зале в полутьме. Восседал на троне с золотым драконом и внятно приказал:
– Вы должны немедленно вернуться в казармы, поднять армию, во главе её войти в столицу и взять под стражу госпожу Цыси!
И вручил Юань Шикаю золотую стрелу – символ неограниченной власти при исполнении императорских приказов. Генерал немедленно помчался во дворец Цыси, как обещал он вдовствующей тёте. Стрела в руке открывала все ворота.
Резиденция Цыси находилась на окраине Пекина. Редко какому счастливчику удавалось побывать в этом мраморном дворце. Белоснежное здание пряталось в зелени экзотических деревьев. К многочисленным озёрам и прудам вели садовые дорожки. На них никогда не было ни одного опавшего листочка – евнухи-садовники за чистоту здесь отвечали головой.
Юань Шикай подробно доложил Цыси о планах императора Гуансюя. Та генерала слушала внимательно, и лишь лицо её кривилось в злобной маске да глаза сверкали яростно. Ночью всю стражу во дворце гвардейцы заменили. А утром император был препровождён на остров под арест. Ближайшие его помощники и слуги по очереди лишились головы. Цыси наблюдала за казнью, попивая жасминовый чаёк.
Генерала позвала поближе подойти:
– В благодарность и на память! – шкатулку Юань Шикаю протянула.
Похоже, та была со смыслом, так как иероглифы на крышке извещали: «Обладателю сего будет дарована жизнь до самой смерти».
Намёк он понял и уехал из Пекина. Знал: понадобится – сразу позовут. Так и получилось, года не прошло.
«Боксёры» подняли восстание. Встали в стойку, начали грабить и жечь дома всех христиан и иностранцев. Пока речь шла об иноземцах, пустивших корни в Поднебесной, Цыси держала сторону восставших. Ей тоже не по нраву, что Америка всю прибыль от торговли опиумом себе готова заграбастать.
По всем провинциям Китая разослан был декрет Цыси:
– Никогда слово «мир» не прозвучит из уст правителей страны, ни на миг оно не поселится в их сердцах. Давайте отбросим всякую мысль об установлении мира, давайте не поддаваться на дипломатические уловки. Пусть каждый из нас приложит все усилия, чтобы защитить свой дом и могилы предков от грязных рук чужеземцев. Донесем эти слова до всех и каждого в наших владениях…
Страна заполыхала, и огонь уже к Пекину приближался. Генерал Юань Шикай был призван ко двору. Цыси бежать решила в горы, напоследок приказав ему:
– По христианским храмам бить из пушек! Никого из иноверцев не щадить, хоть сотни тысяч их погибнут! Армейским командирам награду обещаю за каждого убитого врага…
Была она совсем не в императорской одежде, рядом с ней стоял прощёный Гуансюй, тоже в рубище – как будто мать и сын, торговцы на базаре. Под звуки непрерывной канонады двор покидал Запретный город. Ещё не полностью он вышел за ворота, как от Цыси прислали новую записку:
– Генерал, от твоих пушек разболелась голова моя. Прекрати немедленно стрельбу!
«О, женщины! Изменчивость – вот как вас зовут! – пробормотал Юань Шикай. – Но это тоже может быть полезным…»
И низкорослый генерал повёл свою армию подальше от военных действий. Чем спас немало жизней, в том числе свою.
После разгона восставших «боксёров» императрица возвратилась в мраморный дворец. И снова были казни неугодных, и снова генералу повезло: Юань Шикай назначен был наместником одной богатой провинции. В отличие от прочих губернаторов он подчинялся непосредственно Цыси. Старался попадаться на глаза как можно реже, и это тоже продлевало ему жизнь.
Так было до 1908 года. Цыси уже звалась Большая Будда. Вдовствуя почти полвека, она привыкла править «из-под занавески». Конфликт интересов с Гуансюем давно был налицо. Тот всё реформы затевал, а тётя ходу не давала. Да ещё прослышала – а может, донесли – что племянник-император хочет её свергнуть. Арестовать, а может, и убить. Она опередить его решила. А как? Юань Шикая позвала, и тот придумал схему. Росточком хоть не вышел, но головаст…
Стол был полон яств. Но вино вдруг показалось Гуансюю зело невкусным:
– Я будто съел гнилую грушу…
Его поспешно в спальню отнесли, где через час он отдал богу душу.
Чтоб подозрение не пало на него, Юань Шикай уехал ночевать в казармы. Но ближе к вечеру другого дня новоявленная Будда вновь позвала в покои генерала.
Он к ней явился при часах. Ушёл довольный сделанной работой, в кармане кителя сжимая старую шкатулку с надписью «Обладателю сего будет дарована жизнь до самой смерти».
За двое суток двух императоров шкатулка помогла Юань Шикаю пережить. Он был здесь, но вчера, он приходил к обеду, а сегодня вроде как и не был. Теперь скорее в тень – сей отработанный манёвр сулит победу.
Он далеко был от Пекина, когда Запретный город наблюдал за долгой церемонией восшествия Пу И на императорский престол. Трёхлетний император тогда испортил торжество. Он бился и кричал, как оглашенный: «Не хочу я здесь! Хочу домой!» Чиновники продолжали отбивать поклоны, а отец Пу И, не выдержав, сказал: «Всё скоро кончится, не плачь!» Так и случилось. Всего через три года император формально отречётся от престола. Придворные не сомневались: дурной знак и тогда пророческим казался.
…Генерал – он и в Китае генерал, а наместников в отставке не бывает. Никто не скажет, что Юань Шикай бездельничал три года. Нет, за эту тыщу дней, что в свете не мелькал, он занимался армией, навёл везде порядок. Он при деле, а регенты в Пекине пусть попробуют спасти династию от краха.
В 1911 году юг страны вдруг отказался подчиняться императору. Началась Синьхайская революция. В руках восставших оказались несколько провинций. Что делать? От пятилетнего императора Пу И примчалась делегация к Юань Шикаю.
Поначалу делегаты пытались не просить, а требовать. Но малорослый генерал не стал их слушать. Чем больше они пыжились, тем строже выдвигал условия. Ведь с каждым днём всё очевидней становилось, что – никто, кроме него. Условия его были просты: он берёт на себя командование всей армией и флотом (как обещал когда-то покойный император Гуансюй), он гасит беспорядки, а потом – формирует новое правительство в стране. На императора никто не посягает, но отныне монархия становится конституционной, и власть придётся с выборным парламентом делить.
Не тот случай, чтобы препираться: огонь восстания всё ближе и мощней. Вот-вот Запретный город запылает. Условия приняты, и вскоре во дворце армейские и флотские чины принимали новую присягу – на верность императору Пу И и генералиссимусу Юань Шикаю.
Наверное, такое двоевластие могло существовать довольно долго. Но события стали разворачиваться так быстро и азартно, что никто не понимал, в какой стране проснётся завтра. Никто – кроме Юань Шикая. Он твёрдо знал, чего добиться хочет, и медленно, но верно шёл вперёд. В ноябре 1911-го он уже премьер-министр. Но тут в борьбе за власть сменился лидер. В декабре после многих лет изгнания возвратился в страну Сунь Ятсен – главный идеолог революционного движения и основатель партии Гоминдан. А дальше – понеслось…
Юг страны избрал в парламентскую ассамблею сплошь членов этой партии. Их оказалось большинство, они объявили в Китае республику, назвав столицею Нанкин, а основатель Гоминдана с 1 января 1912 года стал от юга и.о. президентом.
По китайскому календарю Новый год пришёлся на 18 февраля. До праздника Юань Шикай сумел не только конкурента обогнать, но и практически бескровно свершить переворот.
Седьмого февраля он вдруг приехал во дворец – поздравить императора Пу И с днём рождения. По такому случаю в Запретном городе царило оживленье.
– Меня одели в праздничный халат с драконами, – вспоминал полвека спустя в своих мемуарах Пу И. – Повесили на шею жемчуга и посадили на подушки трона. Сказали, что нужно сидеть молча, говорить мне не придётся. И я послушно наблюдал вокруг…
С двух сторон окружая трон Пу И, шеренгами стояли свита и флигель-адъютанты с мечами наголо. А рядом с именинником – императрица Лун Юй, регент, вдова покойного Гуансюя, родная тётя шестилетнего императора.
Собственно, она и только лишь она нужна была Юань Шикаю, совсем не мальчик-император. После всех традиционных ритуалов и поклонов низких генералиссимус и Лун Юй прошли в её покои.
Никто не знает, о чём велась беседа. Но, думается, вряд ли восхищался он умом и красотой совсем не старой женщины. Скорее, просто показал в окно, что не с пустыми руками прибыл во дворец. И убедившись, что весь город окружён войсками, она мгновенно поняла, что диктатор – от слова диктовать.
И написала красной тушью всё то, что он продиктовал. И отдала ему бесценную бумагу, где добровольно от имени племянника Пу И признала отреченье от престола. Спросила лишь:
– А как же я?
Он что-то ей сказал и, не прощаясь, вышел. Тогда Лун Юй и поняла, что подписала смертный приговор.
Через четыре дня Юань Шихай обнародовал эдикт об отречении императорского двора, правившего в Поднебесной более двух с половиной веков. Малолетнему императору Пу И ушло официальное письмо:
«Президент Китайской республики имеет честь сообщить Его величеству, что в соответствии с высочайшим указом вдовствующей императрицы великой Цинской династии Лун Юй в стране учреждена республика и создана конституция. Мне, Юань Шикаю, было приказано сформировать временное правительство республики и объединить все земли в единую страну. После тяжелых испытаний ныне в стране воцарилось спокойствие, беспорядки прекращены, и я был официально избран президентом. Государственная власть стала единой, и она уже признана всеми странами…
Приношу благодарность вдовствующей императрице великой Цинской династии Лун Юй и великому императору за благосклонное внимание… Правительство будет руководить народом, установит порядок, чтобы укрепить республику, сплотить национальное единство страны и утешить душу покойной императрицы Лун Юй.
Имею честь пожелать вам счастья!
Президент Китайской республики Юань Шикай».
…Интересно, что в этом документе о вдовствующей императрице Лун Юй говорится в прошедшем времени. Видимо, диктатор был уверен, что та всё поняла и согласилась сделать, как он ей приказал. Она, похоже, не могла решиться – и всё надеялась на что-то. Она жила ещё неделю. Умерла бездетной. Сама? А может, кто помог? Какой-то кавалергард, к ней посланный? Не зря же говорится, что у вдов-императриц и кавалергардов век недолог. Да кто их разберёт! Важней, что двоевластие не кончилось, и что Китай по-прежнему трясёт.
Долго длилось противостояние, шла жестокая борьба за власть. Правда, жестокой она была с одной лишь стороны. Юань Шикай пугал Сунь Ятсена гражданской войной, давил на знаменосца революции так сильно, что под угрозами от своего поста тот отказался. В чью пользу? Вопрос, конечно, риторический.
И в Поднебесной начался период «юаньшикаевской реакции». Доктор Сунь Ятсен объявляется государственным преступником. А что такое государство? Это победитель понимал как аппарат насилья своего. Так что целый год казнил направо и налево всех правых уклонистов и неправых.
Настоящая охота шла за Сунь Ятсеном, ему пришлось опять скрываться за границей. Его сторонников по Гоминдану новый президент лишил неприкосновенности и жизни, а в 1914 году распустил вообще парламент.
