оставшуюся жизнь! Прошу тебя стань моей женой!
Она растерянно посмотрела на прохожих, некоторые из которых стали останавливаться и рассматривать необычную сцену, покрылась ярким румянцем и произнесла:
- Андрей, встань, не позорься перед людьми! Ну, пожалуйста, встань!
- Не встану, сначала ответь.
Она зарделась еще больше и шепотом произнесла — Да.
- Не слышу!
- Да, да, да. Я буду твоей женой. Почти закричала она.
Я вскочил с колен и, под громкие аплодисменты прохожих, заключил Наташу в объятия.
А через неделю, в воскресенье, я повел Наташу знакомиться с моей мамой. Она, заранее предупрежденная о нашем приходе, накрыла праздничный стол и сразу пригласила нас к нему. За обедом шел ничего не значащий разговор, но вот потом мама с Наташей ушли на кухню, якобы готовить чай, при этом мне было приказано сидеть в комнате и не мешать им.
О чем они минут двадцать шептались на кухне я не знаю, но когда я, проводив Наташу, вернулся домой, мама усадила меня напротив себя и сказала:
- Сынок, где ты нашел эту чудесную девушку и как она согласилась выйти за муж за такого обормота, как ты? Ты не представляешь — как тебе повезло, я вообще не думала, что такие девушки еще существуют на свете. Менее чем за час общения я влюбилась в нее и если ты посмеешь когда-нибудь обидеть Наташу, то будешь иметь дело со мной.
- Мамуля, ты не представляешь насколько я люблю Наташу, а если бы представляла, то никогда не говорила, что я могу обидеть ее или, тем более, изменить ей. Только смерть одного из нас может нас разлучить.
Господи, зачем я тогда сказал эту фразу?
А уже в среду, после работы, меня вели представляться ее маме. Я так не волновался никогда в жизни, даже просить руку и сердце Наташи было менее страшно. Мы вошли в парадную ее дома и я вызвал лифт, но Наташа не стала его ждать и бегом стала подниматься по лестнице (потом я узнал, что незадолго до этого она просидела в этом застрявшем между этажами лифте более двух часов и страшно боялась повторения). А мне с травмированной ногой подниматься по лестнице совсем не хотелось.
Когда двери лифта открылись на третьем этаже, Наташа уже стояла на площадке и встретила меня поцелуем. Я удивился:
- Ну, ты и «быстроногая лань» и с этого момента это прозвище, так подходящее к ее глазам, навсегда прилипло к ней.
Знакомство с Клавдией Васильевной, тетей Клавой, прошло, в общем-то, нормально, по крайней мере, потом Наташа сказала, что я оставил благоприятное впечатление. А затем, уже в следующее воскресенье, в самом конце апреля, состоялось общее собрание наших семей, на котором решались все вопросы, связанные с предстоящей свадьбой. Я настаивал на женитьбе в ближайшее возможное время, но тут неожиданно резко против выступила Наташа:
- Не хочу выходить замуж в мае, ведь по поверью, если выйдешь замуж в мае - «всю жизнь маяться будешь».
Немного, для проформы, поспорив, я согласился на перенос свадебной церемонии и венчания на начало июня.
Как же мы были счастливы тогда, в начале мая! Нам казалось, что это ощущение радости останется с нами навсегда, на всю нашу длинную совместную жизнь. Мы забыли, что как говорил Франкл:
"У счастья нет завтрашнего дня, у него нет и вчерашнего, оно не помнит прошедшего, не думает о будущем, у него есть настоящее — и то не день, а мгновение".
Счастье подобно бабочке. Чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает.
Первые признаки ускользающего счастья я начал замечать ближе к середине месяца. Наташа стала какой-то задумчивой, начала часто жаловаться на головные боли и постоянную усталость. Я уговаривал ее сходить к врачу, но она отшучивалась, говоря, что это предсвадебный мандраж и все пройдет как только поженимся. Но окончательно меня убедило в серьезности положения одно происшествие. Мы в очередной раз собрались посетить тетю Клаву и, как обычно, Наташа не поехала со мной на лифте, а побежала вверх по лестнице. Но когда двери лифта открылись, на третьем этаже, на площадке Наташи не оказалось. Не появилась она и через минуту, и тогда я сам побежал вниз ей на встречу. Она стояла на лестнице поднявшись всего на пару ступенек выше второго этажа, задыхающаяся, вся покрытая холодным потом. Я вызвал лифт на второй этаж, поднялся с ней на третий и помог войти в квартиру. Тут, совместными усилиями меня и ее мамы, мы уговорили Наташу в необходимости посещения врача.
Я позвонил своему школьному приятелю, у которого отец работал ведущим специалистом в одной из центральных больниц города и на следующий день, рано утром, мы были у него на приеме. Встретил он нас своими обычными шуточками:
- Ну что, молодежь, неужели с Вами может что-то случиться такое, что вам понадобился такой старый ворчун, как я?
Но едва взглянув на Наташу, он стал сразу заметно серьезней, и уже это напугало меня, так как я знал, что серьезным он может быть только в исключительно сложных случаях. Он долго расспрашивал Наташу о ее состоянии, потом позвонил в лабораторию и попросил срочно взять у пациентки все анализы, а результаты сразу принести ему. А когда пришедшая сестра увела Наташу в лабораторию, он обратился ко мне:
- Андрей, я не хочу тебя пугать, может быть, я и не прав, но мне кажется, что твоя невеста очень серьезно больна и может быть ей понадобится срочная госпитализация.
- Что с ней?
- Подожди, давай дождемся результата анализов, а вдруг я все же не прав.
Минут через двадцать вернулась Наташа и мы довольно долго, где-то более часа, просидели на диванчике в кабинете врача, ожидая результатов обследования. Наконец пришла сестра и молча, положила на стол врача толстую пачку анализов. Он так же молча просмотрел их, а потом поднял глаза на нас, в его взгляде ясно читалось сожаление от увиденного.
- Вот что, молодежь, я сейчас созвонюсь со своим приятелем, профессором, работающим в центре на Березовой аллее, и сам, на своей машине, отвезу Вас к нему. А пока посидите в коридоре. Выходя последним из его кабинета, я обернулся и спросил:
- А что за центр на Березовой?
- Онкологический.
А там, на Березовой аллее, вновь у Наташи брали все анализы, вновь мы долго сидели в коридоре у кабинета врача ожидая их результатов и теперь уже другой врач смотрел на нас с сожалением и сочувствием.
- К сожалению, анализы подтвердили, что у вас острая форма лейкемии и вам необходима срочная госпитализация. А потом, увидев мое полное ужаса лицо, поспешно добавил:
- Но вы не очень расстраивайтесь, сейчас такие формы лейкемии более чем в восьмидесяти процентах случаев полностью излечимы. Давайте завтра к восьми часам утра приезжайте в клинику на Песочной, где я буду ждать Вас в приемном покое.
На следующее утро мы вместе с тетей Клавой проводили Наташу до входа в помещение больницы. Я так и не простился с ней как следует, кто же знал, что я ее вижу в последний раз. А ведь я прекрасно помнил Кочеткова:
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
На то отделение больницы, в которое положили Наташу, посетителей не пускали, поэтому в течение первых двух недель она раз в сутки звонила по телефону, установленному на посту у сестры, мне и своей маме. Она храбрилась, рассказывала, что все хорошо, что скоро ей сделают пересадку костного мозга и она начнет поправляться. Но я, через знакомых врачей знал, что ничего хорошего нет, что циклы облучения, как и химиотерапия, практически ничего не дали и пересадка костного мозга осталась единственной надеждой.
Потом, когда в результате облучения перед пересадкой, иммунитет Наташи стал на нуле, ее поместили в изолированный бокс и связь с ней прервалась. Операцию сделали, но костный мозг не прижился. Это был конец.
Когда все кончилось, врач передал мне ее письмо, этот листочек, написанный корявыми, разбегающимися буквами и сейчас лежит передо мной.
«Андрюша, любимый! Пишу письмо в тот недолгий период времени, когда после введения обезболивающего боль уже почти прошла, а мозг еще не затуманен и может что-то соображать. Я знаю, что никогда больше не покину пределов этой палаты, что это мое последнее прибежище на этой земле. Родной мой, ты самое дорогое, что было со мной на этой планете, я помню каждый миг, проведённый вместе с тобой, и бережно храню его в своем сердце.
Я жалею только о том, что по своей глупости не согласилась выйти за тебя замуж, тогда в начале мая, и лишила нас почти полного месяца счастья. Прости меня за это, любимый. Ты говорил, что настолько сильно любишь меня, что не представляешь, что можешь быть счастливым, если я исчезну. Прошу тебя, солнышко мое, постарайся найти свое счастье и тогда я, глядя на тебя из того далека, куда я скоро уйду, буду счастлива вместе с тобой.
Андрюшенька, мне нечего завещать тебе кроме своей любви, прими ее и спрячь в самом отдаленном уголку души. И если тебе когда-нибудь будет очень плохо, вспомни о ней, выпусти ее из заточения и она, вырвавшись из плена, разгонит все тучи над тобой, защитит тебя и спасет от любых невзгод.
P.S.
У меня к тебе будут две просьбы. Во-первых, поддержи, хоть в первое время мою маму, ведь она полюбила тебя как родного сына. И самое главное, умоляю, не смотри на меня после моей смерти, на этот обтянутый желтой кожей скелет, в который я превратилась. Запомни меня такой, какой я была в парке Петродворца, когда ты, стоя на коленях, просил моей руки.
Прощай, любимый. Твоя «смертельно раненая лань»
Я выполнил обе ее просьбы.
Когда на отпевании в церкви все подходили прощаться с Наташей, я старался не смотреть на нее и стоял у гроба с закрытыми глазами полными слез.
Я никогда не забывал о тете Клаве и до самой ее смерти часто навещал ее. Она говорила:
- Андрюшенька, Бог отобрал у меня дочь, но, взамен дал мне сына.
К сожалению, она быстро угасла и через пять лет
Читала с комом в горле.