Может быть прошла целая вечность, прежде чем он очнулся. Мир уже иной, и он другой. Чтобы быть самим собой и нужно Я в качестве синхронизатора.
Кто возвращается в мир? Тот, у кого появилось или установилось сознание мира, мировое сознание в момент смерти. Для возвращения из небытия в бытие необходимо сознание самого себя в момент смерти. Это вроде того, как ты помнишь себя во сне. И не важно, где ты пробудился, в каком мире оказался. Важно то, чтобы есть в бытии. Смерть есть момент перехода не с одного места мира на другое, а из одного мира в другой. Миров бесконечно много. И ты в жизни находишься в одном из них. Смерть нарушает принцип их параллельности, и они пересекаются, переводя тебя из одного мира в другой.
Главное: остаться самим собой в бытии после такого драматического, травматического, а порой и трагического пересечения. Событие пересечения миров для человеческого Я является травмой. Человек забывает себя, вытесняет самого себя из себя, если его Я срослось с прежним миром. Трагедия бывает тогда, когда Я полностью стирается. Жаль того, кто не возродиться, не воскреснет. Чтобы не жалеть, следует как можно чаще быть в сознании Я, чтобы смерть не застало тебя врасплох, когда ты не был в сознании самого себя. Для чего и нужно заниматься медитацией. Многие же восточные софисты, которых недоумки считают мудрецами, занимаются медитацией, чтобы на время раздумать думать, стереть свое Я, забыть себя, забыться, умереть при жизни. Понять их можно. Трудно удержаться в сознании Я. Это дается с большим трудом, с усилием. Для многих быть самим собой есть акт насилия, который причиняет им страдание. Я даже подозреваю, что люди думают только тогда, когда это важно для выживания, потому что сознание самих себя вызывает в них смертельный страх. Вот они и пытаются расслабиться, забыть себя. Вероятно, многие люди ассоциируют Я со смертью.
Не зря же Хайдеггер истолковывал смысл бытия в качестве бытия к смерти. Он, как и многие другие недоумки, отождествлял Я с конечностью сущего. В его и ему подобных представлении Я находится на конце иглы смерти, которым она жалит жизнь. Это извращенное представление экзистенциалистов-аутистов (аутист находится не у себя на уме, а в себе не для себя, так сказать, "ни себе, ни людям", ввиду травмы Я; Я и есть имя его травмы, он боится его и впадает в беспамятство чревовещателя, шептуна и послуха гула бытия, шума языка). Недаром Хайдеггер был пассивный фашист, то есть, садист по отношению к самому себе или мазохист.
Нет, Я не конечно, оно бесконечно, беспредельно и есть то, что есть. Оно есть и есть бытие. Только не надо быть оппортунистом и отказываться от своего первородства Я ради чечевичной похлебки жалкого и сомнительного человеческого счастья.
Не пойму я никак писателей и моего автора, и даже вас, читателей. Все вы, люди, есть существа слова или дела. Для меня между ними нет никакой разницы. И понимаете вы мысли, как слова. Вы нуждаетесь в словах, а не в мыслях, чтобы общаться, жить коллективом, обществом. Ваше общество носит животный характер и не стало еще человеком. Как только ваше общество станет человечным, обществом-человеком (пока оно работает как живой организм по правилам, законам естественного отбора или конкуренции людей-капиталов), так в нем появятся условия для того, чтобы человек не только в массе, но уже и из массы стал человеком. Наступит уже не социализм, а гуманизм. Это будет не душное, угнетенное общество, а общество душевных людей. Только тогда у вас появится возможность становления уже разумным, мыслящим существом в массе, а потом и из массы. У вас, у людей, дорогие читатели, все делается через одно, я надеюсь, всем вам известное место. Это место – ваш коллектив. Ока последнее существо из людей не станет, наконец, человеком, я не дождусь к себе человеческого отношения.
Взять того же автора, кому я обязан честью говорить с вами. Что стоит за его словами? Чувства, желания, фантазии. Но где мысли? Мне ближе и понятнее мыслители. У них тоже чувства, но осмысленные, а не только высказанные и записанные, как это бывает сплошь и рядом у писателей. В лучшем случае это прочувствованные мысли. Конечно, многого стоит прожить мысль. В этом нет равных людям. Легче уловить идею в сеть понятия. Тяжелее отпустить мысль на волю, где она будет предоставлена себе, а ты, если проявишь должное терпение и внимание в медиации, то узришь ее замысловатую игру, так что дух перехватит. Так и я ныне отправляюсь в путь, в путешествие по вехам вглубь истории. Первой вехой истории моего становления мыслью явилась эпоха «короля-солнца». Но это уже другая история. Как мне не грустно расставаться с вами, современный читатель, но идея зовет меня осмыслить мое появление на свет в далеком семнадцатом веке. Для этого мне необходимо вернуться туда. Для этого я должен заснуть в этом веке, чтобы проснуться в том. Надеюсь, мой автор напишет об этом новый роман. Современная драма мысли в моем исполнении на этом заканчивается и занавес за мой опускается, предоставляя мне счастливую возможность проснуться от настоящего, попав во сне в идиллическое прошлое. Это будет сон мысли, как продолжение ее яви.
.
