???
— Да-да, как собаку.
— Бог мой! Зачем?
— У него возникла, видишь ли, идея. Она пришла ему в голову именно там, на Флории. Заметь, не где-нибудь на Земле, а там.
— Что он сделал, не томи…
— Он решил остаться.
— Хм.
— Ладно бы сам, так он и нас хотел там оставить.
— Он что, с ума сошёл? Или этих галлюциногенных цветов нанюхался?
— Вот именно, нанюхался. Вот тебе первое доказательство, что эти цветы порой такие мысли запускают в наше сознание, о чём ты никогда раньше думать не думал.
— Да уж, на Стэна не похоже. Он же так любил семью, детей… у него столько планов было. Боже мой, никогда бы не подумал.
— Вот-вот…
— Но почему вы его уби… э-э, пристрелили, извини?
— Застукали, как он выводит из строя аппаратуру. Однажды вернулись к модулю чуть раньше, видим, он ковыряется в щитке приборов: перекусил пассатижами несколько важных проводков, отвечающих за работу вспомогательных двигателей.
— Не, не похоже на Стэнли. Точно не в своём уме.
— Сначала мы тоже решили: это его первый полёт, мол, адаптация, то да сё. Всякое происходит с астронавтами с непривычки. Он вроде тоже раскаялся, и мы поверили ему, простили — ну с кем не бывает вдали от Земли.
— И…
— Но каждый из нас всё равно продолжал на всякий случай присматриваться к нему: мало ли что. Очередную неисправность обнаружил бортовой инженер: два патрубка системы очистки воздуха, которые крепились снаружи модуля, были распилены. Хорошо, что система была отключена, и вся жидкость не вытекла. Стэн сразу признался, как только мы надавили на него, что это его рук дело.
— Да-а, теперь я понимаю Элен. Вот почему она не поверила в инфаркт.
— Вот тогда он нам и запел нам про то, что не хочет возвращаться на «грёбаную Землю», а хочет остаться на Флории.
— А зачем же пристрелили? Могли бы связать, приковать наручниками… или оставить, в конце концов.
— Он первым начал стрелять. И стрелять по корпусу модуля. Генри его опередил.
— Вот оно как… Я-то думал.
— Вот какие мысли посылают цветы.
— Всё равно сложно поверить.
— Но факт есть факт. А про остальных членов экипажа ты что-нибудь знаешь?
— Ничего о них не знаю. А что с ними?
— Кен Роуз уехал в Австралию, стал фермером, разводит крокодилов. Тебе не смешно? А ведь он лётчик-ас, и, ха-ха-ха, в фермеры. Ну надо же! Дин Спейн стал священником. Как тебе такое? Нормально?
— А ты?..
— Флория выделяет триллионы этих частиц в сутки, а может и в час. Они распространяются от неё во все стороны и летают в межзвёздном пространстве. Эти частицы главные претенденты на основное место в структуре чёрной материи. Скорее всего, это они и создают её. На Земле их ничтожное количество. Эти запахи летают по космосу до тех пор, пока на своём пути не повстречают обитаемую планету, потом оседают в её атмосфере и уже в ней путешествуют по миру, пока их кто-то случайно не вдохнёт. Если это окажется врач, то он вскоре придумает новую методику проведения операции; если музыкант, то возможно он вскоре откроет новый музыкальный стиль. А может частицы вдохнёт менеджер по продажам подержанных автомобилей, которому вдруг взбредёт в башку, возвращаясь с работы домой, по пути напасть и расчленить какую-нибудь припозднившуюся девушку. Мало ли что кому придёт на ум.
— Да, теории у тебя ещё те, Стивен Кинг отдыхает. Не знал, что у тебя такое богатое воображение.
— Это не моё воображение, это так и есть. Благодаря этим цветам человечество научилось применять и добывать огонь, строить дома, вырабатывать электричество, производить товары, компьютеры. Или ты думаешь, идеи нам подкидывает Бог, предлагая: «Нате, глупые людишки, возьмите-ка идейку и создайте двигатель: пора быстрее передвигаться по планете. Для начала изобретите паровой, а там видно будет: догадаетесь ли сами про другое топливо или нет?». Или: «Вот вам неизлечимая болезнь, а вот вам правильное направление хода мыслей к тому месту, где спрятана вакцина от смертельного вируса».
— Я даже не знаю, что думать. Интересно всё это, конечно. Хотелось бы верить, что это именно так. Получается, когда-то одна из древних обезьян вдохнула запах космических цветов и ей пришла в голову мысль сшить себе штаны, и она придумала иголку.
— Ты тоже не страдаешь отсутствием воображения.
— Не обижен… Но, в итоге, скажи, что это за великая идея, которая посетила твою умную голову, кх-кх, благодаря цветам? После возвращения ты уже год как закрылся. Над чем работаешь? Или тайна?
— Почему же тайна, тебе могу рассказать. Работаю над бозонами Хиггса, изучаю концепцию происхождения масс элементарных частиц.
— Но это же не твоя область.
— Верно, не моя. Это после возвращения ко мне пришла в голову такая мысль: заняться физикой элементарных частиц. И теперь я хочу сделать кое-какую сенсацию.
— Оу!
— Эта идея меня впервые посетила там, во время экспедиции. Ты же знаешь меня, мне не свойственно останавливаться на полпути, не закончив начатое, а тем более, браться за дело, в котором я не достаточно компетентен.
— Ну да. Проработать столько лет, изучая одно, а потом неожиданно всё бросить и переключиться на область, далёкую от твоих интересов, — на это тебя не похоже.
— Вот тебе второе доказательство, что цветы Флории передают нам мысли.
— И что же так заинтересовало тебя в этой области? Ведь бозоны Хиггса открыты. Теперь известно, что это они делают наш мир таким, каким мы его видим. Что ты там хочешь ещё раскопать?
— Мне захотелось открыть что-то великое, большее, понимаешь? Ты правильно заметил: то, что придаёт форму действительности, отчего мы видим мир таким, какой он есть, мы теперь знаем благодаря открытию бозонного поля, которое наделяет все атомы массой. Всё в мире имеет форму. Её определяют те самые «частицы бога» — строительный, так сказать, материал. Они скрепляют, «склеивают» эти формы, не давая атомам разрушиться. Потому мы видим предметы, горы, воду, деревья, стулья…
— И что ты там хочешь ещё найти? Причастность к этому Бога?
— Не ёрничай. Всё намного серьёзнее. Я пытаюсь найти тот материал, тот «клей», с помощью которого бозоны склеивают мир. Прощупать его, определить состав.
— Да у тебя грандиозные планы, как я посмотрю. Каждый физик мечтает потрогать этот раствор.
— Мечтают-то все, да не все знают, где искать ту дверь, за которой находится ответ.
— А ты, получается, знаешь? И, как я понимаю, причиной твоего озарения являются всё те же цветы, не так ли?
— Именно. Но не все, а один.
— О, ты даже это определил? Ну, ты гений. Из миллиона — один цветок! Это слишком, дружище…
— Верно, один. Из миллиарда — один. И я взял его с собой.
— У тебя есть цветок с Флории?! И ты молчал?
— И представь себе, он прекрасно прижился в нашей почве, под нашим солнышком.
— Он тут, у тебя? Где?
— Да, растёт в горшочке на подоконнике в лаборатории.
— Чёрт! И ты всё это время молчал?! Покажи мне его, хочу посмотреть на пришельца…
— А не опасаешься, что тебя могут посетить дурные мысли?..
— И я пойду вдруг и кого-нибудь пришью… Перестань.
— А вдруг?
— Да ладно тебе… Скорее же покажи мне цветок. Я хочу посмотреть, что это за чудо такое.
— Успеешь ещё. Лучше посмотри, какое я открытие сделал. Кстати, тебя ещё никакие странные мысли не посетили? Тут кругом витает миллион молекул запаха вместе с частицами мыслей.
— Есть идеи, есть. Но уверяю, они не от запаха твоего космического растения.
— Хорошо… Тогда посмотри, что я изобрёл.
— Что это? Камера? Похожа на искровую. И что за эксперимент ты проводишь с её помощью?
— Разрушаю атомы. Уничтожаю бозоны. Лишаю их способности формировать массу.
— Да ладно тебе.
— Я первый, кто открыл этот способ.
— Но… даже если это правда, в чём я глубоко сомневаюсь, это же чревато неблагоприятными последствиями. Нет, такого не может быть… Всё это чушь.
— Думаешь? Тогда выбери любой предмет, находящийся здесь. Выбери, выбери...
— Ну вот, допустим, пинцет.
— Отлично. Это металл, верно? Помещаем его в камеру… включаем и… Смотри, что происходит.
— Бог мой, он растворяется, нет, распадается… Господи, он и в самом деле исчезает. Останови!
— В этой камере с помощью античастиц я научился разбивать «частицы бога». Видишь, как распадается материя: плавно, элегантно, медленно превращаясь в пыль, а затем в ничто. Я, дружище, обнаружил тот клей, который скрепляет молекулы. И теперь знаю его состав и как им пользоваться.
— Ты с ума сошёл? Так же можно всё разрушить, весь мир…
— Да, да, верно, коллега, весь мир… Больше скажу — всю вселенную. Всё можно превратить в ничто, в пустоту!
— Кто-нибудь ещё знает об этом?
— Только ты да я. Но ты ведь не станешь ни с кем делиться?
— Я, право, теперь не знаю, хочу ли я увидеть твой цветок. И вообще, хочу ли я знать обо всём этом. Я не хочу здесь больше находиться.
— Что с тобой? Это же великое открытие! Все физики жаждут этого открытия.
— Ты и правда нанюхался цветов.
— А что, разве я не предупреждал, не говорил тебе, что мысли бываю разные? Говорил. Одних посещают хорошие мысли и идеи, других — плохие. Каждый запах находит своего путника, каждая мысль находит своего хозяина. Попадает такая частица в нос математику, и тот, спустя время, смотришь, открывает новую формулу. А попадает негодяю — и у него…
— Так зачем же ты…
— … появляется желание кого-нибудь убить или расчленить. Неужели ты ни разу не задумывался, почему так получается: живёт себе человек, живёт, ничего плохого не делает, выглядит вполне здоровым, в жизни успешный, а потом вдруг берёт автомат и расстреливает учеников в школе или пассажиров в метро. Откуда берутся все эти маньяки, ты не задумывался? Что этим людям приходит такое в голову, что они внезапно меняются и не могут себя контролировать, осознанно идут на преступление? Почему одни люди справляются со своей обидой, а другие жестоко мстят. И ничто их не пугает: ни тюрьма, ни порицание общества… Вероятно, именно так на Земле породились Гитлер, Ленин, Пиночет и Пол Пота, так явился миру академик Сахаров. Именно таким образом в голову Трумэна пришла мысль отдать приказ о сбросе атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки. Именно так из прилежных мальчиков выросли дьяволы во плоти — Чикатило и Гэри Риджуэй…
— Открой дверь, дай мне выйти отсюда…
— Нет уж, ты послушай! Куда девается их совесть, разум? Ведь до дня преступления она у них была, и никто ничего странного в поведении этих негодяев раньше не замечал. Не потому ли это происходит, что из дальних уголков космоса на нашу Землю попадают частицы мыслей какого-то Разума? И если когда-то ко мне пришла мысль сыграть на саксофоне, она, скорее всего, была не моей, и предназначалась ни мне. Потому это желание тут же меня покинуло. Я случайно вдохнул этот аромат. Он предназначался для музыкального человека. Всё возможно, они уже нашли друг друга, и теперь где-то кто-то стал знаменитым музыкантом.
— Это же опасно. Ты не понимаешь, что творишь...
— Опасно, не спорю. Это оружие похлеще ядерного будет. Но не переживай, я научился сдерживать реакцию разрушения, чтобы всё разом не развалилось к чертям. А способ необратимого процесса разрушения атомов во вселенной у меня хранится в надёжном месте. Эта формула у меня в голове. Она всегда в моей голове, с того самого…
— Выпусти меня…
— …дня, когда я впервые ступил на поле цветов на Флории.
— Да ведь это оружие вообще
