вспыхнула:
— Не смей обзываться!
Я рассмеялся и повел взглядом по сторонам, но того, что я искал, поблизости не нашлось.
Что ты теперь со мной сделаешь? — спросила она, и в ее голосе был различим страх.
Я ответил: То, что мне давно уже следовало бы сделать. Отшлепаю хорошенько!
— Не смей! — завизжала она. — Не смей меня шлепать!
— А ты пообещаешь оставить меня в покое? — спросил я, надеясь, что хоть теперь она скажет «да».
— Нет! — сказала она, надув губы, точно избалованное дитя.
Вот так и получилось, что, невзирая на ее крики и борьбу, я сунул А-лалу себе под мышку и двинулся дальше вверх по тропе.
Я был весьма недоволен собой, но решимости не утратил.
Добравшись туда, где у тропы густо росли кусты, я остановился и поставил девушку наземь. Зажав в одной ладони оба ее
запястья, свободной рукой я сорвал несколько длинных прутьев. Внутреннее чувство подсказывало мне, что я унижу себя этим деянием и прежнее самоуважение никогда больше не вернется ко мне, но, что поделаешь, — начатое дело нужно довести до конца. Битье женщин было не в обычае у племен Маг-нара, хотя и случалось время от времени. Что до меня, я
всегда с отвращением думал о том, чтобы поднять руку на женщину. А вот отшлепать зарвавщегося малолетку, невзирая на
возраст и пол, — дело святое. Поэтому я решил про себя считать А-лалу всего лишь не в меру расшалившимся ребенком. К тому же она так усердно напрашивалась…
Она следила за мной, прекратив отбиваться, пока я не собрал прутья в пучок и не притянул А-лалу поближе к себе. Вот тут
она дала мне бой, да с такой отчаянной решимостью, что я аж удивился. но, конечно, вырваться было ей не по силенкам.
— Ты, тварь! — выдохнула она. — Пороть женщину!..
Я рассмеялся.
— Женщину? Кто тут говорит о женщинах? Я намерен задать нахлобучку надоедливой девчонке… Ее личико при этих словах вспыхнуло такой бешеной яростью, что я даже чуть отшатнулся. Глаза у нее попросту горели, а хорошенький ротик ощерился по-настоящему зверски. Кто бы мог подумать, что маленькая А-лала на-такое способна! Какой-то миг она смотрела на меня так, словно собиралась съесть живьем, но потом внезапно отвернулась, насколько позволяла ей моя хватка, — мол, делай что хочешь, век бы тебя не видать. Окончательно перестав что-либо понимать — да кто их, этих девок, вообще способен понять? — я повернул ее к себе, и взгляд, полный укора, совершенно сбил меня с толку. Теперь уже мне сделалось трудно
смотреть ей в глаза. И это при том, что мы оба знали — уж кто-кто, а она хорошей порки заслуживала. Отчего же под взглядом этих глаз я почувствовал себя так, словно собирался убить невинного младенчика?
Я вообще-то ждал, что сейчас она снова начнет драться, но ее поведение изменилось напрочь. Она стояла с самым смиренным и беспомощным видом, и на меня это действовало куда сильнее, чем крик и борьба. — Ну пожалуйста, Ам-ра, не бей меня, — всхлипнула она, робко пытаясь высвободить ручонки.
Оставив и эти жалкие попытки, она взмолилась: Пожалуйста, не бей! Не срами меня уж так-то…
Моя уверенность поколебалась…
— Ам-ра, — устало пообещала она, — если отлупишь меня, я тебя на всю жизнь возненавижу… Вот такая угроза, глупая и смешная. Понять бы еще, отчего мне вдруг стало стыдно?
Окончательно обозлившись и на нее, и на себя — за то, что позволил на ровном месте сбить себя с толку, — я грубо развернул ее и занес розги. Сколько шума вокруг самого обычного наказания малявки, едва вышедшей из детского возраста! Можете сколько угодно меня осуждать, только не забывайте — я жил в первобытную эпоху. Мы не так давно вышли из мира зверей, и многое из того, что пришло бы в ужас жителей цивилизованных времен, для нас было в порядке вещей. И все-таки, глядя на эту девчонку, беспомощную в моей хватке, я отчетливо понял, что так и не сумею хлестнуть это съежившееся тоненькое тело. Я зарычал, досадуя на собственное слабодушие, и отшвырнул прутья.
— Не стану я пороть тебя, девочка, — проговорил я как можно мягче, и А-лала открыла глаза, которые, когда я замахнулся, крепко зажмурила.
Вновь попытавшись высвободиться, Она попросила:
— Ну так отпусти меня…
— Не так быстро, — сказал я ей. — Расскажи для начала, с чего это ты взялась надо мной издеваться? Я что, чем-нибудь обидел тебя?
Она с негодованием ответила:
— Обидел, да еще как!
Я спросил в полнейшем недоумении: «Во имя Белого Волка — что я тебе сделал?»
Она повесила головку и некоторое время молчала. А потом вдруг заговорила до того быстро и страстно, что до меня даже не сразу дошел смысл ее слов. Ты никогда не обращал на меня внимания! — горячилась она. — Ты шел своей дорогой и вовсе
не замечал, что я тоже на этом свете живу! Ты проводил все время с…
Далее текст прерван, но слава и заслуги Роберта - нет! Вечная ему память!
