Как он смеет? Как она... Мамочкааа...
- Ну, ты и дура!
Ольга основательно встряхнула плаксу. Когда тебя встряхивают изящные руки, спокойно поднимающие сто килограммов, это приводит в чувство.
Я стал перед Аллой Ивановной на одно колено и медленно, почтительно стянул с неё трусики. Ну, до чего хороша! В её-то годы.
- Боже мой! Как красиво! Да посмотри ты, это Женщина и Мужчина. Ну, Мариночка, да сбрось ты гадость с глаз. Они же прекрасны – Марк и Она. Поразительно, какая у тебя красивая мать! Смотри, когда ещё так красоту увидишь?
Ольга прикусила губу.
- Ну почему я умею только чертить, а не рисовать? Полотно во всю стену: «Юность и Зрелость»!
Алла Ивановна прошлась упругой, свободной, насколько позволял размер комнаты, походкой. Остановилась против меня и уставилась откровенно вызывающим, призывным взглядом.
Тридцать тысяч чёрт знает чего! Мне срочно пришлось взять под жестокий контроль ставшую излишне самостоятельной часть тела. Я заметил, как Оля злорадно ухмыльнулась. А Марина протёрла, наконец, глаза, и её взгляд уже выражал величайшее удивление. И нарастающее восхищение.
- Мамочка...
- Так что, юноша, ты мне ещё раз прикажешь «посмотреться в зеркало»?
И тут наш с Олей план дал неожиданный сбой. Случилось то, что мы не смогли предусмотреть.
Тахта взорвалась шквалом аплодисментов, восторженным визгом, оглушительными воплями! И весь этот кошмарный тарарам производила одна единственная Марина. Она вскочила с места и кинулась матери на шею, зацеловывая её чуть не на смерть.
Это было бы достойно кисти классика: величественная нагая красавица в объятиях всклокоченной монашки. Но где его взять, классика?
Не перестаралась ли Оля с благовониями? Хотя вряд ли это от них. Палочки я сам покупал в магазине «Дели». Чаем с приправами Оля меня поила не раз. Никакого особенного эффекта от него не заметил.
Остаётся предположить, что спрятанные в моей болтовне якоря, ключи, косвенные интенции и прочая заумь в сочетании с Олиным ювелирным рукодействием сработали так мощно. Прямо какой-то взрывной рефрейминг.
Или всё проще и естественнее: непринуждённая пикантная болтовня, ощущение полного понимания и безопасности в слегка экзотической и возбуждающей обстановке необычной комнаты, где там и сям на глаза попадаются деревянные статуэтки – маленькие копии индийских эротических скульптур. Всё это вместе прорвало плотину страхов и обид, которую эти красивые, живые и сексуально одарённые женщины воздвигли между собой и жестоко обидевшим их миром.
И что делать со всем этим сейчас?
Оглянувшись на Ольгу, обнаружил безмятежное спокойствие.
Она собрала разбросанную по полу одежду и небрежно бросила её на кресло, добавив к уже валявшимся там свитеру и жакету. После чего удобно устроилась и стала наблюдать происходящий катаклизм.
И в самом деле, даже у торнадо энергия не бесконечна. Маринка устала прыгать и верещать, и они обе приземлились на тахту.
- Алла Ивановна, вы великолепны! Чем выразить вам моё высочайшее восхищение вашим совершенством? У меня нет слов.
Она пожала плечами. Лицо её выражало снисходительное согласие богини принимать поклонения. Но, чтоб я лопнул, она с трудом удерживала смех!
- Чем можешь, тем и выражай.
Чертовщина. Я не знаю, что делать дальше. Вся тщательно проработанная стратегия летит в тартарары. Стоп! Чертовщина, тартар. Чертовщина!
Изображая наивысшую наипочтительность, низко склонился перед Аллой Ивановной и облобызал её колено.
С Ольгиного НП слышу аплодисменты.
- Вы истинная королева! Vivat! Regina Vivat!
- Чтооо?! Мы ещё не доиграли! Оля, так нечестно!
- Что нечестно? Тебя пожалели. Мы ничего не делаем насильно. Играли, пока это не касалось твоих чувств и убеждений. Тебе стыдно-страшно-противно? Всё, игра закончена. Где гарантия, что нечет выпадет именно мне? И потом всё-равно придется раздеваться. Ты и так натерпелась, бедняжечка. А мы тут все собрались только ради тебя. Хотели именно тебя расшевелить, растормошить, вытащить тебя, дурёху, из того говна, в котором ты сидишь глубже ушей. Но ты же упираешься всеми четырьмя лапами и хвостом цепляешься! Мне, что-ли, жизнь не мила без твоих микро-сисек и тощей жопы? Могу тебя уверить, мне с Марком вдвоём ещё ни разу не было скучно. Ни одной секунды! Иди, режь себе вены, жри таблетки, сдохни, как отравленная крыса, сиди протухлой монашкой, пока жизнь мимо тебя идёт. Я тебе счас такси вызову. Катись к едреням домой, сопли на кулак наматывать. Твоя мать в её годы в сто раз моложе и живее тебя. А уж красивее... На, замотайся, чтоб таксист прелесть твою не сглазил.
Святые крокодавры! Вошедшая в раж Ольга швырнула Маринке самую настоящую паранджу. Где она её только достала, моя премудрая гуру? Как она эту сцену вообще могла предвидеть?!
- А мы втроём, с Аллой и с Марком потом так оторвёмся, что черти в аду обзавидуются. Катись, не задерживаю! Алка, стоять! Завтра оденешься. Ты ещё Марка в деле не видала. Так увидишь, когда от этой мымры пейзаж очистится.
Вот это был coup de maître! Учиться мне у тебя, Оленька, всю жизнь. Поймала свихнувшуюся Марину на самое простое: на обыкновенную бабью ревность!
Маринка аж ультразвуком взвыла.
- Никуда я не поеду! Играем! На хрен мне твоя жалость, в гробу я её видала! Играем! Сказала же: и г р а е м! Ещё узнаешь, кто тут Regina Vivat! Мать вашу тра-та-та-та!
Боцман заткнул уши и упал в обморок.
Алла Ивановна окаменела, как жена Лота. И стала такая же белая. Интересно лизнуть.
Марина задохнулась, и в оглушительной тишине слышен был только стук её зубов. В таких случаях принято давать воды, и таковая имелась в чашке, но Ольга выжидала. Напряженно, внимательно выжидала какого-то непонятного мне момента. Потом подала воду Алле Ивановне и чуть не насильно влила ей в рот.
- Всё, кончила зубарика играть. Иди умойся и не забуть пописать. А то через пару минут лопнешь.
Её голос был абсолютно бесцветным, как будто заговорил робот.
- Алла, лечь и отдыхать. Марк, в кресло. Три минуты релаксации. Вернется Марина – не смотреть, не говорить. Место себе найдёт сама. Я на кухне. Вернусь с питьём. По две чашки на рыло. Выпить медленно, но непрерывно. Каждую чашку на одном вдохе.
Марина вернулась аккурат в тот момент, когда в комнат вкатился столик, уставленный чашками.
- А мне как пить?
- Как всем. Подслушивала. Тут мёд, мята и пассифлора. Не отравитесь.
Оля собрала чашки.
- Ничего не было. Десять минут размышляем о дурости мироздания.
Потом играем дальше согласно моему общему мнению.
- Ну, играем. Пара – мы с Маринкой. Считаем до пяти раз.
Три, один, пять, один Десять. Два, три, три, три. Одинадцать. Ноль, ноль, пять, пять. Десять. Один, три, пять, четыре. Тринадцать. Два, два, два, один. Семь. Десять, одинадцать, десять, тринадцать, семь. Нечет! Игра сделана.
Маринка встала со злораднейшей миной на вернувшемся к нормальному цвету лице.
- Выходи на середину!
Ольга, своём довольно строгом темно-синем в белый горошек платье ниже колен вышла на экзекуцию без малейших признаков волнения. Это платье надевалось через голову – я видел, как Оля одевалась – значит и снять его можно было только так. Марина это тоже понимала. Растягивая удовольствие, она медленно расстегнула пуговицы на одном рукаве, на другом, развязала поясок, расстегнула пуговицы на воротничке, занялась ожерельем из бисера... с очень хитрой застёжкой. Олины руки в это время не бездельничали. Они сперва осторожно, а потом всё смелее бродили по Маринкиной фигуре. Увлеченная своим занятием, Марина этого не замечала. Или... ? Или! Не заметить, как тебе ощупывают грудь, невозможно, даже если она упрятана под слоями тряпок. И чем энергичнее действовала Оля, тем медленнее становились движения Марины.
Алла Ивановна, отдыхавшая лёжа, приподнялась на локте и с величайшим изумлением следила за этим действом. Я перебрался к ней и, устроившись сзади, стал осторожно ласкать. По сути, я делал мягкий расслабляющий массаж. На секунду она прервала своё созерцание и обернулась ко мне.
- Смелее, мальчик. Это так приятно.
Марина между тем закончила все подготовительные мероприятия, явно сожалея, что их понадобилось так мало, и взялась за подол горошкового платья. Оля с готовностью подняла руки и даже наклонилась вперед, облегчая задачу, поскольку Марина была намного меньше ростом. Подол взлетел вверх, за ним – всё остальное, и Оля предстала во всём великолепии своего изумительного тела. Под платьем не было ничего.
Не давая Марине опомниться, она жестом рефери на ринге подняла её правую руку и торжественно объявила:
- Победа в честном раздевательном поединке присуждается Маринке!
После чего с размаху плюхнулась к нам на тахту, прямо на нас, отчего приключилась весёлая и приятная возня.
На которую Марина таращилась в полнейшем обалдении.
- Ну, ну чего вы. Мы же ещё не доиграли.
- Ой, правда! Марк, отдай мою сиську. Дружно встали! (Мгновенным шёпотом мне на ухо: отпустись, пусть торчит.)
- Напоминаю: победитеь в ужасно похабной игре наделяется суверенным правом выбора! На рассмотрение выставлены три кандидатуры. Выбирай. Можем на этом остановиться. Ничего против твоего желания.
Марина смотрела на нас, дыша, как кузнечный мех.
- Я хочу как вы.
- Выбирай.
Я чувствовал, как напряжена Оля. Сейчас или всё коту под хвост.
- Давай я, доченька?
- Нет, ты! - девушка ткнула пальцем мне в грудь. – Сдери с меня эти тряпки!
Оля выдохнула не меньше трёх литров воздуха.
Что с Маринкой?
Стоит, гордо выпрямившись, плечи развернулись, грудь вперед, и взгляд – взгляд не её! На лице презрительная смелость. И даже не собирается бледнеть! Ай да Ольга, ай да мастерица!
Маринка, явно подражая матери, быстро расстегнула длинный ряд мелких пуговок на своей белой блузке. Или кофточке? Или сорочке? В общем, на этом недоразумении из прошлого века. А вот тебе индейский домик! Меня прямо бесят эти идиотские коричневые колготки. Присев на корточки, запустил руки под юбку и, нащупав резинку, стянул с неё этот кошмар. Аж на душе полегчало! Теперь очередь дурацкой юбки. Черт побери, как она к ней приделана? Маринка с готовностью мне помогла. Это ж надо! Сам бы не додумался. Под юбкой оказался ещё какой-то полотняный балахон. На завязочке! Освободив нижнюю часть девушки и от этого анахронизма, встал и перевёл дух. Надо было оценить ситуацию. Возясь с тряпками, никаких тревожных сигналов не уловил, но береженого... Так и нет их!
Марина слегка закусила губу, но почти не напряжена. Отчаянное любопытство – вот, что выражала её миловидная мордашка.
Вот теперь, милая... Что ж ты манжеты не расстегнула? Вот умничка, исправила ошибку. Этого следовало ожидать. На базаре тётки торгуют таким самодельным, извините за выражение, бельём. На месте их мужей я бы тоже запил с тоски.
Я сделал шаг, чтобы обойти сзади и разобраться с застёжками, но тонкие бледные руки взлетели вверх. Опять копирует мать. Нет, тут другое, что-то другое... Понял, но страшновато. От Оли предупреждений нет. Ну, вперёд!
Целься в грудь, маленький зуав! Наклонился, и очень осторожно скользя руками по нежной коже, поднимаюсь вверх – от ног к груди. Только бы не испугать. Но кроме нетерпеливого любопытства не ловится ничего. Ну, Ольга! Или это уже пошли мои
