блистала.
Впрочем, Конан и сам радостью и почтением не проникся:
– Мардук тебя раздери! Уж не ты ли – Аттаху собственной персоной?
Тварь, походившая, правда, не на червя, как тому было бы положено, а на змею, просто гигантскую, ответила, хотя он этого и не ждал. Причём – тоже по зингарски:
– Нет. Я его слуга, змей Шшуфинэс.
– Э-э… Послушай, Шшуфинэс. – Конан подумал, что раз уж чёртова тварь понимает, и даже разговаривает с ним, может, удастся разойтись миром, – Не знаю, что ты собираешься делать со мной, но я на твои владения, Святилище Аттаху, и всё такое прочее, не посягаю. Мне всего лишь нужен вон тот старый кусок дерева, что хранится под алтарём!
– А мне неважно, смертный, для чего ты здесь. Но раз уж ты, непосвящённый, и не имеющий на это права – внутри охраняемого мной Святилища, и разбил Священную бритву Расхаса, разбудив меня, то будешь убит!
– Уж не тобой ли? – Конан не скрывал презрения в голосе. Метровое в диаметре длинное тело, всё ещё неторопливо поднимавшееся вертикально кверху из казавшегося бездонным колодца за алтарём его не испугало. Убивали и потолще! И подлиннее. Так что эффектное нарочито неторопливое появление, рассчитанное, вероятно, на трусов и слабаков, пропало даром.
– Мной. – чудище в комментарии вдаваться не стало, но кивнуло, моргнув.
– А это мы ещё посмотрим! – в соответствии с традициями, раз уж ему высказали конкретную угрозу, Конан не стал ничего больше ждать. Одним огромным прыжком он вскочил на столешницу-алтарь, и следующим прыжком взвился в воздух, рубанув что было сил с налету по шее, уже поднявшейся на добрых двенадцать футов над полом.
Толку от этого, к сожалению, не оказалось.
Меч, жалобно звенькнув, попросту отскочил от ромбовидных чешуек, которыми была покрыта с головы до хвоста мерзкая змеюка, и Конан только огромным напряжением сил удержал рукоятку в ладони. Приземлившись по другую сторону колодца, откуда, как ни в чём не бывало, продолжала струиться тварь, он мгновенно отскочил подальше. И вовремя! Поскольку Шшуфинэс тоже не ждал особого приглашения, и тут же метнул сверху свою мерзкую пасть на то место, куда только что приземлялся киммериец. Треск от удара челюстей по каменным плитам буквально ударил по ушам, но Конан опять не стал ничего больше ждать, а рубанул ещё раз – уже по опустившейся к земле голове, метясь в глазницы.
К сожалению, с тем же результатом.
Змей, снова вскинув голову повыше, хитро прищурился:
– А ты шустрый. И коварный. Тебя приятно будет прикончить.
– Полегче на поворотах, скотина бронированная! Ещё неизвестно, кто кого прикончит! – Конан боковым зрением проверил, где находится ближайшая яма-ловушка, и вдруг… Со всех ног кинулся прочь от монстра – по тропинке, проложенной ещё несчастной Лидией!
Тварь, такой подлости явно не ожидавшая, на доли секунды словно растерялась. Но затем, громыхая по камням пола бронированными чешуйками, и сметая остатки брёвен и досок на пути, ринулась за ним, уже не пытаясь нарочито замедлять свои движения.
Чешуйки скребли о пол с таким металлическим звуком, словно и правда состояли из броневой стали, и по полу кто-то огромный и свирепый протаскивает гигантскую кольчугу, или связку цепей! Конан на бегу похвалил себя: а хорошо, что он выманил монстра из его подземного укрытия. На ярком солнце тому наверняка не столь хорошо будет видно противника, как в привычном полумраке!
Добежав до портала, варвар оглянулся.
Змей никуда, вроде, не торопился, но его движения были обманчиво неторопливы: на самом деле он отстал от человека, бежавшего во всю силу своих могучих длинных ног, всего на десяток шагов! Зато Конан смог по достоинству оценить реальные размеры чудища: туловище тянулось и тянулось, извиваясь, и повторяя его маршрут, на добрых двести футов! Или даже больше – часть длины скрадывали изгибы, с помощью которых монстр придавал своему телу движение.
Плохо дело. Туловище Шшуфинэса действительно оказалось всё покрыто мощной чешуёй. Следовательно, попытки перерубить его окажутся обречены на провал – это вам не морской Страж, который должен плавать в воде. А тут, на земле, можно позволить себе и такие бронебойные наросты на коже – тяжёлые, зато чертовски прочные! Впрочем, вряд ли служитель Ффаскара делился опытом со служителем Аттаху, или наоборот… Но в Конановском случае толку от этой мысли – ноль!
Киммериец дождался, пока страшная рожа появится из портала двери, выбравшись наружу, и снова приподнявшись над землёй. Мерзкая ухмылка исказила пасть змея:
– Ну что, человечишка? Понял, что попа…
Именно на этом слове Конан рубанул что было сил по остаткам косяка. Балки рамы из ливанского кедра вывалились из проёма.
С грохотом сотни лавин верхняя часть портала обрушила свои камни на туловище змея. Однако никакого видимого эффекта это не дало: лёгким напряжением мышц тот чуть приподнял обрушившийся на него камнепад, и продолжил, хоть и не столь быстро, выползание.
Бэл его раздери! Если эта тварь выберется на оперативный простор, от неё будет не сбежать! Не говоря уж о том, что не перерубить!
Конан подскочил снова почти вплотную к уродливой морде, заорав:
– Я сожгу тебя!
В глазах твари промелькнуло вроде как удивление. Огромная пасть раскрылась:
– Откуда ты тут возьмёшь…
Договорить монстру Конан снова не дал – рубанул что было силы, и оба огромных клыка-зуба отлетели на десятки футов прочь, срубленные, словно деревца, острой сталью, почти под корень! Оказалась правильной, значит, мысль Конана о том, что изнутри чудище не может тоже быть столь же бронированным и неприступным! Значит…
С оглушительным киммерийским кличем он ринулся ко вновь открывшейся невольно в диком рёве пасти, и влетел туда головой вперёд!
Ядовитых клыков он теперь не опасался, и ринулся прямо дальше – в почти метровую, как он уже пару раз увидел, глотку чудища!
Голова монстра вдруг вскинулась к небесам, сделав задачу Конана гораздо легче: теперь, даже не помогая себе кинжалом, зажатым в левой руке, он словно по скользкому ледяному катку летел прямо в недра мерзкого нутра змея! Однако внезапно глотка сузилась, и Конан понял, что началось главное место чудовища: его поганые внутренности, положенные любому живому, а не магическому, существу: сердце, лёгкие, печень… И всё остальное!
С новым кличем, перешедшим в рёв, и остервенением отчаяния киммериец принялся в полной темноте прорубаться сквозь какие-то отвратительно скользкие и податливые внутренности, уже не ощущая, как монстр мечется и лупит телом по земле: похоже, завал из камней смог хоть как-то ограничить свободу движений твари, и облегчил задачу варвара! Мгновенно омерзительно вонючие и скользкие потоки, вылетавшие фонтанами из разрубленных Конаном петлей то ли кишок, то ли – лёгких, и других частей мерзкой утробы, мгновенно покрыли киммерийца с ног до головы! Но опасался он только одного: не выпустить бы ставшую скользкой рукоять меча из пальцев!
Туловище под ним и вокруг него внезапно заходило ходуном: настоящее землетрясение! Похоже, до монстра наконец дошла опасность нахождения человека с мечом – внутри его тела! (Собственно, такое до любого дошло бы!) Особенно, если такой противник вот-вот доберётся до сердца!..
Толчки и рывки становились всё сильней. Варвар подумал, что если б не эти самые, мягкие и податливые, внутренности змея, расплющило бы его о твёрдую кожу со стальной чешуёй… Или размазало по ней. Но продолжал отталкиваться кинжалом и мечом от утробы, упорно продвигаясь вперёд.
Но вот наконец он и пробрался к главной цели своей атаки: где-то там, впереди, мерно бухало и отдавалось могучими ударами во всей окружавшей его плоти, чудовищное сердце монстра! Конан не стал ждать, пока воочию увидит его: это всё равно было невозможно в душной кромешной тьме, царившей вокруг! Доверяя своему чутью и слуху, он направил могучий удар туда – прямо перед собой!
Словно на него низвергнулся могучий водопад: поток густой и липкой горячей крови захлестнул его с ног до головы!
Оглушительный предсмертный рёв агонизирующего Шшуфинэса больно ударил по ушам даже здесь – в утробе монстра. Варвар понимал, что если б стоял сейчас снаружи твари – точно бы лишился слуха!.. Его бросало и кидало – так не болтало даже «Вестрел» в штормовом море… Наконец рывки и толчки стали слабее.
Стих и рёв, и прекратились окончательно судороги могучих конвульсий. Верхняя часть туловища монстра стала проседать, грозя прижать Конана к дну, если можно его так назвать, утробы Шшуфинэса. Варвар, отплёвываясь, и протирая залитые густой и липкой кровью глаза, понял, что если не хочет остаться навсегда погребённым в теле своего грозного врага, самое время выбираться. Пока трупное окоченение не превратило бронированную утробу, и челюсти монстра в смертельный капкан, разрубить или разжать который окажутся не в силах даже его могучие мускулы…
Разворот в теле поверженного змея, и упорное продвижение к его пасти приятным воспоминанием назвать было ну никак нельзя. Ноги скользили в потоках крови и петлях кишок, жарко и душно было, как в печи, тьма стояла кромешная. Да и передвижение на четвереньках, а затем и ползком, к любимым занятиям киммерийца не относились. Выбравшись наружу через с трудом приподнятую спиной верхнюю челюсть, киммериец не мог не выругаться всласть. Осмотр собственного тела, впрочем, порадовал: кровь на нём имелась только – противника. Определить это было нетрудно, поскольку она оказалась тёмно-бардового цвета.
Но Конан всё равно долго отряхивал и оглаживал себя: отвратительная жёлтая слизь и кровь чудища действительно покрывали его с ног до головы, вызывая даже у него, закалённого омерзительнейшими зрелищами выпущенных кишок, и расколотых черепов самых разнообразных монстров, тошноту и брезгливость. Да уж, в таком виде к его Величеству Наместнику Ксулибии, деду Дорвонну, не пойдёшь. Нужно помыться.
Однако где помыться здесь, в голой степи, и даже вон там – в дремучей тайге?
А впрочем – верно, есть тут, в чаще, примерно в миле от опушки, небольшой ручеёк. По нему он и подходил сюда, пытаясь, как обычно, запутать следы.
Мылся Конан долго и тщательно. В ручей пришлось сесть, а затем и лечь. Ощущать, как восхитительно свежие прохладные струи смывают остатки мерзкой слизи и сгустки уже запекшейся крови змея, было восхитительно приятно – Конан подумал, что с этим, таким новым, ощущением, не сравнится даже удовольствие от выдержанного вина!
Голову Конан мыл особенно тщательно, понимая, что именно ей досталось больше всех, когда он ломился внутрь монстра. Его густые волосы упорно не желали отмываться, и пришлось использовать песок, выстилавший дно ручейка. Штаны пришлось тоже постирать. Что же до сапог… Они текли и раньше. Но теперь внутри хотя бы хлюпала не кровь и мерзкая жёлтая слизь. А только вода.
Сидя обнажённым на крыше землянки псов, приглядывая за Храмом, и ожидая, когда вечернее солнышко хоть чуть-чуть просушит развешенную по веткам крыши одежду, Конан вздыхал.
Не получится про свой самый «крутой» подвиг никому рассказать. Чем тут хвастаться? Тем, что пришлось, словно золотарю, или мяснику, возиться в нечистотах и потрохах мерзкой твари?!
С другой стороны, если б не его инстинкты,
