когда-то бывший Евой, сжимается до невыносимости – и разрывается.
Ева не знает, как она вела себя, когда была совсем маленькая – но знает, что, когда малыш Тима только родился, мама говорила, что ее брат плачет «как сирена». Наверное, так же плачет и Ева сейчас – она судит по тому, что люди на платформе оборачиваются на нее и смотрят удивленно-сочувственно, сама Ева не слышит своего плача, потому что вся превратилась в плач. Она только чувствует, как крупные слезы градом катятся по щекам, и в каждой слезинке – вся горечь мира, вся жгучая боль, вся огромная пустота, в которую превратился Димин поезд. Слезы жгут щеки и глаза, но Ева не вытирает их, и мама даже не пытается ее утешить – наверное, знает, что Еве нужно немного так постоять, постоять на платформе, плача навзрыд, как младенец, в голос, постоять среди людей, которых будто нет.
Будто нет больше никаких людей, нет платформы, нет электричек, нет поселка с деревьями, их речкой и домами, нет зеленых и синих цветов на планете Земля, которую мама показывала Еве в атласе. Вся эта Земля под ее слезами превратилась в крошечный черный комок, комок которым Ева недавно была – и этот комок тоже разрывается, взрывается огромным морем слез, пустоты и горя, и растворяется во Вселенной, о которой Ева так много думала, только в этой Вселенной нет планет, звезд и комет, которые отображает светящийся набор, больше не нужный Диме. Эта Вселенная пуста, одинока и полна горьких-горьких слез – слез, которыми оплакивает гибель Земли Ева.
Вот что происходит у Евы внутри, а люди снаружи только и видят, что шестилетнюю девочку, потерянно стоящую на платформе и ненормально громко, в голос, плачущую, и растерянную маму за ее спиной, которая только и может, что успокаивающе гладить дочь по голове и давать ей прожить потерю. Ева стоит на месте, ее руки опущены и не вытирают катящиеся градом по щекам слезы, и кажется, что она будет стоять здесь вечно, и никогда не двинется с этого места, с места, где она однажды попрощалась со своим лучшим другом.
***
Сказать, что Ева в предвкушении – ничего не сказать. С предвкушением она сжимает в одной руке потрепанного, старого игрушечного котенка, а в другой – руку мамы, с предвкушением рассматривает рекламу в метро, в котором так любит кататься, с предвкушением считает остановки до Диминой станции. Предвкушение и счастье – вот что чувствует Ева, и думает, какая молодец ее мама, что созвонилась с Диминой мамой, и та предложила приехать в гости, и девочка шепчет маме на ухо «спасибо» в который уже раз.
Пока что Ева умеет только быть одним большим чувством и не может сразу ощущать и счастье, и недоумение. И именно счастье она почувствовала, когда Димина мама ответила ее маме по телефону, что у Димы как раз скоро день рождения и она предложит ему позвать Еву. Счастье захватило ее целиком, и Ева побежала к папе, просить денег на подарок, и не осталась слушать разговор мам, которые обсуждали, почему они не созвонились раньше, когда дети были в первом классе, и не слышала Ева, как Димина мама рассказывала про переезд, и новых Диминых друзей, и большую нагрузку в школе – поэтому не чувствует Ева недоумения, когда едет к Диме спустя больше года после разлуки, только во втором классе. А ведь она уже давно переехала в Москву, перед поступлением в школу, как и Дима, просто живет в другом районе.
Еще три станции, долгий путь от метро – который, впрочем, Ева преодолевает с легкостью, почти что таща за собой за руку маму – код от домофона, седьмой этаж, и вот она – дверь в Димину квартиру.
Дверь открывает Дима, хотя нет, не Дима, или все-таки Дима? Да, вроде бы Дима, думает Ева, нерешительно обнимая лучшего друга и чувствуя запах мяты. Да, Дима (?) все еще пахнет мятой, спокойно смотрит не нее Димиными глазами и улыбается Диминой улыбкой, но этот Дима в два раза выше, вместо привычного ежика у него длинные, почти как у Евы, волосы, и одежда, которую носят мальчики из самой крутой компании в их параллели.
Этот новый Дима серьезно, как взрослый, пожимает Евиной маме руку, Димина мама обнимает Еву с мамой, и Дима приглашает их внутрь и проводит экскурсию. Пока Евина мама восхищается красивым ремонтом, Евино счастье слегла угасает и сменяется настороженностью. После осмотра кухни мамы остаются там с другими родителями, а Ева с Димой идут к нему в комнату.
– Смотри, – слегка неловко говорит Ева, протягивая Диме котенка, – Помнишь?
На мгновение в Диминых глазах мелькает знакомое выражение, и он кивает, но затем оно сменяется новым – насмешливо-надменным взглядом, скользнувшим мимо котенка.
– Вот, это мои друзья, – вместо продолжения темы говорит Дима, приведя Еву в комнату, и показывает на компанию в комнате. Они все мальчишки, и прямо как будто братья крутых мальчиков из параллельного класса – и, как и те, эти смеряют Еву кратким неодобрительным взглядом и продолжают сражаться на световых мечах.
После пары попыток поговорить с Димой как раньше, Ева смирилась с тем, что он больше увлечен разворачивающейся игрой в войнушку, чем ею. Нельзя сказать, что праздник прошел совсем плохо – Еву звали участвовать в играх, сплошь мальчишеских, торт был вкусный, и выбранный с любовью подарок – новый игрушечный поезд – порадовал Диму совсем как в давние времена. Нельзя сказать, что Дима вел себя с Евой невежливо или грубо – наоборот, новый Дима стал очень гостеприимным, но теперь ему стало нравиться находиться в центре компании, и у него просто не было времени, и, очевидно, желания уделять ей особое время. Но главное, нельзя сказать, что Еву сильно расстроили изменения в Диме. Все время праздника она думала только о том, как расскажет о своих чувствах Юле, Даше и другим подругам – и только когда Димина дверь за ней захлопнулась, она вспомнила, что не рассказывала друзьям о Диме почти ничего.
***
Ева устала, и на обратной дороге у нее уже нет сил наслаждаться поездкой в метро, которые она так любит. Не вслушиваясь в голос механической женщины, объявляющей остановки, она теребит ушки игрушечного котенка, и думает, почему упоминала Диму в разговорах с друзьями всего пару раз. Она уже не помнит, как взрывалась Земля в пустой Вселенной, когда она стояла на платформе, плача навзрыд по уехавшему Диминому поезду – но помнит Димино лицо с красными мокрыми глазами, когда он вложил ей в ладони этого котенка.
– Держи, это как будто буду я. Я как будто всегда буду с тобой, – сказал тогда Дима, вспоминает Ева, теребит ушки котенка и что-то свербит в ее сердечке, что-то не встает на свои места, не сходится картинка мокрых Диминых глаз с тем, как так вышло, что Ева почти ничего не говорила о нем друзьям.
На автомате доезжает Ева до дома, на автомате отказывается от ужина, на автомате моется в ванной, и вдруг наступает этот момент. Наступает, когда Ева ложится спать, когда мама целует ее в лоб, накрывает одеялом, а Ева привычно встряхивает маленькую цветную тряпочку, чтобы накрыть ею котенка, лежащего на подушке. И вот, закутывая котенка в одеяльце на ночь, как мама только что закутала ее, Ева все понимает. Космос разворачивается над ее головой, как всегда в моменты того, что взрослый сорокавосьмилетний дядечка назвал бы озарениями, и Ева понимает – она не говорила о Диме, потому что ОТПУСТИЛА его. Каждую ночь Ева ложится спать с Диминым котенком, заботливо накрывая его одеяльцем – и знает, что Дима всегда с ней. С ней рядом, в ее сердечке, тот Дима, который смотрел на нее на платформе мокрыми глазами, тот, который придумал красивое оправдание, чтобы отдать ей желанный набор светящихся звезд, тот, с которым были изучение азбуки Морзе, возведение домиков из одеял и составление карты поселка, тот, который в свой четвертый день рождения стеснялся и не хотел играть с другими ребятами. Этот Дима всегда будет с ней – и поэтому вид нового Димы, крутого парня, любящего быть в центре внимания, Димы, который мог позвонить ей в любой из 365 дней года первого класса, но не сделал этого – ее не расстроил. Наверное, этот Дима уже не тот Дима – и будь Ева постарше, будь она в десятом классе или хотя бы седьмом – она бы, наверное, поняла, что и Ева сейчас уже не та Ева, – но сейчас Ева только чувствует, что их с Димой дружбы больше нет, и это… хорошо.
Хорошо, потому что Ева ОТПУСТИЛА Диму, и она не знает, что это значит, зато чувствует. Чувствует, что это значит, что Дима навсегда с ней, здесь, и даже неважно, держит ли она в руках котенка. Чувствует, что из-за этого не имеет значения, что сейчас Димы с ней нет, и что, наверное, больше не будет. Чувствует, что поэтому не рассказывала и не расскажет о Диме Юле и Даше – просто потому, что теперь друзья Евы – Даша и Юля, а Дима – в ее сердечке, и когда-то Юля и Даша тоже перекочуют из реальности в ее сердечко, и это – хорошо.
Хорошо идти вперед, хорошо ОТПУСКАТЬ, хорошо встречать новых людей, а потом ОТПУСКАТЬ и их тоже – лениво думает Ева, обнимает котенка, глаза ее закрываются, а в ушах звучит голос Димы:
– Не грусти. Потом встретишь других друзей.
