон прикинул - с полудня не ел, от того разозлился сильнее. Оторвал взгляд от монотонной, метельной дороги, посмотрел в зеркало заднего вида. С ненавистью и готовностью поступить жестоко, пусть только дадут повод.
Посмотрел удостовериться, что должники не испарились прежде, чем заплатить.
Слава Богу, сидят на месте. Правда, выглядят испуганно. Будто два нахохлившихся, сиротливых птенца, минуту назад вылупившиеся из инкубатора. Прижались друг к другу, не понимают - что происходит. Уставились на него двумя парами одинаковых очков, совы круглоглазые. Черт бы их побрал...
В тот момент мотор первый раз чихнул. Водитель вернул взгляд на место – на завихряющееся снежинками пространство за окном. Сердце стало тихо падать: свет фар на глазах потускнел и начал прерываться. Только сейчас Делакруа кожей рук ощутил холод в салоне. Значит, печка давно и незаметно отключилась по собственной инициативе.
Второй чих, громче, утробнее. «Аккумулятор садится», - сухо констатировалось в голове. В подтверждение двигатель «Ситроена» еще раз всхрапнул. И умер.
Фары погасли, оставив людей в беспросветной темноте.
12.
- Приехали, - объявил Делакруа безапеляционным голосом. – Платите и выходите.
Тон его показался не к месту грубоватым. Жюль оглянулся сначала в салоне, потом посмотрел в окно. Разницы не нашел, и тут и там выглядело беспросветно.
- Мы где?
- На месте! Давай деньги!
- Но я не вижу даже собственной руки! Зажгите свет для начала.
«Ха! - зажгите свет. Если я зажгу, тебе не понравится то, что увидишь», - ответил про себя водитель. Впрочем, свет не загорелся бы при всем желании. Решил ловчить. Не признаваться. Они имеют право потребовать объяснений.
Которых Гастон не собирался предоставлять. Быть раскрытым ему не грозило, значит, ничего не остается, как потребовать обговоренную плату. Пусть не заработанную на сто процентов, но вмешался форс мажор в лице сдохшего аккумулятора - к нему претензии.
Делакруа всегда может отбрехаться, мол - не виноват. Приложил все силы, но - не судьба. Препятствия со стороны даже официальная юриспруденция учитывает. Пассажиры – люди ученые, студенты наверное, должны понимать. Пусть платят и вываливаются.
Из-за них Гастон сам попал в переделку. Как он теперь собирается возвращаться? Интересный вопрос. Та-а-к, подумаем. Выход один. Придется домой пешком идти. Завтра попросит соседа через дорогу, водопроводчика Адриана Кортебу, приехать на мини-автобусе дотянуть до дома «Ситроен».
Платить не придется, сосед должен ему за услугу. Гастон недавно отремонтировал зимнюю обувь всей семье Кортебу, включая неходячую тещу. Хорошо, руки ремесло не забыли. Пусть Адриан сделает одолжение в ответ.
Тишина внутри салона подсказала - пассажиры не шевелились. Честно сказать, самому в темноте не нравилось рассчитываться. Может, на улицу выйти, там хоть от снега какое-никакое свечение идет?
- Пошли выйдем, - предложил Гастон чуть миролюбивее, чтобы заранее не пугать студентов.
И не рассляблять. Чего доброго, вообще откажутся выходить. Займут машину явочным порядком. Поди пожалуйся - в поле-то. Ни полиции, ни соседей. Драку затевать рискованно с его шестидесятью процентами нездоровья. Против ста двадцати молодости: сто – студент, остальное – подруга. Двухразовый перевес.
- Снаружи разберемся, - повторил.
- Пошли, - согласился Жюль.
Про себя решил: если Делакруа опять словчил, денег не получит. Второй раз он себя в обиду не даст, это не по правилам средневековых рыцарей.
Странное дело: чем ближе к крепости Тиффож, тем сильнее Жюль ощущал связь с де Рэ. Мистическим образом. Показалось: мышцы наливаются недюжинной силой. Передвигаться стало несвободно, будто на ногах, руках и туловище надеты металлические, несгибаемые латы. Не хватает меча для полноты картины.
Ощущение замечательное. Героическое. Вселяющее уверенность в себя. Жюль больше не сомневался. Он - потомок маршала Франции, сподвижника Жанны Д’ Арк. Окажись он в том времени – показал бы себя, насовершал бы подвигов! О нем слагали бы народные песни и легенды, прославляли бы в сказках, учебниках и исторических трудах. Если бы не опоздал родиться...
Мужчины вышли, Жаннет осталась. Притихла на месте. Не знала, что делать – радоваться или беспокоиться. К радости поводов не имела. Беспокоиться – решила подождать. Перед тем, как выйти, Жюль пожал оборяюще ее пальцы. Этого оказалось достаточно, чтобы поверить - все будет хорошо. Тем более, обратила внимание - метель ослабла: не завывала ветром, не стучала снежинками в стекло.
Насчет погоды Жаннет не ошиблась. За последние десять минут она сменилась на противоположную - со шторма на штиль. Дышалось легко и здорОво. Жюль вдохнул поглубже чистого, непрокуренного воздуха, чтобы расправить легкие: в спертом салонном воздухе они съежились и работали вполсилы.
Небо стало проясняться, открываясь неровными кусками. Луны Жюль не нашел - может, хорошо замаскировалась, может, он не туда смотрел. В рваные дыры облачности проглядывали звезды, сверкая хаотической россыпью над головами. Их отдаленные блики были единственным, что нарушало темноту вокруг машины, которая выглядела настороженным чужаком. Нет, скорее – упрямым ослом, отказавшимся двигаться.
Поле вокруг чернело с беловатым оттенком. Прямо вдали, на расстоянии, которое не удалось определить даже примерно, горел огонек.
Жюль не узнал окрестности.
13.
- Где мы находимся? – спросил он.
Жюль не думал, что тот собрался их ограбить, но не вполне доверял. Оставался открытым вопрос: почему Гастон остановился посреди ничейной земли, не довез прямо до замка или хотя бы до того огня впереди, чтобы легче было сориентироваться?
- Что там за огонек?
«Не знаю я, - ответил про себя Делакруа. – Раньше здесь стоял трактир для проезжих, «Сердца Жаков» назывался. Да сгорел лет двести назад».
Он не раз проезжал мимо старого пожарища, еще прошлым летом. Что сейчас там расположилось - было для самого загадкой. Скорее всего, новый трактир построили. Свято место пусто не бывает, летом здесь от туристов отбоя нет. Явился какой-нибудь шустрый предприниматель, восстановил кабачок, чтобы чужие деньги не пропадали без использования.
Но что он делает здесь зимой? Это мертвый сезон, а недели до и после Рождества особенно. Каждый нормальный человек стремится праздник дома отметить.
Кроме некоторых... Делакруа покосился на студента. Эти двое сумасшедших из не самого интеллектуального района Бельгии могут стать единственными
