Исповедь перед Концом Света. 1973. Фрейд. Я - гений? Оломна 2. Достоевский. Кафка. Ницше. Библия. Бог. Моё Обращение

Исповедь перед Концом Света

1973

Фрейд. Я — гений? Оломна 2. Достоевский. Кафка. Ницше. Библия. Бог. Моё Обращение


3-я инициация. Таинство перехода

Это год — требующий для меня особого перепросмотра…

Писать про мой 1973-й, такой обломный и переломный для меня год — очень трудно: его мне, всякий раз, надо переживать и переосмысливать заново, и очень основательно…

Очень и очень многое необходимо вспоминать и переживать — заново, спустя уже много десятков лет… Спустя уже 50 лет — и больше…

Очень многое, и очень не простое…

Ведь 21 год — это возраст 3-й инициации (после 7 и 14 лет), и возраст совершеннолетия во многих культурах. И когда об этой твоей инициации, при любых обстоятельствах — заботится сама Природа, сама Вселенная…

Только не ленись — её внимательно слушать и чутко и не предвзято внимать всем её урокам, даже самым тяжёлым и самым трудным…

А задача Природы, Вселенной — раскрыть в тебе, как и во всём, Родовое Начало — начало, в равной степени — теогоническое, антропогоническое и космогоническое, когда в тебе раскрываются, в равной степени — Бог, Человек и Космос, что суть Одно…

Лишь той осенью — мне исполнилось полных 22 года…

И мысль о существовании Бога — Единого Вселенского Бога — прогремела в моём мозгу, и потрясла всего меня, ещё тогда, когда мне был 21 год…

И я уже, кажется, не раз писал о том, что если в самом начале 1973-го года — я ещё был убеждённейшим атеистом и материалистом, почти ортодоксального марксистско-ленинского толка, то в самый последний день этого года — я уже был мистиком, теистом, идеалистом и глубоко уверовавшим в Бога человеком…

Революция произошла не только в моём мировосприятии, не только в моём мировоззрении. Революция — произошла во мне самом. Настоящая — Революция Духа, о которой писали и Достоевский, и Бердяев, и Мережковский, и все русские философы «веховцы» и близкие к ним…

Хотя, конечно, это была и какая-то генетическая перетряска, которую я пережил совершенно физически…

И из революционера-социалиста — я превратился в религиозного реформатора, монаха-аскета и проповедника…

И если 1-м — у нас, как правило, положена тюрьма, то 2-м — сумасшедший дом…

…

Как шла моя мысль тогда:

От бихевиоризма — к фрейдизму
От психологии — к философии
От материализма — к идеализму
От атеизма — к теизму
От теизма — к синтеизму и метатеизму, к Единой Религии, религии Вечного Евангелия, которая должна органически объединить и все религии, и всё человечество…

Идея космического мессианизма и мессианского космизма (которая суть абсолютный Антропный Принцип) — тоже, по сути, зародилась ещё тогда. И это тоже — Одна Идея, Абсолютная Идея, которая суть София…

И как мне в тот год помогла — вся советская и мировая фантастика!..

И какие фантастические силы во мне к тому году уже созрели!..


Мой рассказ «Три дня на Пилате»

Я уже не мог не писать… Как не могу это, по сути, и сейчас…

Где-то в 1-ой половине 1973-го года я написал свой первый фантастический рассказ «Три дня на Пилате», где уже была обозначена тема бессмертия. И это было для меня формальным началом всего моего литературного творчества, не считая моих детских опытов, которые я, спустя много лет, тоже считаю очень значимыми; и я пытаюсь кое-что восстановить, или точнее — практически, написать многое заново…

Мой Дан стал и героем моего следующего рассказа «Ксанта, царица Ксанты». Мною была задуманы целая серия рассказов с участием Дана…

Пилат — это холодная необитаемая планета, похожая на Плутон по самому названию. И непосредственно «Пилат» — это было взято под прямым влиянием образа Понтия Пилата из «Мастера и Маргариты» Булгакова (это для меня тоже 1973 год), и особенно самых заключительных сцен, где страдающий Пилат обретает свой космический покой…

Я принёс рукопись своего рассказа в Дом политкаторжан…

Маша Марина перепечатал мне его в нескольких экземплярах…

Мария Васильевна прочла его — и сказала, что, в принципе, его, отредактировав, и убрав «излишний идеализм», могли бы у нас где-нибудь напечатать, в каком-нибудь из журналов…

Однако, распространялся этот мой рассказ только в тогдашнем «самиздате». У меня от него ничего не уцелело — ни черновиков, ни последней рукописи, и ни одного из машинописных экземпляров… В архивах КГБ он точно должен был быть — но архивы КГБ/ФСБ, как известно, чистились с тех пор неоднократно… Ведь 50 с лишним лет прошло!..

Помню, мой рассказ очень понравился тогда Игорю Пасечнику, Оле Обуховской, и в нашем отделе — Наташе Роговой и Валере Сажину, позже — и многим другим людям…

В 2023-м году я задумал его «просто пересказать» (как и другие свои «не написанные книги»), в рамках более широкого по замыслу текста; и мой пересказ — опять превратился в переписывание этой вещи совершенно заново, и с массой всё более растущих новых подробностей, которые, в принципе, можно множить до бесконечности…

И когда-нибудь, даст Бог (Иншалла), этот текст будет полностью написан и опубликован…

«Ксанту» я написал заново уже во время Перестройки, но она у меня до сих пор не перепечатана и не опубликована в Сети…


Фрейд и психоанализ. Достоевский и Кафка. Ницше. Карлейль

Зигмунд Фрейд — это до сих пор не понятый и не оценённый гений, и который лишь прикоснулся к пониманию того, что сексуальное — это натальное, что половое — это родовое, и что это — Космическое Начало…

Своё «откровение бессознательного» («пробуждение бессознательного», «раскрытие бессознательного»), которое потрясло меня как чудо, и связанное для меня тогда, в 1973 году, с Фрейдом, я подробно описал ещё в своей «Исповеди перед инфарктом»…

Здесь добавлю, что после Фрейда меня особенно заинтересовал его любимый ученик Отто Ранк с его «травмой рождения», которая, по его теории, определяет всю дальнейшую психическую жизнь каждого человека. Интересен был и Альфред Адлер с его «комплексом неполноценности» (именно он ввёл это понятие в науку). Затем, конечно, и Карл Юнг, копнувший в человека уже гораздо глубже, с его «архетипами» и «коллективным бессознательным»...

Позднее меня не мог не заинтересовать Эрих Фромм, наиболее яркая фигура из всех неомарксистов, неофрейдистов и фрейдо-марксистов («Бегство от свободы», «Иметь или быть?», «Искусство любить», «Дзен-буддизм и психоанализ»), также и другие неофрейдисты и фрейдо-марксисты (Вильгельм Райх с его теорией «оргона», Альтюссер, Жижек, вся Франкфуртская школа)…

Затем уже были — Станислав Гроф и «трансперсональная психология»…

…

Да, меня тянуло «вправо»… Как это раньше пережили — Бердяев, Булгаков и ещё многие другие из их компании, бывшие марксисты и социал-демократы… Как все, кто участвовал в скандально знаменитом сборнике «Вехи» (1909)… Как многие, которых потом стали называть «богоискатели» и «богостроители»…

Усиленно читал в тот год Достоевского (принципиально — только в дореволюционных изданиях), открыл для себя Кафку, Ницше, Ибсена, Гауптмана, Уолта Уитмена, японскую поэзию, и философию экзистенциализма (Кьеркегор, Сартр, Камю, Габриэль Марсель)…

Фёдор Михайлович Достоевский (1821 — 1881) — меня действительно перевернул; я им просто болел (я ли один!)… Он был для меня — прямым путём и к самому прочтению, и к пониманию Евангелия и христианства, к пониманию Христа, Бога и религии в целом, но равно — и к пониманию человека и человеческой души, в её самых непростых, и часто очень страшных глубинах…

Как я хотел после настоящего откровения для себя Достоевского — поговорить с Таней Валышковой, извиниться перед ней за все свои глупости и гадости, рассказать, как много я понял, насколько иначе надо относиться к людям и к жизни… Хотя поняла бы она меня?.. Я сам — ещё только-только что-то тогда приоткрыл для себя в понимании реальности как таковой…

Но это было — уже где-то осенью, где-то после сентября…

И Достоевским меня по-настоящему «шарахнуло» — уже после моего не состоявшегося «романа» с другой девушкой…

После Кафки — я написал совершенно жуткий и кошмарный сюрреалистический рассказ «Красная шапочка», про садиста, который в подвале убивает ножом маленького мальчика в красной шапочке. Слава Богу, я не стал его печатать… Просто после Кафки я почувствовал, что можно писать и такие — совершенно невозможные вещи…

Очень стал интересоваться живописью в этот год, покупать редкие у нас альбомы репродукций. Особенно заинтересовал сюрреализм — именно своим демонстративным и радикальным абсурдом, грубой ломкой всех стереотипов восприятия реальности…

Ломка шла во мне самом. Назревало моё разочарование и в марксизме, и в материализме, и во всех моих революционных ожиданиях…

Всё больше разочаровывался и в какой-либо революционности нашего рабочего класса, да и не только его, и в нашем советском народе в целом… Всё больше тянуло от коллективизма — к индивидуализму…

Здесь помог и Ницше со своим «сверхчеловеком»… Его главную книгу «Так говорил Заратустра» я приобрёл в одном из букинистических магазинов — на немецком языке, дореволюционное издание, и пытался переводить её со словарём…

Всё больше думал о том, насколько велика должна быть роль личности в истории…

Очень мне понравилась работа Томаса Карлейля «Герои, почитание героев и героическое в истории» (1841), особенно его глава про Магомета… О миссии и судьбе пророков — и вообще великих людей — задумался всерьёз…

Какое-то у меня уже было особое предчувствие — о своей собственной судьбе…

Да и о своей собственной идентичности, о своей собственной миссии я задумывался всё больше: если это уже далеко не классический революционер-народник — то какова она в этом мире?.. Моя миссия, моё предназначение, моё призвание?..

Именно Карлейлю принадлежит знаменитое высказывание:

«Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи»…


Я — гений?

Отто Вейнингер «Пол и характер» (1902). Скандально известный автор и скандально известная книга. Это был талантливый философ и психолог, который покончил с собой в 23 года, в 1903-м году, в Вене, в доме, где в 1827 году умер Бетховен…

Помню, я нашёл эту книгу в букинистическом магазине на Литейном, куда зашёл в свой, довольно-таки, «безразмерный» обеденный перерыв, дореволюционное издание, и стоила она довольно дорого. Денег у меня не хватало. Я попросил продавщицу отложить для меня эту книгу — и побежал в свою Публичку доставать деньги. Мне помог Витя Кабанов и ещё кто-то. И я побежал назад на Литейный за книгой…

Помню, это было где-то в конце зимы или в начале весны, и мне дали отпуск. Я никуда не поехал — а засел дома за чтение книг. И помню, какое огромное впечатление на меня произвела книга Вейнингера…

Помимо рассуждений на тему сексологии, где он высказывается о женщинах, как о существах глубоко не полноценных, и крайне опасных для мужчин, и помимо мыслей по еврейскому вопросу (тоже весьма не комплиментарных), у него оказалась масса интереснейших идей о природе гениальности, об универсальности гения…

И вот читаю я у него про то, что такое гений, гениальность и гениальный