- Стало быть, Лена, ты к счастью, теперь не одна, - Каретников наклонился к ней с улыбкой. - Я очень хорошо знал твоего отца, и не только...
- Это правда, Роман Григорьевич, что вы тоже являетесь, в некотором роде близким человеком для Вознесенских? - спрашивал у него Жуков. - Расскажите, нам это очень интересно.
- Моя матушка и Агафья Алексеевна учились вместе в Смольном, жили в одной комнате и были чрезвычайно дружны, - начал свой рассказ Каретников, Лена при этом заинтересовавшись, подняла голову, в её воображении сразу возникло бабушкино лицо, такое родное, но уже совсем далёкое. - Так вот, когда девушки повстречали своих женихов, а это было больше сорока лет назад, то они решили в один день сыграть обе свадьбы, что в итоге так и вышло. Мама моя была из семьи потомственного юриста, а выбрала в мужья простого аптекаря, но её родня не стала чинить препятствий, потому как чувства в нашем семействе всегда были превыше всего...
- Это похвально, весьма, - улыбнулся Калганов и взглянул на Лену.
- Агафья Алексеевна Иноземцева дворянка, вышла замуж тоже за дворянина, молодого гвардии поручика Владимира Вознесенского, который вскоре погиб на Кавказе. И вот так получилось, что родились мы с твоим отцом Лена, тоже примерно в одно время, только он на месяц раньше. Моя мама умерла сразу после родов на следующий день, принесла меня к себе в дом мамина родная сестра и сообщила эту печальную новость Агафье Алексеевне, и та приняла меня, став моей кормилицей. Она была из того сословия которое считало своим долгом кормить своё дитя самой, без привлечения посторонних лиц, поэтому специальную кормилицу твоя бабушка не держала, она сама нас с твоим отцом выкормила.
- То есть вы, получается, молочный брат моего папы? - Лена округлила глаза.
- Получается, так! Удивлена? - он ласково погладил её по голове. - Так что мне совсем теперь не безразлично твоё будущее, девочка. Я с ужасом узнал правду о твоей семье, когда приехал в Ровенки. И вот теперь - всё благополучно разрешилось, твой дядя занимался прежде ростовщичеством, а теперь банковский служащий и его семья достаточно хорошо обеспечена, жена преподаёт музыку в народном училище. С ними проживают двое внуков, мальчишки примерно твоего возраста, их родители сейчас за границей, а вот своих деток они решили оставить на родине родителям своим. Поэтому у тебя будет полноценная семья. Тебе нужно только время, чтобы к ним привыкнуть... Они уже звонили сюда, интересовались, когда тебя к ним привезут. Поездом не поедем, это слишком долго в такое время ехать по железной дороге, я сам тебя отвезу туда на машине и посмотрю, как тебя примут, и как ты там устроишься. Познакомлюсь с этими людьми, чтобы удостовериться в их полной надёжности... Ну, как, едем?
Лена кивнула головой в знак согласия, но потом отчего-то напряглась и с её длинных ресниц скатились прозрачные слезинки. Девочка быстро смахнула их, чтобы никто не видел её состояния и прикрыла веки.
Жуков прохаживался по кабинету, раскуривая папиросу:
- Она не хочет уезжать отсюда, - говорил он Каретникову, когда они остались вдвоём. - Мы, конечно, хотим оградить её от всего этого ужаса, который ребёнку её возраста знать не положено. Но она постоянно спрашивает про младшего Анисимова, хочет пойти к нему в больницу, его же привезли в Ровенки после операции... Как быть? Он ещё слаб и врачи не дают никаких прогнозов.
- Да, я разговаривал с хирургом, - произнёс Каретников, - он говорит, что пуля прошла в одном сантиметре от сердца... Такое в его практике уже бывало и подобных случаев знает медицина в достаточном количестве, таких ребят спасали, вытаскивали с того света, но... У парня множественные травмы не связанные с его пулевым ранением, и вы понимаете, о чём я говорю. Поэтому так всё плохо.
- Левую руку, врач говорит, удастся сохранить, а вот правую... Но они делают всё возможное, - Жуков курил в открытую форточку и было видно, что этот разговор давался ему не просто. - Сейчас ему колят морфий, он постоянно спит.
- Вас что-то тяготит? - спросил у него Каретников.
- Да, - Жуков отошёл от окна, - я не могу теперь должным образом общаться с его братом, моим верным разведчиком и помощником, которого я всегда считал и считаю преданным партии и нашему делу человеком. Что-то меня теперь останавливает в тесном общении с ним, возник какой-то непреодолимый барьер, и он сам это чувствует... Объяснить причину - не могу, слов у меня таких нет. Не знаю почему так вышло, но даже видеть его не хочется, - Жуков снова встал у подоконника и посмотрел на улицу.
- Причина понятна, - Каретников пригладил волосы ладонью и поднял голову от стола, - это ваш разговор на хуторе Михайловском, когда вы решались на ночной штурм деревни Фоминки. Точнее, даже не сам разговор, а его реакция на возможную гибель брата от рук Самарина.
Жукова всего передёрнуло: - Не могу даже слышать это жуткое имя...
- Ещё придётся и не раз, - спокойно произёс Каретников.
- Что вы имеете в виду?
- Допрос капитана Еремеева будете проводить вы лично, в моём присутствии. Он серьёзный фигурант, как обвинения, так и со стороны свидетельских показаний преступлений полковника, и нам нужно взять себя в руки перед этой процедурой.
- Когда его доставят на допрос? - Жуков обернулся к Роману Григорьевичу.
- Как только реввоенсовет с ним закончит и снимет все его показания. В худшем случае что им всем грозит, я имею в виду поручика Морозова, капитана Сурина, атамана Руднева и самого Еремеева - это разные сроки тюремного заключения, потому что они, получается, наши политические противники. Они имеют своё особое мнение, поддались на провокацию полковника Самарина, выступили на его стороне, а теперь раскаялись в содеянном. Но получается, что террористами они не являются, они только военные и исполняли свой долг. Вот увидите, они ещё и протест подадут в Москву за их незаконное задержание...
- Арест, - Жукова обдало жаром. - Слишком гуманные законы у нас против них.
- Это старая царская гвардия, и закон от февраля 1920 года их напрямую касается, вот для этого и нужно провести следствие самым тщательным образом, чтобы никто из них не ушёл от суда, и по крайней мере не был тот час же амнистирован, как произошло в случае с "Тактическим центром"... Я юрист, Вениамин Сергеевич, и поверьте, понимаю толк в таких делах, поэтому мы будем с вами вместе их допрашивать, если не возражаете.
Таня Бармина ехала в холодном вагоне поезда из Новлянки в Ровенки для объяснения с Иваном, который просил её об этом в присланной записке. Она сидела у окна, прижавшись головой к её деревянной раме, а перед глазами стоял постоянно тот страшный овраг, из которого они с Митрохой доставали раненого Павлика. Горечь на душе была ещё слишком ощутимая, а впечатления тех ужасных дней слишком свежи, а тут ещё предстояло это неприятное объяснение. Она поймала себя на мысли: "Неприятное? Но почему? Ведь я так любила Ивана, что же вдруг изменилось? Или, может быть, я сама стала другой?"
Он встретил Таню на станции Шохино, как и договорились заранее, поцеловал в щёчку и отвёз в Ровенки на квартиру, где снимал комнату рядом с прачечной. Самой хозяйки не было дома, Иван помог Татьяне снять пальто и проводил в свою комнату, но как только он решительно приступил к ней, ссылаясь на то, что очень соскучился, она тут же отстранила его рукой.
- Давай лучше поговорим, - предложила она и глазами нашла стул, чтобы сесть, - ведь ты меня для этого вызывал.
- И для этого тоже, - Иван сел рядом с ней на скамейку. - Ты очень бледная, Танечка. Что-нибудь случилось?
Она с раздражением и в тоже время с удивлением посмотрела на него и подняла бровь:
- Случилось?! - переспросила она. - Ты ещё спрашиваешь, что случилось?
- Я понял... Ну, прости, прости!.. Не подумал. Просто для меня сейчас самая важная тема - это мы с тобой, не так ли? - он подвинулся к ней ближе и развязал платок на её голове. - Танечка! - он взял в ладони её лицо, но она отвернулась от поцелуя. - Давно ли превратилась в недотрогу? Или после того случая в лесу всё изменилось и ты стала похожа на Дашку-солдатку? Я в отъезде, а ты по казакам?!
Татьяна вскинула голову, размахнулась и со всего разворота шлёпнула Ивана по лицу. Он потёр свою щёку и отпрянул от неожиданности.
- Говори, зачем звал!
- Ну хорошо, раз уж ты настаиваешь, - Иван поднялся и подошёл к комоду, извлёк из него служебную записку и протянул её Татьяне.
- Что это? - подняла она глаза.
- Официальное разрешение для перевода тебя из госпиталя в Глазуново сюда в Ровенскую больницу. Тут тоже медсёстры нужны, как понимаешь... Что ты так смотришь, или недовольна? - Иван снова присел рядом с ней. - Я уже всё решил, ты остаёшься жить со мной, хозяйка тоже не против, а потом переедем куда-нибудь в другое место, получше, может даже на станцию в Шохино, я там неплохой домишко приглядел и хозяин добрый, старичок с базара, что всякое барахло собирает, и с шарманкой там стоит, с попугаем на плече... - он толкнул её в бок, думая развеселить. - Будем жить вместе, ты же этого хотела!
- А меня ты спросил, или, думаешь, необязательно? - она скосила на него глаза.
- Чего спрашивать-то, и так понятно, что ты будешь лишь рада... И забудь обо всём, Татьяна, я знаю, о чём ты думаешь, но только... Пойми одно, - он взял её за плечо, - ты со мной жила, меня уже как следует изучила, а с ним, я имею ввиду брата, у тебя ничего не было и не будет, Таня, не будет... Ещё неизвестно, выживет ли?
- Не смей, слышишь?! Ты не имеешь права о нём вообще говорить! - вскрикнула она и вскочила на ноги.
- Понимаю, - он подскочил и схватил её за плечи, разворачивая к себе, - но это всё твои эмоции, ты здраво поразмысли... Таня, мы жили с тобой, у нас возможно был бы ребёнок, и ты должна теперь рассуждать, как нормальная взрослая баба, трезво и здраво... Я предлагаю тебе жить со мной, а потом оформить всё официально, переехать в Ровенки и тут же работать. Это же нормально во всех отношениях, а то уже перед товарищами стыдно...
- Вот, с этого и надо было начинать, стыдно!.. Только лишь перед товарищами? - она со слезами на глазах смотрела на него.
- Значит ты отказываешься переехать ко мне? - Иван уже спокойно и мягко спрашивал её и ждал ответа. - Давай ещё раз всё обсудим со всех сторон, Таня!
- Нечего тут обсуждать... Я тебе очень благодарна за такое предложение, но... я возвращаюсь в Глазуново. Госпиталь восстановили, будут строить новые корпуса по весне, рабочие из