Сахалинские каторжанки 1970-90

с собой брали Каргаполовых, Бургановых и их детей: Толика и Ирку. Ну и конечно же меня. А чего ходили? Да повеселиться, покупаться, мелкую рыбку половить, ухи похлебать, шашлыки пожарить. Но детям не до того! Толик берёт нас, двух девиц, в охапку и давай по лесу таскать. Бесцельно тягает, долго, а потом и говорит:
— Я сейщас вас тисом накормлю.
Ну тисом, так тисом, идём искать тис — всё не кислая клоповка! Тис — это кустарниковая сосна с мохнатыми иголками и красными сладкими желеобразными ягодками. А косточки у этих ягодок ядовиты. Если их наестся, то можно умереть. Толик предупреждает:
— Одна девочка ела ягоды вместе с косточками и через час умерла, так её прямо в тисовых зарослях и нашли.
Я и Ирка равнодушно жуём тисовые ягоды, выплевывая кости. Охота родительской ухи из кунджи да красноперки.
— Толик, пойдём к нашим, порыбачим.
Куда там! Этот пацан, как пёс, он пока своим носом весь остров не перероет, не успокоится. Тянет невест куда-то вглубь… А как он потом дорогу к родительской палатке находили? Да шут его знает, видимо по запаху. Как припремся вечером к костру, нажрёмся ушицы и скулим, что хотим домой и спать. А до дома то час-другой ходьбы всего лишь. Родичи махнут рукой и отдадут отпрыскам ключи:
— Валите, малышня, по хатам, отдохнуть спокойно не даёте!
А выспавшись на мягких кроватях, утром мы прибегали к своим дорогим походникам и всё начиналось сначала. Толик:
— Бабы, айда костянику искать!
— А почему не чернику? — вздыхаю я.
— А ещё волчья ягода есть, — вспоминает Ирка.
— Пробовали, фу, невкусная!
— А одна девочка наелась волчьей ягоды и умерла.
— Прямо под кустом.
— Говорят, костянику медведи любят.
— Медведи и детей любят.
— Вон в том году косолапый пацана задрал, а нас даже на похороны не пустили.
— Почему?
— Да вы что, не знаете? Там же только череп разжеванный был и ничего более.
— Фу!
Мы премся до медвежьей ягоды костяники, равнодушно жуем ее, хрустя на весь лес косточками и вспоминаем родительские шашлыки да зовущий треск костра. Ай люли, ай люли, Сахалин, чёрт побери!

Сельская библиотека

Во Мгачах три библиотеки: 1) центральная в Доме Культуры, 2) школьная и 3) близкая к моему дому — Восточная. Вот в неё то я и ходила. Там детский отдел, взрослый, научный и блатной «из-под полы». Моя мать была как раз блатная, то есть хорошая читательница, сдающая книги в срок. Поэтому она читала элитные журналы чуть ли ни самой первой: «Новь, Дружба народов, Новый мир, Иностранная литература, Роман-газета, Смена, Юность» и другие. Но ещё и кучу книг успевала перечитывать, чаще детективы. Сядет у печки, курит «Беломор» и читает...
Не, я детективы не любила. Я в школу пошла почти в восемь лет. А через год записалась в библиотеку и взяла свою первую книжку (в 4 листа) написанную аршинными буквами «Цыпленок» Корнея Чуковского. Библиотекарь так странно на меня посмотрела! Но я сделала вид, что всё в порядке и гордо отправилась читать. Зря она так странно на меня смотрела, я раньше срока перечитала весь детский отдел и попросилась во взрослый.
— Взрослый раздел можно читать только с четырнадцати лет, — холодно ответила тетенька библиотекарша.
Я насупилась:
— Ну хоть в научный то можно?
— В научный можно.
Но как же она ошиблась! В конце научного отдела гордо красовались тома всех классиков: наших и зарубежных. Я сделала вид, что разочарована и притворно вздохнула:
— Ну что ж, раз мне нельзя приключения, фантастику и детективы, буду читать то, что есть.
За пару лет и прочла. А потом я и за научную литературу принялась.

Чем меньше буковок, тем лучше

Буракова Инка — соседская девочка, на два года младше меня. Говорят, назвали её также модно, как и меня: глядя на меня. Захожу я как-то на её летнюю кухню, смотрю, лежит целый ворох детских библиотечных книг с большим синим штампом на обложках. Я цап их в руки и давай перебирать:
— Что-что Бурачишка наша читает?
А там восемь книжек и все стихи! Я то стихи читать не любила: да ну, занудство одно. Но тот, кто их любит — герой в моих глазах. Уважуха! Уже по-особенному смотрю на соседку и спрашиваю:
— Молодец, поэзию любишь?
— Да не, просто стишки читать быстрее, в них букв мало.

Мороженое и кусочек Разума

Раз в месяц к нам привозили мороженное из совхоза Тымовское (60 км от нас). В «Кулинарии» выстраивалась длинная очередь, которая начиналась на улице и заканчивалась внутри магазина. Покупатели держали в руках авоськи с трехлитровыми банками или маленькие бидончики, в которые продавщицы накладывали лакомство. Пломбир был удивительным, из натуральных необезжиренных сливок, а сливочное — из необезжиренного молока.
Помню, дело было зимой. Обе трехлитровые банки в нашей семье закончились быстро, и я подползла к уставшей матери:
— Мам, а почему во Мгачах не делают мороженое?
— Хм, ты видела на Рождественке поселковое стадо коров?
— Да, ну и что?
— Там три калеки пасутся, даже на ясли, детсады и школы молока не хватает. А тебе ещё и мороженое подавай!
Подслушивающему наш разговор отцу, видимо, стало жаль дочурку, он вышел с литровой кружкой на мороз, зачерпнул в неё хрустящего снега и вернулся в дом. Открыл банку сгущёнки, перемешал ее со снегом и сказал:
— На съешь, мороженое «Иван и Ка»!
Ну я и съела.
— Очень вкусно! Па, а что такое «Иван и Ка»?
— Как что, «Иван и кака».
— Тьфу на вас, самое светлое обгадите!
— Сегодня вечером это светлое коричневым из тебя выйдет.
Я снова насупилась и больше не ждала, когда привезут белую сладость в посёлок, а всё больше задумывалась о душе и теле:
— Неужели, когда я умру, моё тонкоматериальное тело тоже будет вынуждено искать тонкоматериальную еду и тонкоматериально испражняться? Нет, не хочу я такой жизни вечно! А нельзя стать после смерти просто Разумом и всё, а?
С тех пор родители очень тактично звали меня к столу:
— «Кусочек Разума и К», идите кушать!

Колбасный цех

Наш класс повезли на экскурсию в город Александровск-Сахалинский в колбасный цех, ну и ещё куда-то... не помню. В колбасном цехе жутко: железный амбар с котлами, наполненными фаршем; и жирные крысы, бегающие прямо по котлам. Я приехала домой в угнетенном состоянии:
— Нет, вы видели, там крысы аж пешком ходят!
— Видели, — сонно вздохнули родители, не отрываясь от экрана телевизора.
— Нет, ну эти твари ещё и в фарш прыгают, а потом их прямо с костями большая мясорубка перемалывает, и затем всё это в колбасу запихивают. Вот что мы жрём!
— Привыкай, дочь, к правде жизни, — зевнул отец.
Я не унималась:
— Ну зачем нас повезли на такое смотреть? Чтобы мы перестали есть колбасу?
— Ой и правда, — оживилась мать. — Вань, на сколько мы сэкономим семейный бюджет, если будем покупать колбасных изделий на одну треть меньше?
— Ни на сколько, — махнул рукой Иван Вавилович. — Инна Ивановна дожмёт бюджет сыром и молоком. Дочь, а вас в молочный цех не планируют отвезти?
— Не знаю, а чё?
— А то, там, говорят, кошек в котлах перемалывают!
В моей душе вспыхнула целая буря, но быстро погасла, я равнодушно опустилась на стул:
— Фиг вам, а не экономия! Перехожу на зеленый горошек мозговых сортов. И в день буду съедать не меньше трёх банок, так и знайте!

Вещизм семьи Зубковых

Мамка купила цветной телевизор «Рекорд» за 700 рублей. Вони со стороны отца было много! Он ещё от большого двухкамерного холодильника не отошёл, а тут на тебе, новая беда. Дело в том, что все крупные покупки совершала Валентина Николаевна, а Иван Вавилович с удовольствием их материл, и ни в шутку материл, а всерьёз, до покраснения кожных покровов лица и шеи, до брызганья слюной. Очень много нервов он забирал у матери своей пустой пеной. Новый диван год материл, каждое кресло по полгода, вот и на холодильник только-только нацелился, а тут бабац: телевизор! Ванятка даже осерчал, два предполагаемых года матов ему пришлось укладывать в один. И это было серьёзно, ведь жена не дала ему растянуть удовольствие, а поэтому виновата в двойном объёме. Но скажу по секрету, он когда каждую новую вещь обматерит вволю, то потом с таким удовольствием ею пользуется! На диване или на кресле развалится и храпит. Красота! Точно также вышло и с цветным телевизором, бедный папка аж в огороде стал меньше работать, дюже ему нравилось смотреть балет в красках и всё прочее.
— Лежишь, хрюкаешь от счастья, морда твоя рыжая! — бурчала на него жена.
Тот виновато хихикая, отшучивался, или накрывался газетой и делал вид, что спит, мол: даром мне не нужен твой телевизор.
Меня очень сильно расстраивали их ролевые игры! Зато теперь я где-то даже этим забавам и благодарна. Вот обматерите меня с ног до головы... И глазом не моргну! Мои тролли уже знают это.

Ледоход на море

В конце марта на море начался ледоход. Никогда не имела такой привычки — прыгать по льдинам. А тут весь шестой класс решил идти. Не отвертишься! Да и любопытно. Ну и поперлись мы всей толпой. Я в болоневом японском пальто на меховой подкладке, а многие даже в шубах. Пришли, смотрим, а там льдина на льдине аж вертикально стоят. Жуть! Но отважные скалолазы шагают на лёд и начинают прыгать. Первой ушла под воду Танька Жильцова, на ней была самая тяжелая шуба. Она тонет, но фотоаппарат в вытянутой руке держит: спасайте, мол, сперва его! Вытащили ее ребята. А пока фотик и Татьяну вытаскивали, под лёд ушла я. Бросились спасать и меня. Ну вот, спасли горе спасатели двух клух и... Не идти же зимой домой мокрыми. Мне аж четыре километра топать. Ну и внутри старой ржавой баржи мальчишки развели костёр. Мы с Танькой разделись, отогрелись, кое-как обсохли, и всем гуртом обратно почапали. Прихожу домой, а все мои родичи на работе. Я переоделась, высушила одежду, и никто из родственников не узнал, что их доченька в море чуть не утонула. А я на льдины больше не ходила. Ну их! Противные они.

Восьмое Марта

На 8 Марта Иван Вавилович просыпался и жарил картошку. Ну и всё, на этом его миссия заканчивалась, потому что притащить солёные огурцы да помидоры из подвала — дело нехитрое. Но миссия дочери была несколько иной — нарисовать или сделать аппликацию праздничной открытки. Из года в год сюжет повторялся: большая красная восьмёрка в обрамлении цветов, а ниже подпись «С 8 Марта, мамочка!» Создавался такой рисунок в детском саду на творческих занятиях, а потом и в школе на уроках рисования. Ой как я не любила из-за этого женский праздник!
А когда мне исполнилось 14 лет, я наконец-то освободилась от вырезания из бумаги восьмёрки с буквами и придумала другую безделку. Недавно мне подарили набор для выжигания по дереву, и вот я прячась в сарае, выжигаю для мамочки картину: берег моря, чайки, солнце и все дела. Стараюсь, кряхчу, вытираю языком сопли — дюже холодно в неотапливаемом сарае. В начале весны на севере острова — зима ещё лютая! Ко мне тихонечко подкрался отец и «Бух!» — напугал. Электровыжигатель падает из моих озябших рук прямо на картину и безобразно плавит то место, где должно быть небо.
— Папка, блин! — кричу я. — Вот что ты наделал! Что матери теперь дарить буду?
Иван-дурак понимает наконец всю тяжесть своего положения и морщит лоб от натуги.
«Не морщи, там мозгов всё равно нет!» — хочу промолвить я словами Валентины Николаевны, но насупилась, молчу, а затем фыркаю и рисую на этом месте силуэт корабля. Радуюсь: «Вроде бы неплохо