Сорвиголова

— Катись-ка ты отсюда! — кричала безволосая женщина.
Волосы у неё были, но тот пучок, что остался, лихо склеился на лбу и представлял собой потемневшее место на розовом лице. И возмутилась она на замечание мальчика, метившего, вместе с отцом, разумеется, сесть ей на шею, притворяясь мужем и пасынком.
— Тёть Даша, а где твои волосы? — спросил Егорка и прыснул от смеха.
Это была наглость, которую женщина в её летах не прощала. Благо бы, мал был, а то на десять лет старше её второго внука, двух лет отроду.

О сватовстве не могло быть и речи и отец мальчика призадумался: «А так ли много им вдвоём надо, если на такие муки идти его подрастающему сыну? Всего-то два года прошло, как ушла к другому его мать, помнит ещё и не хочет видеть над собой другую женщину с правом матери. Волосы, конечно, и он, в конце концов, заметил, но смеяться не стал: мало ли бывает у людей? А то, что кричать на его ребёнка стала, этого он не принимал. Что бы она сказала на его такой же вопрос, если бы спросил?»

Дарья копалась в огороде, потом пошла полоскать бельё, вечером уже к нему заглянула.
— Ты вот что, Дмитрий, ко мне не ходи, не пойду я за тебя, — махнула рукой, мол, нечего объяснять.
— Я уж сам подумал, на что мы тебе с Егором?
Но она слушать не стала, одёрнула платье: оно всё время норовило собраться в гармошку на талии, поправила платок, который не хотел держаться на голове, и отправилась через проулок к себе домой. Там её ждут двое внуков со своими родителями, гостили в отпуске, и старенький дед, который достался ей в наследство от покойного мужа: не бросать же старого человека, когда из родственников только она осталась. Дочь от первого мужа и внуки от неё, а второй муж подарил только дублёнку из козла, да деда лет за сто. И благо бы, свой был, а то и родственной связи ни с кем не имел: как он устроился так — никто не понимал.
А было вот что. После войны семья второго мужа приехала в деревню: там можно картошку копать, своё выращивать — голодное время было. Свободных домов не было, а тут приютили. Семья большая, места не много, но жили дружно, не обижая никого. Один за другим хозяева умирали, а Иван Никифоров остался, живёхонек. Дом обветшал, надо строить новую избу, подростки помогли, взрослые построили. Дед жил в старом доме, пока тот не развалился, а потом взяли его к себе, по-людски, что бы было. Все из семьи кто умер, кто уехал, а младшему жениться время пришло: привёз жену с ребёнком из города — хорошую, работящую. Жить бы не тужить, да заболел, слёг и вскорости умер. А Дарья одна, с ребёнком и дедом, двадцать лет живёт. Дочку замуж выдала, внуки появились, к бабуле везут свежего молочка попить, а там и от забот себя избавить, думают. Хотела себе счастье на старости лет составить, да какое там! Вот хоть бы и Дмитрий: справный мужик, попивает, а дело разумеет. Сын у него, в кого только? Сорви голова — так и зовут все в деревне. Пришёл бы: «Тёть, как это называется?» — спросить. А он пнёт, отросток поломается, тогда и спросит:
— А что это было?
— Как что? Яблонька была бы, а ты зачем пинал-то?
И всё из рук валится у него: отца кипятком ошпарил, чайник не сумел как следует поставить, швырнул на стол и готово дело! А отцу что? Не налюбуется на своего ребёнка. Матери нет — всё от этого. В школу пойдёт — там плакать будут, отцову породу поминать: весь в деда пошёл. Тот на славу потрудился, что только не ломал: от трактора до элеватора — до сих пор вспоминают, как всем селом тушили. Дмитрию и крохи от «талантов» отца не осталось: всё внуку передалось. Так что и жена сбежала и семейную жизнь не устроить теперь.

Придя домой, Дарья разложила на столе карты. Не часто она гадала, но кое-что получалось. И сейчас она увидела связь с собой и Дмитрием. «Карты не врут», — подумала она и взялась раскладывать снова. Зашаркал дед.
— Поздно уже, иди спать, Дарьюша. Что, игру затеяла? — прищурился.
— Да, отказала я Дмитрию, а вот карта ложится — свой он.
— Свой, — вздохнул дед, — он и мне свой был когда-то, его отцу отцом буду, Дмитрию дедом прихожусь — во как! А что не ужились: кто с ним уживётся? Через поколение — вот этот мальчонка, правнуком мне будет. А такой, как Егорка, ещё не скоро: внука пусть ждёт.
Долго рассказывал дед про свою жизнь и как раньше было, а закончил словами:
— Будто подмешал кто-то зелье, пьют по очереди, меня миновало, а сыну моему, да теперь Егорке, досталось.
Сложила карты Дарья, положила под подушку.
— Ладно, дедушка, спать, завтра ещё посмотрю, коли сорвиголова не он, то с Егором сладим. Внуков только не впущу, пусть с родителями приезжают, а то смотри тут за всеми.

Через два месяца сошлись с Дмитрием. Сразу утонуло ведро в колодце (само сорвалось, так получилось), грядки козы потоптали (калитку не закрыли, бывает) и рухнул чердак на сеновале (вовремя доски не сменили, а надо было менять).
— Вырастет, — успокоил Дмитрий жену.