для стрел выращивали агротцы, казнь у новых хозяев этих мест была быстрее и при свете дня, и то лишь за серьёзные преступления. Но жизнь всё же намного лучше того падения с высокой скалы, так что праведность стала для мудреца новым и тщательно поддерживаемым укладом жизни. Тому же он успешно научил и пятерых своих детей, каждый из которых прожил больше него из-за отсутствия употребления обязательных для мудрецов Ярата хмельных и дурманящих настоев для медитаций. Ранней смертью мудрого человека сын Ганна был немало огорчён, особенно причиной этой смерти, что очень чётко подтвердило, что дурман несёт лишь смерть и не должен существовать.
Послесловие.
Полезная работа сама по себе удовольствие — сама по себе, а не благодаря выгодам, которые она сулит.
Ален.
Ранним утром сын Ганна, уже столетний старик, опиравшийся на посох, ныне старейший вождь, ставший таковым после смерти Крола от стрелы наказанного за отцеубийство единственного сына вождя, проснулся от холодного ветра и с грустью понял, что он уже слабеет от старости и скоро умрёт. Он с трудом обошёл по краю весь Гарн, названный в честь похода на Ярат новый город и скромную столицу народа Агрот, охранив его, таким образом, от греха, после чего пришёл и начал завтракать обычным мясным супом и зажаренной куропаткой. Ему попытались прислуживать, но он не терпел этого и приучал обходиться без слуг и всю новую знать, что получалось более-менее успешно. Он гневно отказывался от любых даров в драгоценностях и дурманящих настоях всех сортов, которые несли и несли все по поводу и без повода. Во всеуслышание он сказал, что его умаслит лишь умеренность и строительство школ, за учёбу в которых не деньгами и честью женщин берут плату, но лишь скромным и не тяжёлым трудом. Причём, когда он увидел, что при строительстве школы хороший камень продавали на сторону, строя, из чего придётся, он в гневе огрел мерзкого руководителя стройки посохом с обсидиановым сердечником и убил, таким образом, на месте. «Нельзя воровать, особенно со святого, со знания правды!» - во всеуслышание прокричал он, убив не понявших, что власть отныне и навеки у праведных, двоих охранников данного субъекта, не узнавших вождя и привычно посмевших убить его.
Отказался Бен Ганн почти от всех предложенных ему наложниц, взяв себе лишь одну обязательную вождю жену с пятью прислужницами, что было поначалу очень неохотно признаваемо, но потом привычно и на основании происходивших раньше аналогичных случаев списали на глубокую старость нового правителя. Собственно, вождём старик стал только в восемьдесят лет, и то после казни сына вождя за бесчестие и отцеубийство. За мудрость и верность, по закону и излишне пышно, Бен Ганна венчали на правление как доказавшего свою верность честным людям и лично самому Кролу сотни раз, когда вылечил его от почти что безумия ещё до похода на недостойный Ярат. Именно за это и стал согбенный старик его первым советником, не раз спасавшим вождю без малого жизнь.
Увы, было на свете то, о чём горевал бородатый книжник и не мог утешиться. Это была жажда бессмысленной войны да крови в душе людской. Не понимают разве они, что и они падут, как пали все убитые ими, ибо всегда от крови шла лишь кровь, а от жадности кровь лишь больше множится и рождается из новых и новых источников? Разве не достаточно ли, думал сын Ганна, быть верным народу своему и держать дом свой и страну свою в чистоте и умеренном для скромной жизни достатке? Более чем! Когда он заснул утром, он увидел прошлое, пятьдесят лет назад...
* * *
По полной гвалта и гогота городской улице, в конце которой начиналась пыльная пустыня, медленно шёл бородатый и согбенный старик неопределённых на вид лет в серой шляпе и с грубым серым посохом. Он тяжело вздыхал от жара и пыли, осматривая людей тяжёлым и обречённым взглядом тёмных глаз, седая борода качалась на ветру, а длинный посох ритмично ударялся о землю, всегда готовый в любой момент прийти на помощь своему хозяину. Сам хозяин бороды и посоха снова поправил серую шляпу и сшитое им самим из шатра пончо, которое всегда было чистым и без узоров, после чего забрёл в харчевню, чтобы передохнуть и набраться сил, посмотреть на людей. Всё прошло обычно и буднично, очень пьяный бугай-стражник с дубиной, который хотел не от большого ума обидеть странника, был привычно огрет по горбатой спине посохом и опрокинут вторым его ударом на ту самую спину досматривать хмельные сны, прочие почтительно расступились перед «ветхим» стариканом. Ему налили бурой и пенистой хмельной мерзости и подали мясо антилопы, которое тот с удовольствием уплёл за обе щеки, даже пряностей роскошных не дали, что только порадовало аскета, а хмельное он просто запустил в окно к разочарованию публики. Он разочаровался в публике не меньше, особенно после предложения ему не особо красивой тощей девушки всего за пять красных шариков. Денег-то у него было в десятки раз больше, но железная верность священному долгу, ради которого старик жил с самого детства, и явно наличествующая заразная болезнь заставила опытного путешественника отвергнуть подобные поползновения.
«Разве для этого живёт человек и всё, что есть на свете и за всеми его пределами? Разве тленные и кровавые развлечения в хмеле и дурмане есть жизнь? Разве для этого приходим мы в мир, для жалкого прожигания священной жизни или для строительства правильного мира по правде?» - прогремел в болотной тишине резкий и металлически звенящий голос старика, у которого едва слёзы не выступали от жалости к этим грешникам. «Вы прожигаете жизнь и истово рождаете лишь страдания себе и всем детям вашим! И дети, глядя на вас, впитывают весь этот омерзительный смрад греха, становясь во всём вам подобными. Разве страсть продаётся и покупается, а хмельные грёзы разве в силах дать силу для чистых дум? От крови вам идёт кровь, попомните эти слова, от крови рождается лишь кровь, судьбу не обмануть!» - яростно прозвенел он, пристально глядя неподвижным взором в глубину испуганных и жалких людских душ.
Довольный произведённым эффектом и вздогнув от омерзения при виде тщетной суеты, праведный человек широкими шагами побрёл дальше, сморщивши нос от отвращения и отпихнув посохом остолбеневшего прохожего с чашей хмельного в руке, и потом почистил своё пончо на ближайшем шершавом камне в пустыне за тем городом...
* * *
Вспомнив всё это, старик горько и безутешно зарыдал, тряся носом и длинной бородой, как и после того, как с горечью вспомнил, что частенько нечестивые хитрецы хотели для умасливания его духа строить роскошные крепости и откупались от него мирскими благами при походах Вестника Бездны, как его звали, на самих этих мерзавцев. Причём походы эти были всегда адекватным ответом на удары в спину от этих самых хитрецов, конечно же. Один такой замок, пошло роскошный и бесполезный, но построенный для откупа, старик в гневе приказал заложить тремя тоннами чёрной пудры и в присутствии привязанных к замковым башням тех самых хитрецов показательно взорвать, дабы роскошь не искушала честных людей и не оскверняла мир. Почему думают они, что хитрость и злоба дают силы, неужели не ясно, что от неё одни беды? Те самые северные люди, которые помогали уничтожать бежавших от заслуженной кары жителей Ярата, решили взять реванш и напасть на самого Бен Ганна, когда он шёл к ним нести мудрость и узнать участь своих пропавших в тех местах послов. За это были убиты все они, до единого человека. В сёлах северян были найдены чаши, сделанные из черепов самих послов Бен Ганна, так что кара была заслуженной.
Раскрыл Бен Ганн людям и суть всех традиций, для чего они нужны, и как отличить верное от искушений всяческих. Традиции нужны для придания силы телу и духу человека, всякий наказ и обычай, который обессиливает и мешает любым образом набираться силы и мудрости, то есть грех и немедля должен отвергнут быть, сколь древним, приятным или распространённым тот ни был. Так одолели обыкновение растить дурманящие листья для скота и сжигать супругов вместе на холме после гибели одного из них, устранили и убийство лишних детей с заменой этой дикости на питьё горького настоя из трав от зачатия. Для устрашения врагов изобрели деревянные барабаны и пустотелые столбы с неровными маленькими дырочками для поднятия оглушительного воя, грохота и леденящего свиста от ветра одновременно. Еле-еле сами воины Агрота не боялись этого искусственного голоса, но потом привыкали, а дети ещё долго видели кошмары про воющих чудищ. То же видели и взрослые враги народа Бен Ганна, что делало их лёгкой мишенью для боя. Стрелы с огнём использовались давно, но чёрное ядовитое масло из подземного колодца у скалистых гор давало боевому пламени гореть более долго и ярко. Не расставался старый праведник с посохом, что заменял ему любое копьё и клинок, которым он на глазах у всех вынужденно убил троих пытавшихся напасть на него лазутчиков из грешной земли на западе. Пока он не потерял способность передвигаться от старческой немощи за неполный день до своей смерти, Бен Ганн сам ходил по сёлам и смотрел, как живут люди. Не раз нёс смерть его тяжёлый на верхнем конце посох, не раз им он вытягивал из болот детей и отгонял хищников от спасавшегося на дереве человека, заслуженно ругая их на неосторожность. Как-то раз, увидев, что одна женщина нечестиво свалила отцовство своего сына на другого мужчину с большим достатком, чем у настоящего отца, он осерчал и огрел её посохом по спине в воспитательных целях, при всех объяснив ей неправедность подобных дел. Отец в конечном итоге воспитывал сына по правде, а сама женщина более не грешила. Подобным образом и так же праведно во всех отношениях себя вели и воспитанные лично им советники и помощники, правившие потом после него.
И вот, когда Бен Ганн уже позавтракал, он дописал огромную книгу, которую теперь читали во всех школах и на всех советах и перед всеми битвами. Она называлась «Ответы на нужные вопросы» и включала все приёмы боя и изготовления всех боевых и мирных вещей, методы исцеления от болезней и воздыханий, традиции и народные приметы для определения урожаев, непогоды и крепости скота, определения здоровья и силы детей и новорожденных, правила семейного и общего быта. О растениях и подвижных существах учила книга, научала счёту, письму и чтению, изготовлению красок для письма и ядов для сражений, материалов для быта и строительства. Эта книга читалась всеми народами мира сотни лет спустя после смерти самого Сына Ганна, в честь которого пятьдесят лет спустя переименовали и сам народ, долго остававшийся самым сильным в своих местах почти пятнадцать веков. Все говорили без иронии, зачиная детей на брачном ложе или просто на природе: "Пусть дети наши будут такими, как Бен Ганн!". Некоторые становились даже неистовее его в служении праведным делам, но великого старца, начавшего претворять правду в жизнь, чтили не меньше их и всегда сравнивали последующих с ним. У самого Бен Ганна
