Окно близкого контакта пятой степени

уже сделано и надо припомнить, что именно сделано, и подводит итоги. Чтобы задаваться вопросом о смысле жизни, необходимо уже быть живым. Но этого недостаточно. Нужно еще разобраться с жизнью, определить, что такое жизнь. Конечно, можно просто жить – жить по привычке, не отдавая себе отчета в этом. Но так живут неразумные существа, не имеющие сознания. У человека же есть сознание и, рано или поздно, он начинает задумываться о том, что такое жизнь. И вот задумавшись над этим, он задает себе вопрос о том, зачем он живет, для чего?
        Это и есть вопрос о смысле жизни. Ответ на этот вопрос он находит не сразу, а в ходе решения того, как ему лучше жить. Можно жить хуже, не ведая того, что и как ты живешь. Ведь в таком случае, в жизни «на авось», ты будешь не готов к неожиданным поворотам жизни, к ее опасным перипетиям. Жить, чтобы просто жить, - это животная жизнь, жизнь без цели, без смысла. Животные ведут такую жизнь потому, что они неразумные существа, они не умеют и не могут, в сущности, осмысленно жить, а тем более иметь самосознание. Если ты задаешься вопросом о смысле жизни, а этот вопрос уже философский, значит, у тебя уже есть не просто сознание, но самосознание. Задаваясь философским вопросом о смысле жизни, ты сам узнаешь себя, ты знаешь то, что ничего не знаешь в том смысле, что, только зная себя, можно знать все остальное, ибо самопознание есть основа познания всего, мира, в целом, в тебе, и тебя в целом, в мире.
        Для того, чтобы задаваться философским вопросом, нужно уже иметь опыт самопознания и самосознания, знания или узнавания Я и его отличия от не-Я и от других Я. Сознание узнает себя, сосредоточиваясь в Я, выделяясь из глубин бессознательной жизни испытанием, переживанием опыта. Точка зрения Я является опорой, кочкой, на которой человек держится, чтобы не утонуть в болоте бессознательной, подсознательной, неосмысленной, бессмысленной жизни. Она же, личная точка зрения, является не только точкой опоры сознания, но и становится местом толчка от почвы, для парения над жизнью, ее обозрения из надмирного царства идей в качестве сверхсознательного.
        - Следовательно, вы, Василий Иванович, являетесь философом жизни, как и Ницше? – спросил Иванова дотоле молчавший студент, который сидел в сторонке от прочих студентов.
        - Что ты, Марк. Меня волнует сам смысл, а не смысл жизни. В нем я пытаюсь найти место не только жизни, но и всему остальному, чтобы они оставили меня в покое существования по своей воле. Мне нужно существование, а не одна только беспокойная и суетливая жизнь, полная страдания от неисполнимых желаний. Это нужное мне существование я нахожу в смысле. Вот для чего я мыслю, думаю по преимуществу. Я мыслю вслух не только для вас, но и для себя, чтобы вступить в контакт в мысли с вами, с вашим сознанием, которое, узнав себя, ставит вопрос о смысле, обращаясь к моему сознанию. Зачем я думаю, зачем я знаю себя? Затем, чтобы узнать другие Я, мысленно, на словах, в чувствах и делах сообщиться с ними в смысле. Это можно делать, пока окно сознания открыто для контакта. Скоро оно закроется. Оно всегда закрывается, когда люди превращаются в цифровые машины желания, в автоматы, роботы добычи, производства, переработки, хранения и употребления информации в качестве капитала.  Для работы человека по машинным алгоритмам, калькуляции оцифрованной информации мысли излишни. В них в таком техническом расчете (постановке себя на конвейерный поток) нет никакого смысла.
        Для иллюстрации моей ментальной позиции расскажу такую притчу. Представьте, вы живете в доме по правилам, которые придумали вам управдомы или домкомы. Зачем они придумали вам эти правила? Чтобы сидеть у вас на шее, что положено делать тем, кого мало, с теми, кого много. Сидят они на вашей шее не по правилам, а по своей глупой, волчье воле. Но все же лучше вам жить по правилам, чем по глупой воле, потому что так, конечно, не поумнеешь, но и не поглупеешь больше того, чем глуп. Те же, кто живет по своей глупой, подчеркиваю, животной, а не человеческой, воле, другим именем которой является «животная хитрость», правил этих не соблюдает, предоставляя всем прочим их соблюдать. В результате управление домом становится само неуправляемым из-за возвращения управдомов в животное состояние. Привычка жить, как прежде, уже не срабатывает.
        В таком случае домочадцам взять бы и призадуматься, как жить самим, самостоятельно, без упрадомов. Но ума не хватает, ибо всех умных давно уже выселили по одиночке из дома неизвестно куда. Для укрепления управления управдомы, чтобы, вообще, больше не думать, но богато жить, как боги, взяли и придумали искусственный интеллект, чтобы уже за них, безвозвратно ослабевших умом, думали другие, как недавно они думали за домочадцев. Кто же будет думать? Умные? Но их уже нет в доме, их выселили из него, вследствие наличия ума. Все прочие домочадцы, которых большинство? Но они привыкли жить по правилам, которые не они придумали. При этом правила меняются сообразно соотношению сил между управдомами. Что остается делать? Создавать искусственный интеллект, который будет думать за управдомов и домочадцев. Но как могут те, кто отказался думать и жить хитро по своей глупой воле (хитрость есть компенсация отсутствия ума) или по правилам, создать искусственный интеллект, свой натуральный интеллект не развивая? Разумеется, никак. Впрочем, даже натурально умные не могут сотворить то, то умнее их. Иначе мы, как творение, были бы умнее бога, как творца. Но это абсурд, нонсенс, бессмыслица. Однако и этого не могут понять те, кто забыл о своем уме.
        Единственно, что могут домкомы и домочадцы, так это усилить свой интеллект искусственным симулятором такового, который будет не думать вместо них, а делать вид, что думает. Чему еще могут научить уравдомы, как не делать вид?! Такова природа так называемого «искусственного интеллекта» (AI) быть бездумной машиной. В итоге они добьются того, что каждое усиление их интеллекта будет оборачиваться его ослаблением. Это будет продолжаться до тех пор, пока дом жизни не превратится в сумасшедший дом или, в лучшем случае, в дом для людей с пониженным уровнем умственной полноценности. Безумна не машина, а ее создатель, вознамерившийся жить по ее рабочим алгоритмам.
        Суть или смысл этой сказки заключается в том, что человек может быть вполне только человеком, но никак не сверхчеловеком. У сверхчеловека, как в том анекдоте, есть свой сын. Так поэтому нам следует вести себя по-человечески, с умом и со смыслом, а не по-скотски и не по-зверски. Кстати, если человек пытается стать сверхчеловеком, то из него выходит не сверхчеловек, а бестия, безумное животное, которое пострашнее любого зверя, любого крокодила. Как сказал классик: «По улице ходила большая крокодила. Она, она зеленая была». Не встречали?
        - Неужели все так печально? – спросил его критический настроенный молодой человек.
        - Если бы печально, - бестолково, Кирилл.
        - Так вы, Василий Иванович, предлагаете жить не по правилам, а по понятиям? - не унимался Кирилл.
        - По понятиям живут урки, блатные. Так им кажется, потому что они принимают представления, картинки в голове, как малограмотные за мысли, а на самом деле слова, которые таким образом понимают, смотрят ими. Мыслящие живут по понятиям понятий или по идеям. Если нет своих мыслей, то живите, как живут умные, - по чужим мыслям, как по принципам или образцам (парадигмам). Кстати, эти малограмотные сейчас дорвались до власти. Как говорят: «Из грязи в князи».
        - Неужели все дело в образовании? – задался вопросом Марк.
        - Я говорил о грамоте, об умении читать, писать, считать, а не об образовании. Образование – дело серьезное только в том случае, если понимается не в смысле приобретения специальности, но в очеловечивании своей животной социальности, в человеческом образе мысли и жизни, что редко встретишь среди публики.
        - Почему?
        - Философски настроенный человек не задает таких глупых вопросов. Он понимает, какие вопросы можно задавать публично, а какие нет. В противном случае каждое твое слово будет использовано против тебя. Тогда какой толк в этом вопрошании публики? Лучше помолчать, как делал Будда.
        - Почему же вы сами не молчите? – спросила доцента блондинка с такими лепными формами, что ей позавидовала бы сама Венера Милосская.
        - Я молчу тогда, когда говорит само молчание, когда в нем есть хоть какой-то смысл. Такой смысл есть в том, чтобы промолчать, когда люди болтают о политике.
        - Так вам нравится молчать или вы молчите в том случае, если не можете не молчать? – спросил нашего «мыслителя» кто-то из студентов с задних рядов учебной аудитории, кого он не узнал.
        - Другими словами, вы спрашиваете меня о том, является ли мое молчание следствием произвольно субъективного предпочтения или оно имеет объективный характер внешнего причинения положения уже не дел, а вещей. Нечто похожее сложной, двусмысленной дискурсивной ситуации и выхода из нее в афазии мы находим в эмотивной или эмоциональной ситуации любви. Нам нравится лицо или тело, или и то, и другое, потому что оно или они прекрасны, или, напротив, оно или они прекрасны, потому что нам нравятся, симпатичны? В зависимости от того, что мы выбираем из предложенных альтернатив, мы осознаем, что мы любим кого-то, ее или его, как натурально прекрасное, физически данное или характерно привлекательное, душевно симпатичное.
        Иначе говоря, мы выбираем либо выражение, представление, либо выраженное или представленное. Нам нравится внешность, телосложение или мы очарованы выражением. Для нас важнее телесное или душевное. В любимой нравится тело, а любится душа. Поэтому женщина хочет понравиться. Но когда в ее искусно расставленные сети попадает желанный, подпадает под очарование ее натурального или приукрашенного, фальшивого тела, тогда для нее важно узнать, в полной ли он ее власти, как он к ней относится, признает ли он в ней не только прекрасное тело, но и интересную личность, милую, родную душу, с которой можно поговорить о самом важном.
        Тем не менее это все рано эротическое отношение, а не эстетическое, когда нам нравится предмет влечения, которым может быть не только объект, но и субъект, без постороннего интереса. Он настолько превосходит нас, что мы только восхищаемся им, без прикосновения. И не то, что к нему нельзя прикасаться, как неприкасаемому, а то, что к нему, в принципе, невозможно прикоснуться и иметь с ним дело, но можно только любоваться им, как возвышенным объектом или субъектом, существом иного мира.
        Так и молчание само по себе важно или является средством выражения того, что противоположно ему. Для меня важно молчание как таковое и как средство выражения не его, но иного. Молчание имеет как денотат, так и коннотат. Что оно означает? Это то же самое, что и медитация, сосредоточенность на одном. Но оно может говорить о многом. Оно заставляет говорить других, вынуждает их толковать, болтать о том, что оно означает. Я не могу не молчать, не размышлять. Но я не могу и не рассуждать, не беседовать с другими, по возможности с ними не споря. Но трудно