Случилось то, что случилось и Мартьянов не жалеет. Более того, была со стороны попытка переманить на завод резинотехнических изделий, где возникла потребность в толковом технологе. Поблагодарил, но вежливо отказал, несмотря на то, что зарплату обещали на треть выше. Мудро решил, что от добра — добра не ищут, что лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе.
Не всем, пожалуй, нравилась некая индифферентность. Не могли понять, как можно гореть на работе десять и более часов, а общественную жизнь коллектива напрочь игнорировать? Осуждали и за аполитичность. В разговорах насчет поступков того или иного политика не участвовал, удерживая личное мнение при себе. Молчал и все. Почему? Только в разговорах с отцом признавался:
— На работе надо работать, а не чесать языками. Для этого есть свободное от работы время.
Владимир Игоревич держал сторону сына, ибо при власти коммунистов тоже держался подобной позиции. «Интересно, — удивлялся он, — как мог сын даже эту его привычку унаследовал?»
А вот так — унаследовал и точка. Пусть отвечают на сие генетики. Они, наверное, знают ответ.
На одном из производственных участков был невероятно шустрый активист Массальский Марк Иосифович, табельщик, у которого свободного времени было, очевидно, так много, что его можно было видеть повсюду, далеко за пределами собственного производственного участка.
Начальство так свыклось, что не обращало никакого внимания на то, что тот занят несвойственным для него занятием.
Массальский был всюду, в том числе на всех производственных совещаниях. И, конечно, выступал, спеша первым одобрить любые действия существующей власти.
Не заприметить бойкого оратора было нельзя. Народ хихикал над ним, а зря.
Игорь Владимирович помнит те годы, когда сей агитатор и пропагандист, нещадно бия себя в грудь, кричал, что он искренний и самый преданный ельцинист, что он стопудово разделяет либеральные идеи первого российского Президента, что всецело поддерживал, и всегда будет поддерживать курс на демократию.
Так он разглагольствовал. А теперь, когда прошло несколько лет и первый Президент сначала добровольно, отслужив два срока, удалился на покой, потом и покинул сей бренный мир, как и полагается действовать настоящему флюгеру, учуяв легкий ветерок перемен, стал выдавать прямо противоположные рулады.
Теперь Марк Иосифович публично стал обвинять, что именно Ельцин разрушил великую и могучую страну, хотя СССР развалился еще при советской власти, что национальные элиты побежали с тонущего корабля, что «преступный режим Ельцина» погряз в лихоимстве и коррупции, а его демократия обратилась в дерьмократию. И так далее, и тому подобное.
Недавно Массальский появился перед Мартьяновым. Игорь поморщился, но, набравшись терпения, выслушал активиста, который теперь числился уже в партии новой власти и активно вербовал сторонников.
Зашел Марк Иосифович издалека. Сначала довольно топорно польстил, на что Игорь не отреагировал. Потом сказал:
— Смотрю, Игорь, на тебя, — именно так, на «ты» и по имени, запанибрата, не иначе, как пуд соли вместе съели, из одного котелка армейские щи долгие годы хлебали, — и никак не могу понять, каких политических убеждений придерживаешься? — Последовала пауза. Агитатор ждал ответа, но, не дождавшись, ничуть не смутившись, продолжил. — Ты наш или нет? — Молчание. — Хочешь на обочине жизни отсидеться? Не дадим! Не получится! Россия — на уверенном марше к созиданию! Мы встали с колен и…
— Простите, — Игорь прервал ораторство подосланного агитатора, — а вы кто?
Массальский удивленно вскинул брови.
— Человек… Трудящийся одного с тобой трудового коллектива.
По лицу Мартьянова пробежала ехидная ухмылка.
— Похоже на правду, однако… Чье поручение выполняете? Кому служите, точнее, какому хозяину?
— Великой России! — выкрикнул он.
— Охотно бы поверил, если бы не ряд настораживающих обстоятельств. — Заметил инженер и неожиданно, взглянув на циферблат наручных часов, показывающих 15.20, спросил. — Почему вы, Марк Иосифович, сейчас не при исполнении должностных обязанностей?
— Не понимаю.
— Да всё вы понимаете, не сильтесь строить из себя идиота. У вас это плохо получается… Сейчас у добросовестного трудящегося время рабочее. Почему вы не на рабочем месте, а на производственном участке, к которому табельщик Массальский не имеет никакого отношения?
— Я общественник и выполняю поручение…
— Чьё?!
— Регионального исполкома нашей партии…
— Марк Иосифович, а вы знаете, что на предприятиях всякая политическая работа, в том числе агитация и пропаганда, законодательно запрещена?
— Я не этим занимаюсь.
— Чем же, если не секрет?
— Из числа честных тружеников подбираю сторонников партии…
— Можете не называть! Знаю.
— Откуда?
— Из песенок, которые вы попытались влить и в мои уши.
— Ничего еще не сказал… Не успел…
— Вполне достаточно. Для меня, например. Вы ищете сторонников среди тех, кто, как вы сами сказали, «встал с колен». Я же, в отличие от вас и вам подобных, коленопреклоненным никогда не был и не буду. Ошиблись адресочком. Сочувствую.
— А я тебе, в свою очередь, сочувствую.
— Становится интересно.
— Ты молод. У тебя все впереди. Ты, как я думал, достаточно умен и амбициозен, понимаешь, что дуть против ураганного ветра недальновидно.
— Это вы и вам подобные «ураганный ветер»? — Мартьянов усмехнулся. — Не смешите меня!
— Не до смеха… Дирекция имеет на тебя виды, считает перспективным инженером, с большим будущим. При поддержке нашей партии — карьерный рост обеспечен, а отказ вступить в наши ряды станет непреодолимой преградой.
Мартьянов рассмеялся.
— Напугали… Но не меня. Вот мой ответ: никогда!
— То есть?
— Вы меня никогда не увидите в своей партии!
— Ну и дурак! Фыркать на нас тебе никто не позволит.
— Поглядим.
— И глядеть нечего: начальник техотдела, наш сторонник, покидает пост. Пока в списке кандидатов на вакантное место первым был ты. Я это точно знаю. Теперь же твои шансы равны нулю. Ты сделал свой выбор и пенять не на кого. Прощай! Дураков не жнут и не сеют!
…Через полтора месяца Мартьянова ознакомили с приказом о назначении начальником техотдела производственного объединения «Уралхиммаш».
Не прошло и двух суток, как главный инженер предложил на место Мартьянова назначить инженером—технологом того самого Массальского. От такого кадра Мартьянов отказался.
Последовал вопрос:
— Но почему? Он имеет диплом инженера. Конечно, окончил не УПИ, как вы, Игорь Владимирович, а СИНХ …
Мартьянов позволил себе прервать главного инженера.
— Еще чего! В отделе нужны «пахари», но никак не политические болтуны.
Грубовато, но, что важнее, прозвучало честно. И главному инженеру, похоже, реакция легла на душу, хотя сам он не сторонился партии власти, по крайней мере, внешне неприязни не проявлял.
Массальский исчез навсегда с горизонта Игоря Владимировича. Куда? Не знает. Да и его, честно говоря, не интересует.
Можно предположить: партия своего боевого пропагандиста пристроила на другом предприятии; уж свои кадры, проверенные в бою, не принято кидать.
ИНЖЕНЕРНАЯ МЫСЛЬ НЕ СТОИТ НА МЕСТЕ
Статусности прибавилось, но это никак не сказалось на характере Мартьянова, на его взаимоотношениях с коллегами, на что все, конечно , тотчас же обратили внимание. И оценили, даже самые отчаянные скептики, которые считали, основываясь на личном опыте, что власть людей меняет и, к сожалению, далеко не в лучшую сторону. Будто черт из табакерки, выскакивает высокомерие или заносчивость, о которых еще вчера никто даже и не думал.
Те же неисправимые скептики хмыкали и, остужая оптимистов, говорили:
— Полгода — не срок. Посмотрим, что будет дальше. Если карьерист, то скоро сволочная натура проявит себя.
Другие, имея трезвый взгляд, напоминали:
— Начальник техотдела, да, власть, однако не та, чтобы опасаться… Над ним, о-го-го, сколько начальства и всё оно с гонором! Лишь абсолютная власть, до которой Мартьянову очень далеко и высоко, как до небес, опасна, потому, что лишь она развращает навсегда и абсолютно.
Третьи успокаивали:
— Начальник техотдел, фактически, всего-то кукла для битья. Не так, что ли? Вспомните прежнего начальника техотдела: его хлещут, а он сидит и молчит, лишь глазами хлопает.
Дискуссии были, особенно на первых порах, а потом, само собой, поутихли и подозрения в карьеризме Мартьянова растаяли, о них даже скептики перестали вспоминать.
А сам Мартьянов? Доходили ли до него слухи? Наверное, нет. Времени у него на это не было. Как прежде, так и сейчас воспринимал себя, главным образом, как инженера, как рядовую творческую личность, ничем не отличающуюся от тридцати двух других коллег. Правда, было все же одно отличие: если каждый из ребят отвечал лишь за себя, то Игорь Владимирович чувствовал ответственность за отдел в целом и за каждого персонально.
То, что Мартьянов блестящий инженер ни у кого не вызывало сомнений: с этого началась его профессиональная деятельность и она раз за разом подтверждалась. Искал и всегда находил, благодаря мозгам, оптимальное инженерное решение.
Но выявился перекос, который встревожил главного инженера. Недавнее достоинство сейчас воспринимается за недостаток, о чем, пригласив на разговор с глазу на глаз, откровенно сказал:
— Игорь Владимирович, — главный инженер, будучи старше по возрасту и по должности, как минимум, на три ступени карьерной лестницы, всегда обращался по имени и отчеству и непременно на «вы», — вы, что я заметил, привыкли первым бросаться на амбразуру, и это дирекции нравилось и всячески поощрялось, чего вы не можете отрицать. Но сейчас ваш статус другой: не забывайте, что вы возглавляете коллектив инженеров и, в первую очередь, обязаны этим коллективом ру-ко-во-дить. Иногда, согласен с вами, легче и быстрее самому что-то сделать, чем заставить проявить творчество, пошевелить мозгами подчиненного. Но это не должно превращаться в дурную практику. Помните: вы не один, у вас еще тридцать две творческих личности, каждая из них обязана соображать. Каждый раз, закрывая собой амбразуру, вы формируете иждивенческие настроения, зачем, мол, грузить собственные мозги, если за меня сделает это же начальник.
Небольшая лекция принесла молодому руководителю пользу. И перекос был устранен. Не сразу, конечно. Привычка — вторая натура. Бывало, сорвется с места, кинется решать проблему, однако, спохватившись, идет к ведущему конкретное направление инженеру-технологу и ставит перед ним задачу, определяет срок ее решения, а потом наблюдал.
Как-то заметил, что инженер старается, баклуши не бьет, но задачку не удается осилить.
Перед концом рабочей смены подошел, попросил задержаться. Когда все ушли, Мартьянов спросил:
— Не получается?
Виновато отведя в сторону глаза, вздохнув, кивнул:
— Бьюсь, но… никак.
—Так… А что, если сейчас же пройдем на место, на территорию производственного цикла и сообща подумаем?
И подумали. До девяти вечера что-то рисовали, потом, убедившись, что не совсем то, что нужно, рва проект и начинали все сначала.
Техническое решение было уже в
