дальше.
А Май Круглов вместе с полковником Рафаилем уже начали утренний обход любимого посёлка. Им было хорошо здесь жить, тихо и уютно со своими семьями – а что ещё человеку надо для счастья?
За последний год после пережитого народного восстания посёлок угомонился, стал спокоен и светел душой. Наверное, каждому большому городку, как и приболевшему человеку, нужно время от времени делать кровопускание – для того, чтобы избавить его от излишней злобы и ярости, зависти, лицемерия, лжи. выплёскивая всё из себя в рукопашных схватках между озверевшими и ненавидящими людьми, мир очищает своё загноившееся нутро, едва не погибнув от гангрены невысказанных отношений, от дьявольской затаённости подлых козней, интриг, провокаций.
Май как раз сейчас думал об этом.
- Полковник, а вы замечали, что чем больше мы таим в себе наши искренние мысли и чувства – о любви и дружбе, о красоте и свободе – тем больше они подтухают внутри нашего сердца как завёрнутое в целлофан прежде свежее мясо? Им бы, этим мясом, этими чувствами, надо поделиться с добрыми людьми – а мы прячемся, ховаемся у себя в душевном холодильнике, и в конце срока годности всё наше сердечное благо превращается в перегнивший вонючий фарш.
- Я вам расскажу одну историю, Май. Которая останется между нами. – Полковник надвинул папаху на лоб, словно бы пряча стыдливые глаза. И голос его присмирел: из гортанного горного ручья превратился в степной, травянистый, без камушков. – Много лет назад, когда я был молод, уже женат, и с детьми, мне вдруг стало скучно, обыденно – и я решил привести в свой дом вторую жену. Моя жена Раиля даже поддержала такое хотение: сказала, что ей станет легче, и спокойнее за дом, за детей. А ночью я вышел во двор нашего дома, чтобы успокоить чем-то встревоженного огромного пса… Но это был не он – так жестоко, тягуче, и смертно как плакальщица на похоронах, выла у поленницы с дровами моя жена Раиля. – Рафаиль взглянул на капитана, и тот узрел слёзы в глазах сурового кавказского мужика. – Понимаете, Май – если бы я не услышал её, не вышел на улицу, или просто спал крепко, то так бы и женился на какой-нибудь молоденькой дурочке, не узнав об ужасной боли моей Раили… - Он вытер кулаком под глазами. – Всегда говорите о чувствах, даже если боитесь прослыть слабаком.
- Хорошо. Я постараюсь, - твёрдо не обещая, пообещал Май Круглов.
И мужики разошлись по поселковым дворам.
Капитан поспешил к своему щедрому любимцу Богатушу, а полковник степенно направился к жадному Борьке-хозяйчику. Нужно было предупредить всех богатеньких карабасов этого посёлка о появлении в их краях областного буратинистого воришки.
Богатуша дома не оказалось. Уехал в город по торговым делам – сказала Маю пухленькая круглолицая жена. В её ногах по зелёненькой травке ползал такой же румяный бутуз в уже грязноватых штанишках.
- Скажите, товарищ капитан – а это очень срочно? – заволновалась трепетная жёнка. После того как в прошлом году её муж отдал целую золотую кубышку, на строительство детского цирка в посёлке, она каждодневно ждала от него новых сюрпризов и фокусов.
Май, который легко собирался поведать ей о появлении городского воришки, тут же смекнул: - эээ, миленькая, нетушки. Лучше я промолчу, а то ты себя изведёшь мыслями о деньгах. – Жадноватая девка, не в мужа породой.
И ветрено наболтав ей о милицейской профилактике семейных неурядиц, ссор и преступлений – тихо ушёл, почти по-английски.
В это же время полковник Рафаиль стоял во дворе богатого Борьки-хозяйчика. Вокруг дома кованая ограда без просвета для чужих завистливых глаз; на стрёме два злобных пса-добермана с красными узенькими глазёнками; перед ним сам заспанный Борька в парчовом халате и с кожаной плетью в руке.
- А что, гражданин товарищ полковник, выпьешь со мной по стопарику?
Хозяин не просто походил на старинного русского купца с позолоченных картин Эрмитажа – но и нарошно старался выглядеть царским бизнесменом. По всему двору, там и сям, безо всякого ранжира и вкуса стояли здоровые мраморные, бронзовые, и гипсовые статуи кого попало. Кошки с собаками, атланты с кариатидами, русалки, вакханки, купидоны – словно бы весь древний мир попытался вместиться в этот Вавилонский дворик. А поверх всего, прямо на фасаде трёхэтажного дома, висела мозаика – на которой Борька бахвалится в собольей шубе и шапке, а его жена принаряжена в серебристый песец.
Ну, писец – подумал полковник Рафаиль, едва не перекрестившись по-мусульмански. Он был здесь впервые – и вот по какому делу.
- Гражданин хороший. Я к вам по необычному дельцу. Возможно, вы удивитесь приходу почти незнакомого мужчины в столь ранний час. – Эти слова полковник услышал в одном ужасно интересном фильме. Они ему очень понравились по-русски, и теперь он употреблял их ко всякому подходящему месту, но с кавказским акцентом.
Борис в самом деле удивился, и даже округлил полусонные глаза:
- Во как! Вы ко мне с уважением. А я ожидал наручников и допроса. Май Круглов меня недолюбливает.
- Вы ошибаетесь. Капитан Май ровен ко всем. Для него президент, патриарх, или дворник, одинаково весомые люди. И вот в знак своего высочайшего к вам благоволения – он предупреждает о появлении в нашем посёлке одного ужасно хитрого вора. Он крадётся как рысь по снегам, он грызёт домовые замки словно хорь куриные головы – и улетает в небеса горным орлом. Об этом сообщила нам область. Опасайтесь его. –
Полковник Рафаиль развернулся – крууу-гом! – и несмотря на все расспросы испуганного Борьки, строевым шагом вышел за ворота, высоко вытягивая носки своих хромовых кавказских сапожков.
Пусть Борис потрясётся от страха – так ему и надо, жадобе.
А небо уже заволакивало тёмными тучами.
Чёрт шёл быстро, грякая ботинками по асфальту, и сжимая в кулаке маленький перочинный нож. Он понимал, что от грозы ему никак не отбиться; но всё-таки лёгкий острый выкидок придавал ему уверенности перед боем.
Гроза настигала: она хлопала поначалу детскими новогодними пищалками, от которых ни грома, ни молний – а так, развлеченье. Но потом забабахали петарды, как будто небеса загрозились – стоять и не двигаться! - и казалось, что уже самые молнии выбиваются из-под ботинок, рикошетя свеченьем на небе.
В чёрных кустах на обочине заверещал как младенец перепуганный заяц, прибитый ударом к земле; а когда он немного отошёл от контузии и распрямил свои тряпошные уши, то бросился ползком к человеческим смелым и бодрым ногам – потому что все животные ищут спасенья у сильного.
Тут сам Чёрт воспрял угасающим духом, подбросил в сердечную топку дровец, и укрыл бедного зайчишку за пазухой.
А за ним прибежала лиса, рыжие рвя на себе волоса – спаси сохрани, я тебе пригожусь, - и полезла в рюкзак. Следом волк с обезумевшей пастью, три ежа, два бельчонка, барсук и косуля.
Чёрт всех собрал под себя как защитник природы: а молнии хлещут то справа, то слева, то прямо над главой норовя. Страшно, и боязно вусмерть: но он вспомнил, какой на себе целый мир потащил, со зверятами. И помстилось ему, что он святой богатырь: и громы-молнии с ужасом всем - это мелкое испытание для его мощной силы.
А совсем недалеко от посёлка бог ему и чужую бабульку сплакнул, будто слёзку из облака. Стоит она, заблудшая, да хлюпает носом возле маленького деревца, обняв его своими невесомыми ручками. И даже не услышала Чёрта за спиной, заглушая все лесные звуки своими безотрадными рыданьями, словно в един миг вдруг потеряла дорогу настоящего, сойдя чистыми галошками на грязную узенькую тропинку дремучего параллельного мира.
Бабулька висела на сосёнке как старый коричневый плащ, уткнувшийся носом в кору: боясь, и представляя за спиной всяких гномов, лешаков да медведей. В лесу было сыро и сумрачно; северо-западный ветер по прозвищу нордик на арфах сосновых крон уже играл отпевание и забвение всем потерянным да заблудшим.
Старушонка с превеликой радостью пошла за Чёртом как за светочем во вселенской тьме: тихонько ещё подвывая - но уже избавительно, искупительно, как старая грешница, выпущенная бесами из котла, хоть и со шрамами но живая.
- спасибо сыночек, уууу!.. лесной проезд двенадцать, лесной проезд двенадцать, лесной проезд… - заклинала она его на незабытье; и держалась за мужицкую руку как кукла своей неживой ручонкой, как ослик Иа за верёвочку Винни-пуха. Сзади семенили её в вязаных чулочках сухонькие ножки - словно бы сами по себе, будто она их выковырнула себе из ствола той сосёнки, когда срослась с ней, думая что теперь уж навечно.
Но на полпути их уже ждали – к ним бежали навстречу её взволнованные родичи. Бабулька плакала от счастия, что нужна им, любима; а Чёрт радовался, прежде до ужаса боясь, что они её, старую, в самом деле выбросили на муки, как на свалку старьё.
Грозы не бывают особенно длительными – и эта закончилась быстро. Ну попугала конечно, прогромыхала; зато после дождя на земле и в небесах бодяжит такой запах освежающего озона, что может сбить неловкого человека с ног безо всякой самогонки.
Май подъехал на уазике к церкви, где его ждал полковник Рафаиль. Он так тихо подкрался к тому со спины, что едва не ткнул бампером под зад. Умелый водила – сказал бы о нём мастер автогонок.
- Задумались, Рафаиль? Размечтались о любви? – усмехнулся Май на довольное личико своего дружка.
- Замечательный воздух, - вздохнул старый служака. – У нас так в горах пахнет, когда под весну снег сходит лавинами. Как будто там, в глубинах земли, просыпается от спячки зимующая природа, и начинает кряхтеть да попукивать.
- Чувствуете, полковник, как со свинарника бздом потянуло? Иной горожанин свой нос от навоза воротит, а для меня он сладок как подмышки моей любимой жены.
Рафаиль рассмеялся, немного смущённо. Другому он мог бы и попенять за интимные шутки: его коробили неприличные открытости и любовная похвальба местных мужиков. Но в устах Мая Круглова даже матерщина звучала детской музыкой.
Сели в машину – и по газам.
- Полковник, у меня сегодня пятый прыжок, почти юбилей. – Май, через чистое лобовое, смотрел в небеса как ребёнок, и едва не хлопал в ладоши.
- Капитан, миленький – следите, пожалуйста, за дорогой, и покрепче держите руль. – Рафаиль подпрыгивал на седушке, едва не набивая себе шишки об крышу – благо, на его голове была мягкая и толстая папаха.
- Не бойтесь, полковник. Как говорит мудрый дедушка Пимен: если я бессмертен – то и все окружающие рядом со мной.
Рафаиль хмыкнул, видно вспомнив что-то своё, кавказское – байки, здравия, тосты:
- Знаете, Май – когда мы с вами попадём на тот свет из-за лихачества, то сколько угодно можем объяснять аллаху, что у нас было преимущество на дороге и правота на нашей стороне. Вот тогда вы наяву услышите как всевышний хохочет над дурнями.
Капитан посмотрел на серьёзное лицо своего почтенного дружка, и с улыбкой сбавил ход. Ему не хотелось делать больновато душе Рафаиля.
А на аэродром они и так успевали вовремя.
- Добрый день. Здравствуйте,.. – поприветствовал их ожидающий на лётном поле Серафим. Он уже стоял, приодетый в парашютиста, рядом с кукурузником – вокруг которого были разложены белые купола.
- А где же твоя
