пристойненько –
Исключительная благодать.
Нам судьба уготована странная:
Беспокоимся ночью и днем,
И друг друга грызем на собраниях,
Надрываемся, горло дерем.
Друг на друга мы все обижаемся,
Выдираемся все из заплат,
То за лучшую должность сражаемся,
То воюем за больший оклад.
- Коллеги, а не перегнули мы с ней палку? - включилась в разговор добродушная бабушка Мамошина: ей всегда всех жалко, только себя она не жалела. – Как-то Диночка наша побледнела немножко, и ручки у неё тряслись.
- А вот мне её нисколько не жалко, - зло высказалась Инна Валентиновна. – Достала уже своими гомосячьими бреднями. Сколько доносов эта сволочь на нас накропала в разные инстанции: ещё долго придётся отписываться. Вот скажите: почему обязательно нужно ненавидеть то, чего не понимаешь? Вот же стерва!
- К вашему сведению, Инна Валентиновна, слово «стерва» означает труп коровы. Мне тоже это чудо в перьях совсем не жалко, - отметил Безпалько. – Здорово Никодим Викторович придумал подшутить над ней. Ведь, что я заметил: эта стервозная дамочка совершенно не понимает, что такое юмор, ирония, сарказм. Нет, я о ней жалеть не стану, много чести. Надеюсь, она сама скоро покинет нас и продолжит морочить голову только своему Кузе. Иначе придётся ей вступать в местное общество некромантов в качестве жертвы, гы-гы.
- Мне было трудно сидеть смирно и не смеяться с вас, - призналась смешливая Ия Сафаровна, - особенно когда Алевтина Георгиевна рассказывала, как она красилась и мечтала лопатой кого-нибудь угробить. Я как представлю эту картину, смех разбирает, - Ия не выдержала и звонко засмеялась.
- Некроманты, топоры с бензопилами и съеденная Валька Ляшко, это вааааще, - вытирая слёзы от душившего её смеха, в свою очередь проговорила Инна Валентиновна. – Я, как вспомню Динкины глаза, так на ха-ха пробивает.
Инна сделала страшные глаза, вытянула руки и зловеще проговорила: «Кровищщща!».
Коллеги дружно рассмеялись.
- А не отметить ли нам, коллеги, локальную победу над силами зала в ресторанчике? – предложил весьма здравую идею Безпалько.
Никодим Викторович скривился, а Инна Валентиновна запротестовала:
- Семён Митрофанович, побойтесь Бога, нам ещё на этой неделе с Никодимом Викторовичем очередную комиссию почивать, а печёнки у нас не казённые.
- Знаете ли, коллеги, - предложил Никодим. – А давайте завалимся на чай к тётке Наташе, ну, это мамка нашей Верки Цапыгиной. Говорят, она освоила технологию изготовления новых пирожков. Вот мы и отведаем их, типа заценим продукт.
- Как-то неудобно, - начала сомневаться Мамошина. – Вечер уже поздний, а мы в гости. Здрасьте, вам!
- Заверяю вас, что тётка Наташа только рада будет нашему появлению. Ведь это я свёл её со своим знакомым частным предпринимателем из города. Устроил, так сказать её бизнес.
Действительно, все в посёлке знали, что дела тётки Наташи Цапыгиной с некоторых пор резко пошли в гору. Поговаривали, что она стала работать на городского предпринимателя, который специализировался на выпечке. Доморощенному кулинару никуда не надо далеко ходить на работу. Пирожки она делала в своём доме, а предприниматель только привозил исходные продукты и забирал готовые пирожки. Много народа специализируется на выпечке пирожков, с последующей их реализацией на обочине дороги. Но не у всех получается разбогатеть. Как-то так получилось, что именно цапыгинские пирожки приглянулись, как городскому населению, так и транзитным шоферюгам. Поселковое население, также испробовав пирожки тётки Наташи, в один голос признали их очень вкусными и полезными для организма. Универсальная, понимаешь, вещь: можно с ними чайком побаловаться, а можно и водочкой. Фруктовые для чая, мясные и картофельные для водочки. Многие хозяйки пытались повторить изготовление пирожков по-цапыгински, но, увы, почему-то такими вкусными их изделия не получались. Вроде бы тётка Наташа рецепт не скрывала, но её пирожки оказывались всегда чрезвычайно вкусными, а у других изделия выходили просто обычными пирожками.
Пока шли до дома Цапыгиных, женщины спорили, почему пирожки получаются вкусными именно у тётки Наташи. Здесь тайна и интрига.
- Да всё просто, - просветил их Никодим. – Тётка Наташа делает выпечку из самой лучшей муки и кладёт в пирожок очень много начинки. Не жадничает. Вот у неё они такие вкусные и получаются.
Женщины с сомнением качали головами: нет, здесь есть секрет. То, что секрет всё-таки имелся, впрочем, знал только один Никодим, но он не собирался о нём рассказывать – зачем разочаровывать женщин.
Наталья Цапыгина встретила небольшую толпу учителей с распростёртыми объятиями. Хозяйка по своей натуре женщина добрая и хлебосольная, к тому же она великолепно знала, кому ей надо говорить слова благодарности за то, что у неё стала налаживаться жизнь в плане появления в доме лишней копеечки. Все учителя немного стеснялись, все, кроме Никодима, который по-хозяйски ввалился в дом к тётке Наташи и громогласно заявил, что они, если хозяйка не возражает, готовы продегустировать новые пирожки, о которых по посёлку уже ходят легенды.
Хозяйка от таких комплиментов расцвела, как майская роза:
- Скажете тоже Никодим Викторович, - всплеснула руками польщённая хозяйка. – Пирожки, как пирожки, только сделаны с любовью и старанием. Верочка, кстати, мне тоже помогает, когда уроки не делает. Старается дочка.
Про уроки – это явная шпилька в адрес школы, что задаёте, дескать, много домашней работы, вот дитё бедное и пыхтит над вашими заданиями.
- Без труда не вытащишь медведя из берлоги, - блеснул эрудицией Безпалько.
Очевидно, что Семёну Митрофановичу хозяйка понравилась, и он стал распускать перед ней пёрышки. Это молодому Никодиму Наталья Цапыгина казалась пожилой тёткой, а для Безпалько она выглядела ещё молодой девушкой: за такой обаятельной и работящей молодкой можно и приударить.
Стол с самоваром Наталья накрыла в большой комнате. Собственно, больше и некуда усаживать дорогих гостей. На кухне каждый сантиметр площади отдан под производство пирожков, даже большая комната выглядела, как кондитерский цех, но место для гостей нашлось, как нашлось и чем их попотчевать. От души, как говориться. Никодиму Викторовичу всё самое лучшее.
У гостей не хватило слов от восторга. Охи, ахи, восторженные вздохи от угощений так и сыпались на голову хозяйке. Завидовали и Баширову: ведь учителя математики накормить норовило пол посёлка. Умеет ушлый парень в доверие втереться. Пирожки – это только начало дегустации изделий. Оказывается, правду народ говорил, что тётка Наталья освоила уже не только пирожки, а пироги и даже татарский чак-чак. Процесс производства протекал, чуть ли непрерывно, так много пирожков требовалось на реализацию. Все ингредиенты привозил городской предприниматель, он же и увозил готовую продукцию на реализацию. Соседи даже обижались, что им не достаётся фирменных пирожков: все вкусняшки уходят напрямик в город и на точки реализации у дороги. Приходилось умелой женщине готовить большее количество пирожков для соседей, но и это количество уходило моментально. Что-то слишком уж сильной притягательной силой стали обладать цапыгинские пирожки. Вскоре, оказалось, что силы хозяйки не безмерны: она физически неспособна готовить безумно большое количество пирожков.
- Это мне что, уже и спать не надо ложиться, - отбивалась она от заказчиков. – Сколько могу, столько и делаю: у меня главное качество.
Появились предложения от городских ресторанов перейти работать к ним, поступили даже предложения из области, но Цапыгина мудро отказалась от таких соблазнов. Кроме того, городской бизнесмен, на которого она работала, стал говорить, что думает в посёлке открыть маленькую кафешку и назвать её «Пончиковая». Основной контингент покупателей, как предполагал он - это школьники и местные, кто придёт в кафешку выпить чаю или кофе, а не пиво с водкой.
Никодим Викторович на такие перспективы только покивал головой, типа дело хорошее и стоящее. Он, кивая, не забывал класть в рот татарский чак-чак и запивать вкусняшку чайком. Чак-чак у хозяйки получался таким же замечательным, как и её пирожки. Этот продукт она уже расфасовала по невеликим коробочкам. В каждую коробочку обязательно укладывался листочек с напечатанной на нём притчей или историей. Никодим с любопытством взял один такой листочек и прочитал, что на нём написано. Ему досталось одно из наставлений Каюма Насыри: «О, сын мой, если заметишь ошибку в словах или делах кого-нибудь, не вздумай сказать об этом, ибо, даже признав твоё замечание справедливым, человек не простит тебе твоих слов. В этом я убедился на собственном опыте. Сколько раз я пытался делать людям замечания, столько же раз мне пришлось горько раскаиваться в этом». Собственно, что старик хотел – чтобы его благодарили за нытьё, ведь иначе как нытьё любое поучение людьми и воспринимается. Нет, говорить поучительно с людьми не надо, не всякий поймёт, скорее всего, сочтёт тебя занудой. Надо, наоборот, помочь людям любое глупое дело довести до абсурда, до злого хохота со всех сторон. Вот тогда недалёкий человек прочувствует деяния своих рук на собственной шкуре. Только так: только через боль и страдания хорошо доходит до людей, что они не правы. Так, что поучать – не наш метод. Наш метод, как мечтала Мамошина, лопатой по голове.
Вот только не все люди в посёлке и городе думали о пользе дела. У многих просто интеллекта не хватало приносить пользу, а у части народа всё остроено на понтах. Понты – наше всё. Увы, существовала целая толстая прослойка людей, которым хочется одного: легко и сладко жить. У такого народа понтов, как в океане воды, самомнения, как у Остапа Ибрагимовича Бендера. А амбиций, как у той птички, дерзавшей взлететь к Солнцу. Если есть амбиции, то не обязательно думать о ближнем, надо думать исключительно о себе любимом. Амбиции без таланта и смысла, наверное, самая опасная вещь в мире: они сгубили как множество дураков, так и умных людей. Может быть, правильно говорила школьная психологиня, что в любом локальном обществе существует закон «Двадцати процентов». Этот закон говорит о том, что в любом обществе 20 процентов особей приносит столько же пользы, сколько остальные восемьдесят процентов.
Впрочем, многие знать о таком законе не знали, да и плевать они хотели на все законы, как из психологии, так и из уголовного кодекса. Коля Кучерявый, житель окраины города Комаровска, давно просёк, что надо жить исключительно для себя, а уголовный кодекс писан для лохов, а не для таких умных и красивых пацанов, как он. Следуя этому незамысловатому принципу, Коля рано встал на путь криминала и обзавёлся кличкой Кучерявый и, к своим тридцати годам, поднялся на самый верх городского дна. Поднялся, как та мутная пена, что поднимается со дна, стоящей на огне кастрюли. Пену следует удалять и выбрасывать на помойку, но пока судьба Коляну благоволила, и он даже уверовал в свою безнаказанность так, что всё смелее
