Свет двух миров

простой завтрак, сравнимый, разве что, с простейшими бутербродами, то моя любовь сдулась.
Но сегодня в холодильнике не было ни сыра, ни уж тем более колбасы, была лишь начатая упаковка яиц, пришлось выкручиваться. Но я не капризная – быстро обжарила, присыпала какими-то приправами для вкуса, поела, и заспешила.
Агнешка не появлялась.
–Чем займёшься? – без особой надежды крикнула я в пустоту квартиры, не зная точно, где сейчас Агнешка. Но ей не нужен сон, так что – она слышит.
Отозвалась. Снизошла привычным сгустком серо-белого цвета, проявилась, ответила скучным голосом:
–Телевизор буду смотреть.
–Громко не включай, – попросила я. был у нас с ней уже прецедент. Она тогда включила из вредности на полную мощность, мне соседи жаловались. Я возвращалась с работы, а они уже меня ждали с крайним возмущением. Я солгала, что испортился, видимо, пульт или телевизор, долго и нелепо извинялась, и вроде бы заслужила прощение, но соседи косились на меня с подозрением и по сей день.
–Ага, – согласилась Агнешка, – не буду.
–Ну не скучай.
Поворот ключа в замке, два шага до лестничной клетки, три шага по ней, десять ступенек вниз по лестнице, противный писк домофона, три ступеньки от подъезда…улица.
Утро холодное. Днём будет не так погано, но сейчас, когда ещё темно, сыро и по-особенному ветрено, как не поёжиться?
Но некогда себя жалеть. Ну, вперёд. Благо, недалеко, можно сэкономить на автобусе. Конечно, кажется, что это копейки, но путь туда-обратно, помноженный на пять дней в неделю, около двадцати дней в месяц – и вот уже небольшая, но сумма. А жизнь продлевается движением – ведь так?
Холодно, приходится идти быстро.
–Пропуск…– лениво процедил охранник. Наша кафедра держится секретностью, но штабуем мы в людном месте – в одном из местных институтов, прикрываясь кафедрой контроля экологических загрязнений. Кто и когда нас выдумал, уж не знаю, но мы такие, и так скрываемся на сегодняшний день.
–Да, сейчас, – пропуск чуть-чуть помят, но это ничего, я протянула его охраннику, но он даже не взглянул:
–Проходите.
Вот так. ему нет дела до меня и других,  а мне  нет дела до него. При желании я могла бы прочесть имя на его бейдже, лицо-то мне его уже давно знакомо, но я не читаю, не запоминаю. Он не смотрит в мой пропуск, так почему я должна помнить его имя?
Коридор, ещё коридор – уж если штабовать, то так, чтобы никто лишний к нам не проник! Вот и держимся в другом корпусе, в самом далёком уголке.
У нас один большой кабинет на всех. Вообще-то, нашему начальнику – Владимиру Николаевичу полагается сидеть в отдельном кабинетике, но мы там давно держим архивные подшивки газет и журналов, а ещё всё то, что начало, наконец, вываливаться из шкафа.
Он – как начальник – вообще находка. Если надо идти – легко отпустит, не повышает голоса, не кричит, и всегда пытается разбавить наше общество какой-нибудь историей. Мы его не боимся, а его чудачества (от возраста, наверное, идущие), воспринимаем с шутовством.
–Доброе утро! – я весело поздоровалась с ним. Владимир Николаевич с достоинством свернул газету, в которую углубился, взглянул на меня, сказал:
–Доброе утро, – после чего оторвал кусок своей же газеты и скатал из неё шарик.
Так он делал каждое утро. Я уже не удивлялась. Да и никто. Мы даже внимания не обращали, ну, разве что – Гайя…
Из всей нашей относительно тихой и дружной кафедры её я не понимала. Она держалась всегда в стороне, особняком. Всё, что я о ней знаю, так это то, что она сама себя назвала Гайей и то, что она приходит раньше всех.
Я не стала здороваться с ней персонально, а она не подняла головы от своей книги. Так у нас каждое утро. Она даже с Владимиром Николаевичем не здоровается, не то что со мной, да и вообще голос подаёт редко. Сидит себе за столом, или пишет что-то, или читает, голова низко опущена к столешнице – может, у неё плохое зрение? Не знаю. Очков она не носит, но я начинаю так думать, потому что почти всегда одна картина – Гайя склонилась над столом, копна тяжёлых чёрных волос скрывает её лицо.
–Доброго утра! – я не успела начать разговор о вчерашней встрече со странной женщиной, и про звонок Филиппа, а в дверь уже вломился следующий. Альцер – сотрудник из Берлина, приехал для обмена опытом. О своём родном институте исследования паранормального рассказывает свободно, видимо, в Берлине это рядовая практика, и там относятся свободнее к выделению средств из бюджета на странные исследования.
Но одного у него не отнять – вечного позитива. В любую погоду он входит с улыбкой, входит бодро.
–Доброе, – Владимир Николаевич кивнул, оторвал ещё одну полоску от своей газеты, скатал новый шарик.
–Как дела, Софа? – спросил Альцер. Он неплохой человек, но как и все мы – он знает, что с Гайей разговаривать бесполезно.
–Сейчас, все уж пусть придут…– я уже поняла, что рассказывать придётся всем, либо по несколько раз – по одному на каждого прибывшего, либо дождаться общего сбора.
Альцер взглянул на меня с усмешкой. Чего он там себе вообразил?
Но спрашивать не стал, сел за свой стол, стряхнул видимую только ему пылинку и включил компьютер.
Долго ждать остальных не пришлось. Через пару минут появился Павел – дружелюбный человек, по которому нельзя с виду сказать об этом. Он грозный и жуткий, высокий, могучий – ну просто богатырь из сказки! Но пообщаешься с ним и поймёшь: добрее человека едва ли можно найти. У нас он основная сила, не в смысле что с привидениями дерётся, а шкафы двигает, бутыли в кулерах меняет, технику туда-сюда таскает, вдобавок – он водитель нашего старенького служебного микроавтобуса.
Следом за ним вошёл и Зельман. И без того худой, нескладный, на фоне недавно вошедшего Павла он казался ещё худее и болезненнее. По нему сложно было сказать, сколько ему лет: не то тридцать, не то к пятидесяти. Нечитаемый, с тоскливым взглядом, он производил впечатление ипохондрика, однако, это всё было обманное впечатление.
Последней, ровно в половине девятого. Вбежала Майя. Как всегда задыхаясь от быстрого бега, как всегда кокетливая, она наспех со всеми поздоровалась, виновато захлопала глазами:
–Не виновата я! транспорт не шёл.
И я, и все знали, что Майя живёт в двух остановках от работы. Но она всегда опаздывала, просыпала, наводила укладку, передумав о вечером составленном наряде на работу, спешно гладила и готовила новый образ. Кокетка, насмешница, моя ровесница, непонятная мне едва ли не также, как и Гайя.
Владимир Николаевич убрал газету, оглядел нас, улыбнулся: он нами очень гордился. Пусть и поводом особенных к гордости не было, но он считал с поразительной искренностью, что только мы сторожим покой мирных граждан от того, против чего бессильны армии и полиции. И даром, что на сто восемнадцать сигналов о потустороннем всерьёз оправдывался только один, ну в лучшем случае –два, он всё равно был горд.
–Ну что там у тебя, Софа? – спросил Альцер громко, чтобы слышали все. – Ты что-то хотела рассказать?
Действительно… все собрались, тянуть нельзя, и я рассказала про встречу с женщиной, что меня преследовала и про звонок от Филиппа.
Гайя не подняла даже головы, но явно слышала. Мне даже показалось, что она отложила карандаш, чтобы слушать внимательнее, а может только показалось – я не вглядывалась в неё. Владимир Николаевич только качал головой, когда я закончила, воскликнул:
–Паршивец! Мало того, что он ушёл от нас…
Это было его личной драмой. Уход Филиппа в индивидуальные исследования он принимал как предательство.
–Может, надо было с ней поехать? – предположил Павел, – там, на месте…
–Инструкция, – перебил Альцер.
Я только кивнула. Да-да, инструкция, и только она меня остановила. Не мороз, не зима, не нежелание таскаться по всему этому с незнакомкой, которая запросто может оказаться психопаткой, нет, что вы! Только соблюдение инструкции.
–Ну если ей надо, то пусть звонит, – рассудил Зельман с несходящей тоской в глазах, –а если не надо, то пусть успокоится. Но вот Филипп…
Зельман выразительно закатил тоскливые свои глаза, показывая как он разочарован.
–Паршивец! – с готовностью повторил своё Владимир Николаевич, – мало того что ушёл…
Обсуждение не стоило и ломаной монетки, мирно потёк будний день. Владимир Николаевич ткнулся в новую газету, чего он там читал не знаю, может и вовсе спал – подозрительно долго не шелестели страницы; Майя украдкой достала помаду, принялась красить губы; Гайя вернулась в привычный вид, то есть уткнулась в видимые только ей бумаги; Зельман пополз к кулеру, чтоб сделать кофе; я открыла почту; Павел полез в один из шкафов, заваленный всякими старыми камерами, прибираться; Альцер открыл новостные сводки.
Типичное утро, типичный будний день!
–«Разумно движущееся облако снято на видео в Пенсильвании», – Альцер принялся вслух читать новости. Мы обитали не только в главных информационных каналах, но обшаривали и мелкие форумы, и разные блоги, и соцсети, и тематические паблики и группы о встречах со сверхъестественным…всё это было бурным потоком фантазии, алкогольного или наркотического бреда, галлюцинаций, плохим знанием физики в абсолютном большинстве, но иногда попадалось и что-то интересное.
–И что в нём разумного? – не удержался Павел, ради такого случая отвлекаясь от старой фототехники.
–Оно двигалось целенаправленно и быстро, имело  странную форму. Кто-то говорит, что на видео можно разглядеть даже белые пузырьки…– Альцер прочёл новость, оглядел нас.
–Выбросы! – махнула рукой Майя, – или с пенной вечеринки принесло.
–Пенсильвания – это где? – спросила я, – нет, я понимаю, что где-то в Америке…
–Кажется, это недалеко от Канады, – заметил Зельман, меланхолично помешивая кофе. – Можем направить запрос им о том, что готовы оказать помощь…
–Ну не им, а кто там над ними, – поправил Альцер, оставляя вкладку про облако открытой и читая дальше. –« Чёрный НЛО пролетел над проводами в Канаде и вырубил электричество…»
Замолчали. Шутить не хотелось. Новости шли подряд, и, наверное, не только мне показалось что-то связное в них.
–Владимир Николаевич, – позвал Зельман, – может, правда, того…письмо им направить?
–Не им, а тому, кто уполномочен решать такие вопросы на их территории! – не остался в стороне Альцер.
Владимир Николаевич отложил газету. Он всё, конечно, внимательно слушал, но с решением не торопился. Ещё минуту он раздумывал, затем вынес решение:
–Я посоветуюсь с министерством.
Секретность прекрасна. Вопросы, которые решались бы неделями и месяцами, решаются у нас за двадцать четыре-сорок восемь часов. Вот только вопросов у нас таких мало.
–Альцер, материал, – распорядился Владимир Николаевич и Альцер пустил всё на  печать.
Загудел принтер, выдавая весёленькие рисунки какого-то непонятного объекта над проводами. Владимир Николаевич поднялся с места, взял их, сложил в папочку. В министерство он ездил раз в неделю, по пятницам, с кем-то там общался – с кем, мы не знали. И только если происходило что-то из ряда вон выходящее, он ехал немедленно, в тот же день. А больше всего мечтал о дне, когда произойдёт что-то такое, после чего ему даже ехать не надо будет, а достаточно будет позвонить по шифрованному номеру…
Пока такого не происходило.
–«Курица с четырьмя ногами